Тьма под кронами. Сборник древесных ужасов

Я сплю, думало дерево, я вижу сон, большой сон, вылепленный из малых снов.

Я сплю, думал Алеша, и должен проснуться, чтобы узнать то, что от меня скрыли.

Иначе реальность опередит меня и проснется, пока я буду спать. А этого нельзя допустить. * * *

Этот день второй половины июля был жарок и неподвижен, как студень. Бывают изредка такие дни в Черноморске, где ветер обычно только меняет направление, но полностью не утихает. Морская бухта, которую город подковой окружил с трех сторон, и горная гряда на восточной ее стороне — лучшие условия для непрестанных ветров. Но в тот день воздух как оцепенел. Дым из труб двух цементных заводов поднимался вертикально. И висел над промзоной, раскинувшейся у подножия восточных гор, неподвижный слоистый белесый смог.

В такой день не хотелось и выходить со двора. Сидеть бы, не шевелясь, в тени, лениво глядя меж полуприкрытых век, истлевая от скуки, но только бы не бродить по дну затопившего город горячего вязкого киселя.

Алеша с Пашкой и Женькой сидели около тополя, в беседке, над которой покровительственно простиралась его крона. Засаленными старыми картами меланхолично играли в секу, болтали о всякой ерунде.

— А знаешь, какое клевое свойство у дупла? — внезапно перескочив с темы на тему, спросил Женька Алешу, и тот едва заметно вздрогнул при слове «дупло».

— Свой-ст-во, — с расстановкой пробормотал Пашка, ни к кому не обращаясь, рассеянно глядя перед собой.

Алеша молчал.

— Если залезть в дупло, — продолжал Женька, — то ты из дупла все будешь видеть четче, а тебя никто не увидит, даже если специально биноклем в дупло смотреть.

— Да ну, фигня какая-то! — не поверил Алеша.

— Не, не фигня, — вступился за свойство Пашка, — мы ж проверяли. Пойдем ко мне, — он положил руку Алеше на плечо, — из окна в бинокль позырим, а Жека в дупло слазит.

Алешу охватила смутная тревога, когда шел вслед за Пашкой: ох, нехорошее что-то, подумалось ему, выйдет из этой затеи!..

Окно в Пашкиной комнате — лучший наблюдательный пункт за дуплом. У других окон в доме позиция не настолько хороша. Пашка протянул Алеше бинокль. Женька, меж тем, забрался в дупло, растворился в его темноте. Алеша навел бинокль на дерево, подрегулировал фокус, вращая колесико между окулярами, — и не увидел ничего. На древесной коре вокруг дупла без труда можно было рассмотреть все бороздки, но внутри дупла он видел только темноту.

— Понял теперь? — улыбнулся Пашка и крикнул из окна: — Жек, а ну, покажись!

Женька выглянул из дупла, затем вновь скрылся в нем.

Алеша видел в бинокль, как Женькина голова выныривает из непроглядной темноты, будто из жидкости — зловещая улыбка кривится на губах, — и вновь пропадает в смолянистой тьме. Алеше стало жутко, потому что увидел невозможное: дупло словно наполнено черной водой или нефтью, поверхность которой застыла перпендикулярно к земле, потому что чертова жидкость плевала на гравитацию, не желая проливаться вниз.

Высунул Женька из дупла руку, и Алеша увидел в бинокль, как рука выходит из плоскости тьмы, словно утопающий поднял руку над черной поверхностью пруда в надежде нащупать свое спасение. Сквозь поверхность тьмы совсем немного было видно, как продолжение руки, темнея, уходит вглубь и растворяется во тьме. Женька высунул руку по локоть, но уже предплечья руки нельзя рассмотреть, и тело, которому принадлежала рука, полностью скрыто тьмой.

— Когда у Ершовых свадьба была, — произнес Пашка над самым ухом у Алеши, — и ночью они в дупло полезли, и Ершов-младший невесту там чпокал вовсю, а она кричала на весь двор: «Ой, бля, как хорошо! Ой, бля, Андрейка, давай, давай!», — у нее «бля» через каждое слово было, — то я тогда бинокль взял и папиным фонарем — а фонарь охренеть какой пробойный — прямо в дупло посветил. Думал: щас такую порнушку позырю!.. А ничего не увидел. Свет в дупло входит — и все, с концами, теряется, как в толще какой-то. По идее, должен все дупло, до задней стенки, просветить, но я там ничего не увидел. Вообще.

Когда они с Пашкой вернулись во двор, Женька, выбравшись из дупла, подошел к Алеше, обнял за плечи и повлек к дереву.

— Полезай, сам увидишь, каково оно — оттуда смотреть. Все какое-то… вот другое прям. И не объяснишь, это видеть надо.

Алеша уперся и застыл на месте. По его телу растекался страх. Казалось, этим страхом сочится Женькина рука, легшая ему на плечи; от нее струи страха, пропитывая майку, текли по коже и, проникая сквозь поры, достигали костей.

— Что такое? — заглянул Женька в лицо испуганному Алеше; неожиданно жестокая ледяная улыбка проступила на Женькином лице. — Ты не хочешь туда? Как это — не хочешь? Что за дела!

Пашкина ладонь легла Алеше на спину меж лопаток.

— Надо, надо! Лепан, ты должен это увидеть, — жарко дохнуло в затылок.

Алеша дернулся, но друзья крепко вцепились в него и поволокли к дереву. Они действовали как будто в шутку, но в то же время и с каким-то злым остервенением. С любым из них один на один Алеша, наверное, справился бы, но сразу с двумя совладать не мог. Как ни упирался, они подтаскивали его все ближе к дереву, распахнувшему пасть дупла, готовому пожрать приношение, которое вот-вот впихнут ему в глотку маленькие жрецы.

Они боролись молча. Алеша извивался, стараясь вывернуться из рук опасных незнакомцев, которыми вдруг стали друзья. Бывшие друзья, чьи личности словно бы в один момент выветрились из их тел, которыми тут же завладела непонятная враждебная сила, вышедшая из каких-то мрачных глубин.

Мелькнуло воспоминание о прочитанном недавно «Повелителе мух»; из предисловия к роману Алеша узнал, что его первое название было «Незнакомцы, явившиеся изнутри», а «Повелитель мух» — это придумал издатель, озабоченный тем, чтобы броским названием привлечь покупателей.

Незнакомцы, всплывавшие изнутри детей, героев книги, словно безобразные утопленники — со дна глубокого пруда, подменяли этих мальчишек злобными маленькими чудовищами, готовыми убить того, с кем только что водили дружбу. Эти двое — Пашка и Женька — тоже вдруг превратились в таких же незнакомцев, словно бы приобщились к той самой древней и страшной тайне, куда окунулись с головой герои жуткого романа.

С каждым шагом, который приближал Алешу к дуплу, ему становилось труднее дышать. Воздух, казалось, раскалывался на пласты, и те пласты никак не протолкнуть в горло. Дупло смотрело на Алешу, оно уже предвкушало, даже почудился тихий шепот, которым дупло призывало его, втягивало в себя, словно гипнотической командой.

«Гипноз!» — лихорадочная мысль забилась в Алешином сознании, как влипший в паутину мотылек.

Года два назад Алеша задал отцу наивный вопрос: «А ты можешь меня загипнотизировать и под гипнозом приказать мне стать гипнотизером, — чтобы я очнулся потом и уже сам мог бы гипнотизировать людей?» Отец, специалист по директивному гипнозу, рассмеялся тогда на этот детский вопрос, сказал, что нет, так нельзя, но потом задумался: какая-то мысль пришла к нему на ум. И вскоре он попробовал провести с сыном сеанс гипноза для развития у мальчика гипнотических способностей. Однако опыт оказался неудачным: никаких способностей Алеша не приобрел, хотя и почувствовал в себе странное, трудноуловимое изменение, которое постарался подробно описать отцу. Тот заметил на это, что, возможно, в Алешиной нервно-психической области образовалась некая доминанта, но она еще окончательно не сформирована и пребывает в латентном состоянии.

Сейчас, когда друзья тащили его к дуплу, Алеша, разъедаемый щелочью страха, задыхающийся, теряющий силы, беззвучно закричал внутри своего сознания, и в ответ на истошный мысленный вопль что-то грозное, еще более страшное, чем пожиравший его страх, шевельнулось внутри него. Казалось, где-то в глубинах нутра треснула и разорвалась некая ткань, и что-то чудовищное, мерзкое, кишащее наполнило Алешу, хлынуло горлом и выплеснулось наружу — невидимое и тошнотворное.

Из Алешиной груди, разорвав майку, выросла сухая корявая ветвь. Это была галлюцинация, но ее видел не только Алеша — Женька с Пашкой тоже видели. Под ветвью, чуть ниже грудной клетки на Алешином теле распахнулась черная дыра, нижним краем своим уходящая под спортивные трусы, к паху. Края дыры подрагивали, по ним волнами пробегали судороги. Дыра вела в глубокий темный провал; казалось, в Алешино тело вместился огромный объем пространства. Эту галлюцинацию тоже видели все трое. Ветвь, растущая из Алешиной груди, изогнулась, обхватила Женьку за плечи, пригнула к земле и потащила в провал на Алешином теле. Женька, стиснув зубы, молча дергался, пытаясь высвободиться, но уродливая ветвь держала крепко; ее тонкие отростки впились в тело, раздирая кожу до крови. Пашка отскочил в сторону и в ужасе наблюдал весь этот абсурд и кошмар. Алешина воля не позволяла ему броситься наутек, держала его поодаль и заставляла смотреть.

То, что Пашке пришлось увидеть, не поддавалось никакому пониманию.

Он видел, как Алеша пожирал Женьку, с помощью изгибавшейся ветви запихивая его в дыру на своем теле, отверстие которой расширялось и сужалось, втягивая в себя отчаянно упиравшегося мальчишку. Когда Женька полностью исчез в той дыре, ее створки сомкнулись и слиплись друг с другом, даже шва меж ними не осталось. Алеша стоял перед Пашкой, как пьяный, пошатываясь, с ветвью, торчащей из груди. В какой-то момент Пашка моргнул, а когда веки разомкнулись, никакой ветви уже не было — видение исчезло. Вот только майка на Алеше была разорвана сверху донизу и лохмотьями висела, словно жилетка, открывая грудь и живот.

— Иди, достань его, — приказал Алеша, мотнув головой в сторону дупла, и прибавил: — Он там.

Пашка послушно полез на дерево, исчез в дупле и вскоре показался из него вместе с Женькой, обессиленным, плохо соображающим, мокрым, измазанным какой-то мерзкой слизью. Пашка помог ему спуститься и, поддерживая, чтоб не упал, растерянно спросил Алешу:

— Как это? Что…

— Никак! — с ненавистью отрезал Алеша, развернулся и пошел домой. * * *

Лежа на диване в своей комнате, он пытался осмыслить случившееся. И не мог. Одна деталь не находила объяснения. Ветвь дерева, растущая из груди и черная дыра под ней — все это можно списать на гипнотическое внушение и самовнушение, которое создало массовую, для трех человек, галлюцинацию. Но как объяснить то, что произошло с Женькой, который исчез внутри галлюцинаторной дыры и потом оказался в дупле тополя? И почему Алеша был так уверен, что Женька именно там? Откуда в тот момент взялась такая уверенность, он не понимал. Тогда он просто знал это — и все. Знал, потому что… да потому что иначе и быть не могло!

Алеша чувствовал себя очень неуютно с проснувшимися в нем способностями, которые не поддавались осмыслению. Будь это просто способности к гипнозу, другое дело, но здесь, кроме гипноза, было что-то еще, непонятное, пугающее. Отвратительное чувство подкрадывающейся опасности пробирало Алешу.

Чтобы отвлечься и развеяться, Алеша попробовал читать свою книгу, но не смог — текст рассыпался на мельчайшие фрагменты, страницы книги казались просто свалкой буквенных знаков. Алеша подумал, что сейчас лучше занять себя изображениями, которые разум воспринимает в первый момент целиком, а затем заостряется на отдельных деталях, в отличие от книжного текста, чье восприятие идет в обратном порядке — от частностей к целому.