Монстры повсюду

- Я слышал крики, - подтвердил другой.

- И вопли, - вклинился третий. – Это добром не закончится, помяните моё слово.

К нам подошла девушка. Джуди Лаперье. Она была «продажной женщиной», как мы их тогда называли. Мы с Джуди отошли в сторонку. Я пару-тройку задерживал её за занятие проституцией. Но всегда отпускал. Я же не зверь; я прекрасно понимаю, что девочкам нужно на что-то жить. Но чем бы она ни занималась, я не собирался рассказывать об этом всем присутствующим. От меня этого точно никто не узнает.

- Всё так, как они и сказали, - сказала Джуди. – Даже хуже. Я как раз… хм, навещала друга в соседней комнате. И слышала этот звук. Действительно странный.

- На что он был похож?

Она сглотнула и посмотрела на меня густо накрашенными глазами. Сейчас в этой девушке не осталось ни капли невинности. Там, где у остальных находилось сердце, у этой дамы явно был сейф. Но в её огромных карих глазах я уловил то, что заставило меня напрячься – страх. Что-то напугало Джуди до чёртиков. Напугало настолько, что она утратила свой привычный циничный вид и вновь превратилась в испуганного тринадцатилетнего подростка.

Девушка наклонилась ближе ко мне.

- Это напоминало… Ты сейчас решишь, что я спятила… Но это напоминало жужжание. Словно там был целый рой жуков. Вот, на что был похож тот звук. Жуки.

- Это точно, - кивнул стоящий рядом парень. – А потом начались крики и вопли, и удары, будто там крушат комнату. Я убираюсь отсюда к чёртовой матери.

Жуки. Жуки? Безумие. И, тем не менее, то, что происходило в номере 205, было действительно странным. И жутким. Из ряда вон выходящим.

В этот момент показался Буч. Он вышел из номера 350; это был жирный и скользкий человек – как маринованный огурец, только что вытащенный из рассола.

- Ладно, ладно, - бурчал он. – Я сейчас со всем справлюсь. Джуди, а ты какого чёрта здесь делаешь? Ты же знаешь: у меня приличное заведение.

Джуди рассмеялась.

Буч рванул к ней и попытался дать подзатыльник. Но Джуди оказалась быстрее. Годы, проведённые на улице, научили её проворству.

- Отстань от девчонки, Буч, - попросил я.

- Конечно, Дубина, конечно. Мне просто не нужно, чтобы здесь ошивались подобные ей.

Дубина. Забавное прозвище. Моя старушка-мать могла назвать своего сына хоть Томми Кьюсаком, хоть Джорджем Вашингтоном, но на улицах меня всё равно все звали «Дубина». Почему? Да потому что я не выходил из дома без дубинки и не боялся пустить её в ход. Чёрт, да я даже мог с её помощью сыграть на прутьях железного моста весёлую мелодию! И если это вас не впечатлило, то могу уверить, что у меня ещё куча других талантов. Не поймите меня неправильно. Я никогда не пускал в ход дубинку, если человек этого не заслуживал. Если вы уважаете закон, то со мной у вас проблем не будет.

- Чёртова Джуди, - бурчал тем временем Буч. - Ты же знаешь таких, как она, Дубина. Ей бы только проказничать. Одни забавы на уме. Но если из-за неё у меня будут неприятности, я ей устрою забавы, так и знай!

- Я тебе устрою! - усмехнулся я. - Лучше расскажи, что здесь происходит. К тебе заселился какой-то псих?

- Так и есть. Всё, как они сказали тебе, Дубина. Сначала – странные звуки, потом – крики, визг… Тот парень… чёрт, он вопит так, будто ему кишки через задницу выдирают!

- А у тебя очень художественные сравнения, Буч.

Я поспрашивал его ещё какое-то время, задавал вопросы в различных формулировках, но не узнал ничего нового. Я всё записал в свой блокнот: и про странное жужжание, и про крики, и про удары. Занёс в отчёт всё, что мне рассказали; не упомянул лишь о девушке из номера 312, которая жутко хотела где-нибудь напроказничать.

И я не забрал свой выигрыш. Не до того было.

К этому времени к мотелю подъехала патрульная машина, из которой вылезли Джонни Райан и Пит Орблански и направились ко мне. Хорошие парни; я с ними уже сто лет знаком.

- Что случилось? – поинтересовался Джонни.

Я выложил всё, что знал, и у обоих на лицах появилось странное выражение. Будто я их разыгрываю. Но я не шутил, и они это понимали. И от этого было только хуже.

- Пойдём, посмотрим, - предложил Пит.

Буч уже сказал мне, что дверь заперта изнутри, возможно, забаррикадирована, и нам придётся пойти другим путём. Я не переношу высоту, поэтому отправил Пита на пожарную лестницу, а мы с Джонни пошли к дверям. «Гнёздышко» было не лучшим мотелем. Здесь всегда стоял запах старости и кошачьей мочи. Обычный старый железнодорожный отель, который построили в 1880-х годах, чтобы справиться с мигрантами, хлынувшими в Аркем. Мебель вряд ли менялась с тех времён, и клиентура здесь была соответствующей. Если хочешь перепихнуться с собственной секретаршей в обеденный перерыв, или если только что вышел из тюрьмы, и нужно место, где никто не станет спрашивать о прошлом, - тогда «Гнёздышко» было тем, что тебе нужно.

Когда мы с Джонни поднялись на второй этаж по заляпанным ступенькам, открылась дверь одного из номеров, и наружу высунулся какой-то парнишка.

- Чё такое? – спросил он.

Джонни коснулся фуражки.

- В соседнем номере – бешеный пёс, парень. Уже откусил одному член вместе с яйцами.

Дверь моментально захлопнулась.

Мы с Джонни остались одни. Когда мы с ним подошли к номеру 205, в воздухе разлился странный запах. Конечно, «Гнёздышко» и в лучшие годы не пахло цветами и французским парфюмом, но такого запаха я не слышал никогда. В подобных местечках ждёшь других ароматов – гнили и, возможно, плесени. Но никак не резкого, тошнотворного запаха трав, специй и старых, химических консервантов. Но мы чувствовали именно это, и ни одному из нас не нравилось происходящее.

Перед дверью 205-го номера мы остановились и переглянулись.

- Слышишь этот запах? – прошептал Джонни.

- Да, и он становится сильнее.

Проблема была в том, что подобный запах я уже слышал прежде – когда Дэндридж открыл саркофаг. И мне не нравилось, куда это ведёт.

Из-за двери не доносилось ни звука, и что-то в этой тишине было пугающим. Словно некто или нечто ждало нас по ту сторону деревянной перегородки, источая запах бальзамирования. Звучит странно, но я не мог избавиться от этого чувства. Когда я был ещё ребёнком, мы часто играли в одном заброшенном, полуразрушенном здании. Оно мне никогда не нравилось. Раньше там был кожевенный завод, и сейчас из номера 205 пахло так же – выдубленными и высушенными шкурами, обработанными химикатами. Тот запах, казалось, впитался в стены завода и сохранялся в нём ещё многие годы.

Я сделал глубокий вдох и принял решение. Может, матушка Кьюсак и мой старик и не родили меня жутко умным, но в силе и выносливости мне практически не было равных. Поэтому я врезался в дверь плечом и продолжал ломиться, пока не почувствовал, как с противоположной стороны что-то поддалось, и дверь, наконец, распахнулась. Нам в лицо ударила волна спёртого воздуха – только сейчас это был не лёгкий намёк на запах, а удушающая пелена старости, пыли и песка.

Горящая под потолком лампочка освещала полнейший хаос.

Мебель была разломана, кровать перевёрнута, а зеркало разбито на мелкие осколки. Дверцы шкафа сорваны, и вся одежда валялась на полу. Но что самое странное – когда мы переступили через порог, под ногами у нас что-то захрустело, как сухая листва. Мы опустили взгляд и увидели насекомых.

Тех же проклятых жуков, которые были в саркофаге. При виде них у меня по коже пробежал холодок.

Жуки были иссушены, как и в Мискатонике, но не настолько разрушены. Я внимательно присмотрелся.

У каждого насекомого был длинный сегментированный хвост и широкие крылья, множество тонких, подогнутых под грудь конечностей и огромная голова, как у богомола или саранчи. При жизни у жука явно были огромные фасеточные глаза, но сейчас на их месте зияли пустые глубокие дыры глазниц. Складывалось впечатление, что они долгие годы сохли в банках. Сейчас перед нами остались лишь разваливающиеся под гнётом времён экзоскелеты.

Как такое может быть?

Все свидетели сошлись на том, что слышали доносящееся из комнаты жужжание. И Джуди, и второй парень описывали это, как вырвавшийся на свободу улей. Но ведь это невозможно. Эти насекомые мертвы. Давным-давно мертвы.

Мы с Джонни осматривали комнату с одинаковым чувством отвращения. Да, с одной стороны, это были обычные жуки, но с другой… Было в них нечто тревожное. Возможно, всё дело в их размере, или в возрасте, или в скелетообразном виде. Они больше напоминали разваливающиеся останки. И эти голые черепа, глядящие на нас своими пустыми глазницами… Я никогда не боялся насекомых. Но сейчас у меня мурашки побежали по коже.

- Жуки, - произнёс Джонни. – Чёртовы жуки.

Они выглядели неестественно. Я представил, какими они были при жизни: летали, глядя вокруг своими огромными глазами – и не тупыми, как у большинства жуков, а осмысленными.

В окно снаружи постучал Пит, и я подпрыгнул на месте.

Джонни направился к окну, с выражением отвращения на лице ступая на усыпанный жуками пол. Каждый раз, когда его ботинок с хрустом опускался, я вздрагивал. Окно было заколочено изнутри. Я осмотрелся: кондиционер был заткнут старыми тряпками, а вентиляционное отверстие забито скомканной рубашкой. Я уже говорил, что это здание было старым. Потолок просел, а штукатурка осыпалась. Но тот, кто здесь жил, постарался забить каждую дыру, каждую щель, которую смог отыскать.

Словно пытался удержать что-то снаружи и не пустить внутрь.

То, что способно пролезть через крохотные отверстия.

Джонни, утирая пот со лба, жестом показал Питу, что тот может войти через дверь. Я видел в глазах Джонни то же, что испытывал и сам – ощущение чего-то мрачного, скрытого позади обычных жуков.

В тот момент мы и заметили дверь в ванную комнату.

Мы должны были войти туда, но ни один из нас не хотел этого делать. Однако когда ты работаешь копом, никто не спрашивает твоего желания. Если случается что-то ужасное, жуткое, люди ждут, что полицейские станут первыми, кто на это взглянет и кто с этим разберётся. Ведь они платят налоги, чтобы такие парни, как мы, выполняли за них грязную часть работы.

Думаю, вы и так поняли, что мой желудок был готов вывернуться наизнанку, когда я открывал дверь в санузел. И когда она распахнулась настежь, в лицо мне ударила волна запаха, напомнившего старый, забитый книгами и полусгнившими газетами сундук. А затем я заметил тело. Тело и порядка двадцати-тридцати этих грёбаных жуков. Тело, насколько мне удалось рассмотреть, принадлежало мужчине. Однако оно и само выглядело так, как жуки – обезвоженное, иссушённое, разваливающееся на куски. Мужчина сидел, скрючившись, под раковиной, словно пытался спрятаться, укрыться от чего-то.

В воздухе плавали сухие ошмётки, напоминавшие пепел. Я знал, без всяких сомнений, что это были кусочки человеческого тела – его пергаментная кожа, запёкшаяся кровь и высохшие мышцы.

- О Господи, Господи, - пробормотал Джонни.

Он поднял на меня глаза, и я увидел в них страх.

- Давай, Дубина… Скажи, что я сбрендил, сошёл с ума, свихнулся. Давай! Ты только взгляни на тело! Этот человек должен быть мёртв уже сотни лет, как и эти чёртовы жуки. Он же высушен, как какая-то, мать её, вобла!

Ну что я мог ответить? Если Джонни свихнулся, то и я вместе с ним. Варианта лишь два: либо мы с ним стали главными героями какого-то дьявольского розыгрыша, либо это настоящий кошмар. Я был простым патрульным. В мои обязанности не входило думать. Этим пусть занимаются детективы. И всё же мой мозг не останавливался ни на секунду. Свидетели сообщали, что человек в номере был вполне живой, что они слышали крики, вопли и жужжание… А теперь все, кто был в этой комнате, включая постояльца, превратились в мумии. В сухие, мёртвые музейные экспонаты. И это было ещё не самое худшее. Потому что выглядело всё так, будто мужчина пытался спрятаться под раковиной от того, что, как он знал, обязательно придёт. И судя по тряпкам и кускам ветоши, он готовился к их приходу. Господи, да даже сливные отверстия и краны в ванне и раковине были забиты одеждой!