Опасные земли

Все вместе

Кирилл, тяжко дыша, поднялся, опираясь руками на скамейки для прихожан. Хороший удар в голову стряхнул с него боевую одурь, тот чудовищный укол адреналина, заставивший бежать, орать, стрелять и рубить без тени мысли и рассуждения. Но теперь антиквар смог оглядеться.

Из оружия – пистолет в модной тактической кобуре. Монстры заняты солдатами из прошлого, а откуда они еще могли появиться? Но вот у алтаря – беда. Человек с мечом повалил обоих инквизиторов. Тот человек, чья мощь, казалось, могла развалить каменный храм и стереть с лица мироздания весь город, один вид его вселял даже не ужас – он почти уничтожал сознание. Зачем ему оружие? Однако он скрестил его с чекистами и победил.

Два взмаха клинка.

Потом умрет он, антиквар.

Что-то подсказывало: смерть была бы не самым плохим финалом, его ждет нечто худшее, достаточно поглядеть на ходячих тварей.

«Неужто и я? – подумалось Кириллу. – Жадный хмырь Петухов, куда ты втравил однополчанина?»

Тень в доспехах почти добрался, добралась… черт знает, какой род верно использовать в данном случае. Добралось? Рыцарь вонзил клинок в Бецкого. Кажется, конец. Еще один удар и – все. Тень заносит меч, его меч, отнятый, как кукла у дошколенка. Теперь точно…

Рыцарь в стеганой куртке нацелил острие, перенес вес на левую ногу. Укол стремителен и точен – в шею, в горло. Меч в железной длани высокого рыцаря в доспехах падает на…

Антиквар зажмурился.

Но древний клинок с ужасающей силой вдарил по оружию Хозяина, почти вывернув его из рук. Эхом громового раската зазвучал голос:

– Филипп, нет!

Ровный открыл глаза. Два рыцаря стояли друг перед другом. В стороне, припав на колено, майор пытался рукой зажать рану.

– Филипп, нет!

– Филипп? Ты вспомнил? Странно. Не должен был.

– Я уплатил изрядную цену, Филипп, за то, чтобы вспомнить.

– Значит, старый наставник, ты больше не нужен. Привык к твоему виду, но что поделать. Умри.

– Нет, Филипп.

– Вот заладил! Нет и нет. Да! Ты умрешь, так или иначе. Ведь ты – моя Тень.

– Нет, – повторил рыцарь.

– Да! Я не Филипп, он давно мертв, я – Хозяин, а Тень… будет новая, здесь полно отличных тел. Старик привел двух отличных воинов, нам обоим пришлось повозиться. Выберу любого.

– Нет, Филипп, – голова в шлеме склонилась в знак согласия. – Это значит, я свободен от клятвы. Защищать мне больше некого, и служить мне больше некому.

– Ты больше не нужен, старый наставник.

Меч в руках Хозяина ожил. Ожил и меч Тени.

Клинки схлестнулись в смертельном соединении. Огромный полутораручный бастард, позубрив древнее лезвие, метнулся выше и рычагом на плоскость вышиб оружие из руки высокого рыцаря. Старый меч, сверкнув, отлетел в сторону.

Тень, стремительно шагнув, ухватила Хозяина за предплечье. Тот разжал левую, плененную руку, отведя бастард для последнего точного укола.

– Не пытайся исчезнуть во времени. Ведь я – все еще твоя часть, и я здесь, тебе не уйти, – пророкотал голос Тени.

– Зачем, Уго? Я победил, как и дˆолжно. Зачем исчезать, уходить?

И сбоку, откуда-то из-под ног, пришли слова.

– Вот зачем.

Бецкий ухватил рукоять древнего оружия, зачем-то изуродованного неуместным эфесом. И, как был, окровавленный, стоявший на коленях, прямо с колен прыгнул вперед. Сталь, выкованная в незапамятные времена, прошедшая войны и забвение на чьем-то хвастливом ковре, метнулась, вспорола воздух, рассекла стеганую куртку под кольчужным полотном, погружаясь дальше, и дальше, и дальше в тело рыцаря с лицом юноши и глазами тысячелетнего мертвеца.

Тот выронил меч, со звоном запрыгавший по полу, и медленно повернулся к инквизитору. Майор выпустил рукоять, оставив клинок погруженным в бок Хозяина до половины. Кровь, которой положено было высохнуть в пыль, а пыли обратиться молекулярным прахом сотни лет назад, густо полилась по полу, закрывая старинные стальные буквы, гласившие In nomen Domini.

Бецкий полез в задний карман, достал пачку сигарет, зажигалку и принялся закуривать. Хозяин покачнулся, но на лице его играла улыбка.

– Ничего не поменялось, воин. Тело – это просто тело. Одно или другое. Теперь – твое. Ты знаешь, что сейчас будет? Старик рассказал или, как обычно, самое интересное приберег?

Инквизитор затянулся и выпустил дым.

– Эт, братишка, не просто тело, ха-ха-ха! – смех прервал кашель. – Кхе-кхе, черт… Крепко ты меня проколол…

Эт, братишка не просто тело – это жизнь. Нет другой цены. Жизнь за жизнь.

– Правильно, – сказал рыцарь. – И твоя жизнь теперь принадлежит Тьме. Цена уплачена.

Рыцарь начал оседать, ноги его больше не держали. Кровь лилась все обильнее, а рана, кажется, начала дымиться.

– Надо же, старый меч работает по-прежнему, – и повторил: – Цена уплачена, воин.

– Еще нет, – ответил инквизитор.

Что-то менялось. Над Хозяином и вне его поднималось нечто. Нечто, не имевшее формы, сиявшее настоящей первородной Тьмой, которая была до света, до нашего мира. Нечто ничтожное, как точка в пространстве, и громадное, как город. Нечто, заставившее антиквара, немо следившего за схваткой, зажмуриться. Нечто настолько непредставимое и могучее, что даже живые мертвецы замерли, обернувшись навстречу явлению оно. Бой в храме и рык, стон, вой на площади затихли.

Слуги внимали пришествию подлинного облика Хозяина, бездны, слабой, расколотой на части, но все еще мощной достаточно, чтобы казаться временем, разрушителем миров, а может – быть им.

– Оно твое, а ты его, – сказал рыцарь, упав на колени.

– Не сегодня, – ответил майор, зажимая сигарету в зубах.

Руки его нашли гранату.

– Не вставай, Слава! – крикнул Бецкий. – Все ложитесь, на всякий. Курение убивает, ты в курсе? А еще вот это.

В змеящейся Тьме, которая покидала Хозяина, кувырнулся колпачок. Зашипел запал. Инквизитор, прижав немецкую колотушку к груди, упал на гранит, скорчившись, накрыв смертоносный подарок.

Грохнуло.

Тело майора подбросило на полметра. Заструился дым, смешав запах сгоревшей взрывчатки с запахом крови. Инквизитор умер.

– Нет! – шепнул, как будто закричал, рыцарь. – Нет!!!

– Нет! Нет, только не так! – закричал художник, успевший подняться из-за скамей.

– Слава! – Быхов с пола.

Лицо юноши подернулось серой пеленой, а глаза тысячелетнего мертвеца потухли. Рядом с инквизитором упокоился Хозяин.

Тьма, осиротевший ее осколок, принялась пульсировать, с каждым тактом становясь все меньше, пока, наконец, не превратилась в простую точку, которая не излучала более ничего, не рвала на части мироздание и не грозила расколоть саму душу каждого, кто осмелился бы всматриваться в нее слишком долго. Потом исчезла и точка. Которой некуда было войти, некем было обратиться, некого было обратить в себя.

Теперь цена и в самом деле была уплачена по самому строгому счету.

Разом стихла гроза и перестал дождь, как будто и не надсаживалась буря за стенами. Попадали мертвецы, обращаясь в мумии, высыхающие и распадающиеся на глазах. Исчезла нить, связывавшая тела с чудовищной не-жизнью, нить, подвесившая само время. По камню и дереву, по краскам и серебру, по сводам и контрфорсам, по сукну, льну и железу, словом – по всему зримому миру словно прошлись тряпкой, стерев в считаные мгновения пленку сиюминутного. Все на глазах распадалось, старело, ржавело, замирало, становясь тем, чем положено, – очень и очень старым, уставшим, лишенным жизни.

Фигуры воинов, бившихся с мертвецами, сперва показались размытыми и туманными, потом тумана в них стало больше, чем формы, а потом не осталось ничего, кроме самого тумана.

Тело Хозяина, как и корпуса его марионеток, стремительно высыхали, пока не превратились в едва заметную тонкую пыль. Не поддалась распаду лишь Тень, стоявшая посреди всеобщего исчезновения, словно статуя в измочаленных латах.

– Нет! Только не так! Почему я все еще жив?! – художник подбежал к амвону, встав около Тени.

По сухим щекам струились слезы, настоящие, искренние слезы упущенных возможностей.

– Да, Гектор, да! – Тень повернулась к нему и подняла забрало. – Ты сделал выбор, когда сбежал от нас до того, как город закрылся от мира.

– Но как, Уго?!

– Я тоже сделал выбор, я заплатил, остался здесь, в этом дерьмовом дерьме на черт знает сколько веков, – железная рукавица простерлась над телом инквизитора. – И паренек заплатил вместо тебя, старого трусливого козла.

– А я?..

– А ты? Ты выбрал жизнь. Вот и живи, испанец! Прощай, мне пора.

Не слушая более причитаний художника, Тень, или, вернее, Уго де Ламье, скрежеща утомленной сталью, дошел до собственного большого меча, что валялся на полу там, куда его отбросило взрывом, закинул клинок в ножны. Не обернувшись ни разу, рыцарь пошагал к выходу – на площадь, которую накрывал густой утренний туман.

Поначалу его высокая фигура была хорошо видна, потом остался лишь силуэт, а потом скрылся и он. Навсегда.