Призрак Мастера

Глава 9. Возвращение Митяя

И вот уже завершён монтаж фильма, вроде бы можно праздновать… И тут Глеб получает по электронной почте письмо от Дорогомилова, в котором тот сообщает, что права инвестора уступил некоему Дмитрию Фёдоровичу Макееву. К письму приложен акт передачи прав и больше ничего, то есть никаких объяснений, почему всё это сделано. Впрочем, нетрудно догадаться, что продюсер постарался — он и раньше высказывал недовольство изменениями в сценарии, которые сделал Глеб, вот и доложил своему «начальству» о творимых безобразиях. Глеб не сразу понял, перед кем теперь держать ответ… «Так это же Митяй! Три года назад, после попытки похищения Алины о нём писали все московские газеты… Вот уж не было печали!»

Вскоре состоялась встреча с новоявленным инвестором. Митяй настаивал на изменении сценария, причём сделал это в весьма своеобразной форме:

— Ты, я вижу, до сих пор не врубился, что к чему. Вот приехал я в Москву, и туда же прибыл Воланд. Связь улавливаешь?

— Но Воланд был в Москве всего на три дня.

— Не важно, это мелочи, никто внимания не обратит, — Митяй не собирался спорить и перешёл прямо к делу, по сути, озвучил свой приказ: — Короче, «нехорошую квартиру» превратишь в бандитскую «малину», а бал — в сходку пацанов под предводительством пахана, там обычно выносят приговор тем, кто крысятничал или стучал на нас ментам. Ну а потом, как водится, пьянка до утра, голые бабы и всё такое прочее…

«Господи! За что мне это?»

— А Мастера совсем убрать?

— Ну как же без него? На то и лох, чтобы его обчистили до нитки. На таких, как он, и держимся.

— Но что будет с Маргаритой?

— В последней сцене пусть скачет вместе с Воландом, и с ними вся братва.

— Куда?

— В Европу! У меня шикарная вилла недалеко от Барселоны…

«Есть ощущение, что сплю. А если так, то можно говорить всё, что думаю»:

— Нет, Митяй, я этого не стану делать.

Тот скорчил зверскую рожу:

— Для кого Митяй, а для тебя Дмитрий Фёдорович, глава холдинга «Самаритянин». И заруби себе на носу: мне нельзя перечить!

«Нет, на сон это не похоже. Тогда придётся как-то изворачиваться»:

— Но ведь многие сцены надо будет заново снимать, переделывать сценарий.

— Снимай то, что я велю, иначе пожалеешь, что на свет родился.

Что делать? Глеб позвонил Водопоеву, а тот в ответ:

— Извини! Митяю я не указ, так что сам выкручивайся.

«Вот такие теперь благодетели! Перепродали со всеми потрохами. Что я Алине скажу? Впору пожалеть о том, что в кино подался. Писал бы книги, тогда никакой Митяй не страшен… А тут хоть в прорубь, хоть с Крымского моста…»

Неудивительно, что Глеб напился. Ночью снова разговор с Булгаковым:

— Ну что, Глеб, понял, что к чему? А говорил, что у вас теперь совсем не так, как в наши времена.

— Ох, Миша, всё оказалось гораздо хуже, чем мог себе представить. Ведь даже в суд на Митяя не подашь, поскольку его требования не противоречат договору.

— Да, плохи твои дела! Даже и не знаю, что сказать, потому как у меня ничего такого не было, хотя… Был один издатель, рукопись у меня украл, а потом уехал за границу и там опубликовал.

— И что?

— Да ничего! Против жуликов мы с тобой бессильны. Разве что фельетон в газету написать… А толку-то?

На душе было и без того скверно, а тут ещё Булгаков наводит жуткую тоску. Всё, что остаётся в этом случае, так это раззявить рот и завопить во всю мочь: «Караул!!!»

Вдруг Булгаков голосом Алины спрашивает:

— Глебушка, что с тобой? Плохой сон приснился?

— Да куда уж хуже!

Когда Глеб открыл глаза, не увидел в спальне никого кроме Алины — видимо, и впрямь разговор с Булгаковым ему приснился. Но ведь всё остальное было наяву! Лучше бы наоборот, но не в его силах что-то изменить. Пришлось рассказать Алине, в какую яму угодил…

Алина выслушала на удивление спокойно, у Глеба даже возникло ощущение, будто ей на все его мучения наплевать. Но вот взяла в руки свой смартфон, набрала какой-то номер:

— Женя! У нас тут форсмажор. Срочно приезжай и прихвати с собой Нину Павловну, Смольникова и Трембицкого… Да, именно сейчас, а завтра будет поздно.

И вот уже все собрались в гостиной — что-то вроде совета при свечах. Глеб подробно описал ситуацию, что да как, только о беседе с Водопоевым умолчал — забивать им голову рассказом об этом проходимце вовсе ни к чему… Помолчали несколько минут. Это и понятно, ничего подобного прежде не случалось. Лица грустные, в глазах ни проблеска надежды. Глеб не удивился бы, если б все встали и ушли.

Тут Нина Павловна, всхлипнув, произнесла те слова, которые, похоже, были у всех на языке:

— А ведь замечательный получился фильм! Жаль, если придётся положить на полку.

Смольников и Трембицкий поддержали:

— Лучше фильма по этому роману ещё не было.

Забродин высказался более определённо:

— Надо нам его спасать!

Но как? Все, не сговариваясь, посмотрели на Глеба. Что ж, придётся отвечать за то, что сотворил, на то он и владелец киностудии, и режиссёр.

— Ситуация у нас такая. Как вы знаете, права на фильм принадлежат моей фирме «Студия-ПУСК», однако в инвестиционном договоре вот что сказано, цитирую по памяти: инвестор вправе требовать внесения изменений в фильм с тем, чтобы обеспечить соответствие его содержания замыслу Булгакова.

— Позвольте! — вскричал Забродин. — Но тогда всё просто. У Булгакова нет и намёка на то, что Воланд это какой-то там пахан, уголовник, глава бандитской шайки…

Смольников его тут же перебил:

— Ты сначала это докажи!

— А и доказывать ничего не надо. В последней главе Коровьев превращается в тёмно-фиолетового рыцаря…

— Так ведь почти все нынешние генералы экономики вышли из криминального бизнеса, а то и что похуже. Вспомни, что творилось в девяностые! А теперь всё это уважаемые люди, только попробуй их в чём-то обвинить, мало не покажется.

— Ну, тогда не знаю.