Судмедэксперт

— Ничего. И никогда не будет. Я против таких отношений. Вообще, Бахтияр Бахтиярович вроде как с концами уехал куда-то. Галя сказала, что слышала, что он говорил про переезд с кем-то по телефону.

— Понял, спасибо тебе. — я открутил бутылку с киселём и понюхал. Пахло обычной овсянкой.

— Вы только поправляйтесь быстрее. Мне с этим мужиком вообще работать не нравится. — сказала Настя, взяла мою руку в свою.

Я не противился. Девушка замерла и смотрела мне прямо в глаза. Ее огромные бледно-голубые глаза так чудесно обрамляли ресницы, усердно выкрашенные чёрной тушью.

— Настя, ты такая необычная. Я тебе говорил когда-то про это? — едва слышно сорвалось с моих губ. — Ты прекрасна.

— Я… Мне надо… Я лучше пойду… Николай Петрович. Выздоравливайте. — застенчиво ответила она мне, забрала рюкзак и ушла.

Больше ко мне никто не приходил. Пару раз звонили Галя. Раиса писала каждый день сообщения. Вальке я не звонил, чтобы не расстраивать: он очень близко такие вещи к сердцу принимает… Брат на мои звонки не отвечал, а потом и вовсе стал недоступен. Мне это казалось очень подозрительным.

Через десять дней после операции меня отпустили домой, но врач выписал больничный на две недели. Живот почти не болел.

Дома всё было как обычно. Берёза успела сбросить почти все листья, и в окно заглядывали тоскливые ветки. Целый день лил противный дождь. И я вдруг вспомнил того мужчину на каталке, под белой простынёй. Его просьбу о цветах. Почему-то я не мог проигнорировать эту просьбу. Когда я про неё старался не думать, то она всё ярче и ярче звучала в моей голове.

Было уже темно, время близилось к одиннадцати вечера. Я поел овсянку, оделся потеплее и отправился в третий дом на Цветочную. Быстро нашёл нужный подъезд. Квартира три. Поднял пыльный коврик, простучал плитку и убрал её. Там лежал ключ. Я вставил его в замочную скважину и повернул. Дверь открылась. Меня встретила спёртая и душная квартира, пропахшая старьём и плесенью. В нос долбанул резкий запах канализации.

Включил свет. В квартире был откровенный бардак: слой пыли, по стене полз жирный таракан с яйцом, выгоревшие на солнце обои, ковер, покрытый крошками и грязью так, что нельзя было разглядеть узора.

Подоконник единственного окна был заставлен горшками с цветами. Пышные, красивые, цветущие. Будто ботанический сад! Подойдя ближе, я рассмотрел сеть тонкий пластиковых трубочек, тянувшихся из бутылок, стоявших между горшков. Вот это да! Дед еще и систему полива придумал какую-то замудренную. Жил одними цветами…

Но столько горшков я точно не утащу домой за один раз и на руках. И никакое такси не согласиться это везти!

Недолго думая, я позвонил Борову. Он единственный в моём окружении мог приехать ко мне в любое время.

— Ты время видел, идиот! — пропыхтел Валька в трубку, зевая.

— Видел. Приезжай за мной срочно.

— Зачем? Что случилось?

— Надо вывезти цветы. — спокойно ответил я.

— Может быть, тебе в стационар ко мне надо? — я слышал улыбку в его голосе.

— Да блин, Боров! Цветочная три, квартира три. Я тебя жду. Давай быстрее.

Друг бросил трубку и через десять минут уже постучал в дверь.

— Здорово, дружище!

— Привет, Боров. Рад тебя видеть. Помоги мне цветы вытащить.

— Постой, постой. А к чему такая спешка? Чья это квартира, что ты делаешь? — удивился Боров.

— Дед попросил забрать, познакомились в больнице. Он умер. А его наследники сказали, что всё выкинут. Живность помрёт.

— В больнице? Наследники? Умер?

— Да, так.

— Так?! Ты что несёшь?! Какой дед! Какая больница? — Боров начинал беситься. Он всегда взрывался, когда что-то не мог понять.

— В больнице я лежал с перитонитом. Там с дедом познакомился. Он знал, что умрёт, поэтому попросил меня помочь. — пояснил я, стаскивая цветочные горшки на обеденный стол.

— Перитонит? У тебя?! Ты мне почему не позвонил и не сказал! — заорал Боров. — Чёрт! Вот ты и похудел. Кошмар, Коля!

— Тише, не ори. Помогай давай.

Мы всё стаскали в его здоровенную машину и повезли ко мне домой. Разгрузившись, сели на кухне и молчали. Я налил себе чай, а Борову — бурбон. И несколько часов я рассказывал ему про всё, что случилось. И про того парня, и про того деда, и про Сигову.

— Ты точно в адеквате. У меня же на патологии нюх. Сто процентов, что ты психически здоров. — сделал заключение друг, допивая вторую кружку бурбона.

Затем Боров понизил голос почти до шёпота и сказал:

— Тебе надо к одному деду сходить. Врачиха знакомая к нему ходит, как-то рассказывала за чашкой… Эм, ну ты понял. Шуруба Тира зовут того деда. В Красной деревне живёт, очень странный тип. У него окно красное.

— Боров, это же шарлатаны. Я в них не верю. — я посмотрел в окно. В свете фонаря моросил дождь. Мелкие капли на окне сбивались в большие и слёзно стекали по стеклу.

— Не верь, но проверь. У меня есть пациенты, с мёртвыми разговаривают. Вот они точно больны. А ты здоров, Коля, здоров! — Боров повертел в руке пустой стакан. — Можно я у тебя на диване отосплюсь? Дома у меня… Эм… Ну я тут с девушкой жить начал. Не хочу к ней показываться. Сказал, что на работу вызвали.

Боров мялся, ему было неудобно.

— А что за девушка? Фотки покажешь? — поинтересовался я. — Неужели великого ловеласа кто-то смог приструнить?

— Ну да, в клубе познакомился с одной… — он потыкался в телефоне и показал совместную фотку.

С яркого экрана телефона на меня смотрел пьяный и весёлый Боров в объятиях моей ассистентки Насти.

— Знаешь, друг. Давай отоспись, а к экстрасенсу твоему мы вместе съездим. Ты по поводу своей девушки, а я — по своему вопросу.

Боров выпил ещё кружку бурбона, разделся до трусов, завалился на диване и сразу же захрапел.

Я занялся цветами: убрал сухие листья, полил, поставил на полутень. В квартире стало ярко, свежо, уютно.

— Ну всё, дед, спас я твою живность. И самому приятно. — едва слышно сказал я и отправился в комнату, подремать.

Едва голова коснулась подушки, я сразу вернулся в деревню, захлебнувшись ароматами полевых цветов и душистого только что высушенного сена. Яркое солнце грело мои руки, лёгкий ветерок обдувал лицо. Абсолютное счастье, беззаботная свобода. Мама, зовущая обедать. И ярко-жёлтая слива в руке. Я её подношу ко рту, ощущаю её солнечный сладковатый запах, касаюсь губами и…

— Коля! Вставай! — растормошил меня Валька. — Поехали к деду. Как раз суббота, отдыхаю.

Валька пошёл в туалет, а я быстро сварил отвратительную овсянку на нас двоих. Мы позавтракали и вышли к машине. Весь город был окутан плотным холодным туманом. Мне было очень тяжело дышать. Видимость не дальше вытянутой руки.

— Валь, может потом? Как на трассу выезжать? Ничего не видно. — сказал я и зевнул.

— Нет, надо ехать. Я и про девушку свою узнать хочу. Она мне ничего не говорит, может дед чего расскажет.

— Валь, а ты её любишь? — спросил я, уже зная ответ.

— Не люблю, но она мне нравится. Этого уже достаточно для меня. — сказал друг и сел в машину. Я последовал за ним.

Валька забил в навигатор “Красная деревня” и показал маршрут. Нас ожидали сорок минут пути.

Как только мы пересекли черту города, я уронил голову на правое плечо и задремал под шум колёс и тихое мурлыканье радио. По приезде Валька разбудил меня и мы вышли из машины.

Печальная полузаброшенная деревня выглядела очень уныло. Сквозь туман выглядывали уставшие полулысые деревья, где-то кричал петух, доносился собачий лай. Начался ветер, туман стал рассеиваться. Показались заросшие огороды и дворы, гнилые заборы и дома, брошенные своими хозяевами… Весь этот вид всколыхнул во мне воспоминания, когда я был ещё совсем маленький, когда мама была жива, когда брат был весёлым и жизнерадостным.

— Вон окно красное! Туда. — крикнул Валька, указав пальцем на небольшой косой дом. Одно окно было завешено красной тканью.

Мы свернули на узкую улочку, кое-как протиснулись между двумя заборами и подошли к мокрой деревянной калитке.

— Пошли? — сказал я и дёрнул за ручку. Дверка вывалилась с петель и осталась у меня в руках.

— Чёрт, поставь её рядом. — выругался Валька.

— Зачем припёрлись! — заорал старый хриплый бас из окна.

Через мгновение с крыльца спустился дед. Тощий, маленького роста, в мятой серой майке и штанах, вытянутых в коленях. От неожиданности я вцепился в дверку и прижал её к себе.

Дед подошёл к нам вплотную. Просто стоял и смотрел не моргая. В мои глаза сразу врезалась бугристая язва на его нижней губе. Выглядело плохо, я даже не сомневался, что это онкология.

— Чего уставился?

— Вы Шуруба Тира? — спросил Валя, но дед смотрел мне в глаза и проигнорировал его вопрос.

— И без тебя знаю, что это смерть моя. Болтал много за жизнь. Слишком много. Вот и поплатился. А ты чем поплатился за свои разговорчики? — дед прищурил глаза, вытащил из кармана сигарету и закурил.

Я молчал. Валька молчал. А Шуруба стоял, курил и смотрел мне в глаза. Клубы белого вонючего дыма окутывали нас и душили, словно змеи.

— Поставь ты уже эту чёртову калитку! — выругался дед и выбросил окурок за забор.

— Я к вам за помощью. Со мной что-то странное происходит. — сказал я, не отводя взгляда от его серых глаз.

— Тебе уже ничем не поможешь. Ты сам сделал выбор, сам помог им. Теперь до конца дней будешь в этом вариться. — раздражённо пробасил Шуруба и наконец обратился к Вальке.

— Баба эта не тебе предназначена. Иди своей дорогой. Беги, забывай. А через месяц судьбу свою встретишь. — дед взялся за новую сигарету.

— А ты, парень, пойдём со мной. Поговорить хочу лично. — сказал мне дед и зашёл в дом, дымя как паровоз.

Я замешкался.

— Иди, быстро. — толкнул меня Боров в спину. — Иди! Я в машине подожду.

Пришлось идти. В сенях было сыро. Доски пола “гуляли” под моими ногами. В нос ударил противный запах кошек и гнилья. Толкнул отсыревшую дверь и вошёл в комнату.

Огромная печь с кучей вещей занимала добрую половину пространства. Голые бревенчатые стены, маленький диван с незаправленной постелью. Во всю стену висел огромный красный флаг СССР, густо покрытый пылью и паутиной. За флагом светилось окно — туман рассеялся, пробивался утренний свет. Комната окрасилась в красные тёплые тона.

— Ну чего встал. За стол сядь. — проворчал Шуруба, готовя чай.

— Туда? — спросил я, с отвращением смотря на маленький грязный деревянный стол, заваленный сигаретным пеплом и крошками.

— Ещё стол нашёл? Садись, не боись. — пробасил дед и налил мне чай в подозрительно чистый стакан. Запахло мятой и смородиной.

— Не помогу я тебе с проклятьем этим. Уже старый и слабый. И язва эта рот разъела так, что…

— У меня есть знакомый онколог, он может помочь, осмотреть. — начал я, но дед резко перебил.

— Мне немного осталось. Не хочу ничего. — Шуруба снова закурил. Дым от сигареты, плотный и вонючий, стал красноватым в свете окна. Он сел напротив меня.

— Подумайте. Я оставлю адрес больницы и фамилию врача. Скажите, что от судмедэксперта Носкова…