Танец смерти

– Марго...

– Позвольте мне договорить, доктор Коллопи. Речь в данном случае идет и о более важных принципах. Эти маски – священные предметы для индейцев тано. Все это признают. Их нельзя перемещать, нельзя переделать. Тано верят, что каждая маска обладает живой душой. И это не пустые заявления, а искренние и глубокие религиозные убеждения.

– И это через сто тридцать пять лет? Позвольте, почему за все это время мы не слышали от них ни слова протеста?

– Тано не знали, где находятся маски, пока не прочитали о предстоящей выставке.

– Я просто не могу поверить в то, что все эти годы они оплакивали утрату масок. Они давно о них забыли. Все это слишком удобно, Марго. Маски эти стоят пять, а то и десять миллионов долларов. Их волнуют деньги, а не религия.

– Это не так. Я с ними говорила.

– Вы... говорили с ними?

– Конечно. Я ездила к ним и говорила с правителем тано, Пуэбло.

На мгновение с Коллопи слетела маска неумолимости.

– Это может вызвать серьезные юридические осложнения и весьма нежелательные последствия.

– Я просто исполнила свою обязанность: как редактор «Музееведения», я должна была проверить факты. Тано все помнят, они ничего не забыли. Как явствует из ваших же документов, этим маскам было почти семьсот лет, когда музей приобрел их в собственность. Поверьте, тано скорбят о своей потере.

– Они не смогут обеспечить надлежащий уход. Тано не располагают возможностями, которые есть у нас.

– Прежде всего, маски не следовало выкупать у племени. Это не «музейные экспонаты», это – живая часть религии тано. Вы думаете, мощам святого Петра под ватиканским собором обеспечен «надлежащий уход»? Маски принадлежат племени, какими бы ни были в тех краях климатические условия.

– Вернув маски, мы создадим опасный прецедент. К нам обратятся с требованиями все индейские племена Америки.

– Возможно. Однако этот аргумент не выдерживает критики. Возвращение масок владельцам – справедливый поступок. Вы это знаете, и я собираюсь написать об этом в своей колонке.

Она примолкла, осознав, что вышла за рамки, повысив голос.

– И это мое окончательное независимое редакторское мнение, – прибавила она уже спокойнее.