Призрак Мастера

Глава 8. Прощены!

Всё это требовало объяснения, однако без помощи Булгакова никак не обойтись. Но вот вопрос: кем был на самом деле тот ночной гость и почему он так неожиданно исчез? Возможно, тут вмешалась Тофана, но как же Булгаков — почему это допустил? Впрочем, и сам Глеб чуть не скатился до шантажа, что по большому счёту совсем не удивительно — когда речь идёт о личном счастье, любые средства хороши. Глебу неприятно было признавать, что и Булгаков, и он способны на такое, однако роль Булгакова в этом деле ещё не совсем понятна.

Но вот уже прибрал в гостиной, до рассвета ещё час, можно и поспать. И тут опять знакомый голос:

— Прости! Я не хотел, чтобы всё так произошло.

Булгаков развалился на диване, всё тот же галстук-бабочка и монокль… Ну можно ли на такого рассердиться?

— Забудь! Ничего страшного не случилось.

— Ты понимаешь, Глеб, фея меня надоумила, сказала, что будете посговорчивее после этого вина.

— Так во втором кувшине был вовсе не нектар?

— Чтобы набрать его на два кувшина, нужно переработать целую плантацию цветов, поэтому первый кувшин взял из старых запасов, ну а второй фея мне подсунула. Феи у нас вместо психоаналитиков, спасают от депрессии.

— Разве бывает депрессия в раю?

— Ещё как бывает! Иногда до чёртиков всё надоедает, все эти райские сады, заботливые феи, готовые исполнить каждое желание…

— Так это они переправили тебя в реальный мир?

— Ну да! Однако это право надо заслужить каторжным трудом, пока ещё не расстался с жизнью. Да и то, не всякая фея возьмёт на себя ответственность.

— Выходит, тебе повезло, добрая попалась…

— Добрая-то добрая, но, если бы не поддался на её уговоры, можно было избежать скандала.

— Да я не в обиде.

— Ты вовремя среагировал. А как догадался?

— Видимо, тоже фея подсказала, — усмехнулся Глеб.

— Напрасно улыбаешься. Талантливому человеку всегда кто-нибудь благоволит. Если в реальной жизни не свезло, тогда уже в раю.

— Честно говоря, мне без разницы, что будет после смерти.

— Напрасно! У нас там тоже в некотором роде жизнь, совсем не то, что мучиться в аду на раскалённой сковородке. Если бы ещё Алина была рядом…

«Опять он за своё! Похоже, пора раз и навсегда закрыть наболевшую проблему»:

— Михаил, так что же с Алиной? Жребий будем бросать?

Булгаков даже лицом побагровел от злости:

— Как только тебе в голову могла прийти такая мысль?

— Шуток не понимаешь? — попытался оправдаться Глеб.

— Так нельзя шутить! Алина — человек, а не какой-нибудь бездушный предмет или, не дай бог, скаковая лошадь из тех, на которых делают ставки в тотализаторе. Ещё не хватало, чтобы таким способом решали, кто победит, — потом, немного успокоившись, посмотрел на Глеба уже не с укоризной, а сочувственно: — Судя по всему, отрава ещё не выветрилась из твоих мозгов.

— Да нет, я в полном порядке.

А Булгаков всё не отводил взгляда, словно бы пытался черепную коробку просветить насквозь и на этом основании сделать выводы:

— Вот не пойму, за что она полюбила такого недотёпу?

Подобным образом его никогда никто не обзывал, поэтому поначалу Глеб обиделся. Хотел было сказать: «сам такой!», но это может быть понято двояко — если оба одинаковые, тогда Алина и Булгакова вроде должна бы полюбить… Но в самом деле, за что? За то, что предложил ей роль в пьесе «После оттепели»? Так она и до этого не жаловалась на внимание столичной публики. Впрочем, «танец целомудрия» имел такой успех, что все другие её роли как бы потускнели, потеряли прежний блеск. Ну а воплотить в фильме образ Маргариты — об этом можно лишь мечтать, и только Глеб сделал эту мечту явью… Так что же тогда — переиначить монолог из трагедии Шекспира и дать такой ответ Булгакову: «она меня за роли полюбила»?

К счастью, Алина не слышит, о чём они тут говорят. А если бы услышала, ему несдобровать — послала бы куда подальше! Единственное, что Глеба извиняет, так это бессонная ночь в сочетании с остатками отравы. В такой ситуации лучше помолчать, предоставив Булгакову высказать свои предположения. Так оно и получилось:

— Ты знаешь, Глеб, в юности я нравился женщинам — симпатичный, остроумный, мог любую заговорить так, что готова тут же броситься на шею. По вот прошло время, и во мне стали ценить уже другие качества — к примеру, всех изумляло, как никому не известный автор смог написать пьесу «Дни Турбиных», кое-кто даже сравнивал меня с Шекспиром. А потом успех этой постановки во МХАТе стал как бы неотъемлемой частью моего существа, отодвинув на задний план внешнюю привлекательность и прочее, словно бы я ходячая театральная афиша. Примерно так и у тебя.

На это трудно возразить, поскольку Булгаков словно бы читает мысли Глеба. Но почему бы не попробовать?

— Я готов согласиться, что после публикации «закатного романа» вся прекрасная половина человечества могла бы оказаться у твоих ног, за исключением тех, что грамоты не знают. Этого не случилось по независящим от тебя причинам, и все же позволь мне усомниться в том, что даже такой замечательный роман может обеспечить человеку прижизненную славу.

— Ты хочешь сказать, что, будь роман опубликован не полвека назад, а сейчас, никто бы не обратил на него внимания?

— Дело даже не в том, что в нынешние времена книги мало кто читает. Но важна ещё и биография автора, ореол страдальца…

— Глеб, ты не прав! Главное в романе это ершалаимские главы, взаимоотношения власти и творца, писателя, интеллектуала… Ну а биография автора тут ни при чём.

И тут из глубины спальни раздался женский голос:

— Оба вы не правы. Главное — это любовь!

Вслед за тем в гостиную вошла Алина и предвидя недоумение двух спорщиков сразу пояснила:

— После того, что здесь случилось, я так и не смогла заснуть, поэтому всё слышала.

Слава богу, догадалась надеть халат, но вот что Глеба удивило:

— Так ты что, опять видишь Михаила?

— Видеть не вижу, только слышу, но этого вполне достаточно, чтобы вмешаться в спор.

«Логика, по сути, женская, потому что, если спорят двое мужиков, женщинам встревать категорически нельзя». Но вслух Глеб этого не сказал, предоставив слово гостю, а тот растерянно молчит, поскольку много чего тут наговорил — и про недотёпу, и про скаковую лошадь.

Вполне логично, что Арина продолжила свой монолог:

— Так вот, мои милые, что я вам скажу. Если бы родилась на сто лет раньше, нет сомнений, что влюбилась бы в тебя, Михаил. Не стану объяснять почему, мне достаточно того, что ты был возлюбленным княгини Киры. Кстати, я видела её фотографию — красивая, с каким-то самобытным шармом, чем-то на меня похожа…

Глеб прервал её на полуслове:

— Постой, постой! Но Киру упоминал только Михаил в разговоре со мной… Ты и тогда всё слышала?

— Не всё! Поначалу мне показалось, что это сон, ну а на следующий день нашла в интернете книжку того блогера и прочитала.

— Ночь, когда тайное становится явным, — резюмировал Глеб.

Булгаков согласился:

— Лучше и не скажешь!

— В этом нет ничего удивительного, но вот что меня поражает, — Алина встала, что называется, руки в боки, глаза словно бы сверкают искрами, ну вылитая ведьма из «закатного романа». — Как двое взрослых мужиков могли за моей спиной судачить по поводу того, с кем я должна жить, кого любить?

— Извини, так получилось — промямлил Глеб.

— С тобой будет отдельный разговор, а сейчас я хочу спросить у Михаила… С какой стати ты вообразил, что я соглашусь отправиться в рай раньше уготованного мне срока?

Хорошо, что Алина не могла видеть его лица — Булгаков сначала густо покраснел, затем лицо покрыла мертвенная бледность, и он еле слышно прошептал:

— Прости! — и больше ни полслова.

Самое время подвести итог, но Булгаков потерял дар речи, да и у Глеба язык не поворачивается. Пришлось роль распорядителя взять на себя Алине:

— Ладно, оба прощены! Но если ещё хоть раз нечто подобное услышу, пеняйте на себя!

Алина отправилась в спальню досыпать, а Глеб, не желая заканчивать свидание с Булгаковым на такой печальной, даже унизительной для обоих ноте, обратился к Булгакову:

— Кстати, у меня возник вопрос: члены шайки Воланда здесь тоже бродят по ночам?

— Это не шайка, а вполне приличные люди, просто исполняют заданные роли. Примерно так же, как в твоём фильме. Если понадобятся их услуги, я это устрою.

— Надеюсь, до такого не дойдёт.

— Кто знает… В общем, если нужна будет моя помощь, постучи серебряной ложкой по тому стеклянному кувшину, тогда я появлюсь.

Тут где-то вдали запели петухи и призрак Булгакова исчез, словно бы растворился в воздухе.