Кровопийца

Глава 6. Махаон и тарантул.

Едва на улице начало смеркаться, я вышла на дворцовую площадь, окруженную вечерним благоуханием роз. После ужина Джанет решила выспаться в своей комнате, сославшись на усталость, а Арчи устроил небольшой праздник, гостьей на котором я быть не захотела, вспомнив о нашей последней встрече. Другая же немногочисленная группа, в том числе и моя новая знакомая Агнесс, направилась по дороге, ведущей в сторону конюшен, со стороны которых редко можно было услышать ржание лошадей. Стоящие в тех стойлах скакуны, по словам дворецкого, были чистокровными и оттого дорогими, а потому и я желала посмотреть на них хотя бы одним глазком, однако, сейчас, когда всю тьму отгоняют висящие на стенах маленькие фонари, когда над ровно постриженным газоном летают светлячки, не хотелось запирать себя в четырех стенах.

Повернувшись в противоположную сторону, я с сомнением взглянула на мрачную часовню, ветер в которой, проходя сквозь дыру в крыше, издавал гудящий и отталкивающий звук. Фонари на этих стенах были разбиты, а их стальная основа будто бы выгнута кем-то в непосильной злобе, что ныне была прикрыта разросшимся плющом. Узкая тропа позади часовни показалась мне вычищенной и ухоженной, и потому я неспешно отправилась по ней в сторону, где шелестел сад из вишен и виноградных лоз. В его центре, завершая ход тропы, находилась стеклянная оранжерея, в которой ничего нельзя было разглядеть из-за покрывающей её изнутри зелени, и, увидев внутри горящий свет, я осторожно открыла дверь.

Под куполообразным сводом журчал маленький фонтан в окружении тропических цветов и карликовых декоративных деревьев. Бело-розовые канны, хрупкие сиреневые орхидеи и раскрывшиеся под ними яркие газани, чередующиеся с ликорисами, – всё это цветущее разнообразие было окружено стаями синих махаонов и изумрудными палинурами, что плавно перелетали с одного места на другое. Быстро сообразив, что дверь за собой следует закрыть, я неуверенно прошла вперед, думая о том, можно ли мне находиться в подобном месте – не припомню, чтобы нам рассказывали об оранжерее с бабочками.

У фонтанчика, изображающего печальную девушку с кувшином, стояла обтянутая бархатом софа с низким стеклянным столиком, на котором покоился чайный сервиз. Заметив, что от одной из кружек идет пар, я обернулась, но увидела лишь редкие растения и тонкие стволы деревьев. Полагаю, мне всё же следует вернуться на площадь и присоединиться к тем, кто решил осмотреть конюшни.

Возвращаясь к двери, я заметила трепыхающуюся бабочку, коварно попавшуюся в незаметную паутину у корней апельсинового деревца. Наклонившись, чтобы не задеть головой ветви, я присела на корточки перед махаоном, замечая быстро ползущего по коре паука. Аккуратно поддев тело бабочки пальцем, я потянула его на себя, разрывая паутину и возвращая махаону прежнюю свободу, пускай мгновенно взлетать в воздух он и не собирался. Оставшись сидеть на моем пальце, махаон красиво покачивал крыльями, отчего их цвет переливался от насыщенного синего к яркому лазурному – что ж, достойная благодарность за спасение

– Почему вы сделали это? – вдруг спросил меня бархатный голос, и от неожиданности я подскочила на ноги, ударившись головой о ветку. Махаон взлетел к порхающей стайке, и я быстро обернулась, потирая ушибленную макушку и коря себя за чрезмерное любопытство.

Губы мужчины, что стоял передо мной, даже не скривились в доброй усмешке после увиденного, и его внимательный и строгий взгляд требовал от меня ответа на прозвучавший вопрос, на который сразу ответить я не смогла. Нет, удар о ветку был не сильным, да и испуг от внезапности прошел за считанные секунды, но всё же я вдруг обнаружила себя за простым и не очень вежливым разглядыванием незнакомого мне человека. Он был высок и имел хорошее телосложение, подчеркнутое изысканным, пускай и несколько старомодным стилем. Длинный темный плащ, накинутый на плечи, открывал взору строгую, стянутую в вороте синим галстуком, черную рубашку, заправленную в прямые узкие брюки такого же мрачного цвета.

– Мне стало её жаль, – интонация вышла виноватой, но под столь серьезным взором, требующим ответа на странный вопрос, я не могла сказать иначе.

– Почему же вам не стало жаль паука? – продолжил разговор незнакомец, и только сейчас я увидела, насколько острыми и правильными были черты его лица. Возможно, именно они придавали мужчине очевидную красоту, но, быть может, черные волнистые волосы, идущие от прямого пробора до кадыка, придавали его внешности роскошь, идя вразрез с белоснежной кожей. – Вы лишили его пищи.

– Жизнь паука исчисляется годами, в то время как жизнь бабочек – месяцами. Прекратить и без того короткий срок вот так, – я кивнула в сторону паутины, – грустно, как по мне.

– Но если это был последний шанс для паука выжить, и без этой еды он погибнет?

Этот вопрос показался мне настолько несуразным, что стеснение перед красивым мужчиной мгновенно исчезло, и я недовольно нахмурилась, находя в себе силы ответить грубо. Но я не могу позволить эмоциям взять над собой верх, ведь я совсем не знаю, что за человек стоит сейчас рядом со мной.

– Простите, но я не знаю, как ответить на этот вопрос, – деликатно я попыталась завершить тему, но вместо ожидаемого безразличия мужчина вдруг тепло улыбнулся, аккуратно беря меня за пальцы и оставляя на тыльной стороне ладони невесомый поцелуй. Такой старинный жест и такой…изящный.

– Было интересно узнать, что за вашим действием скрывается не только желание спасти красивую оболочку, – он плавно повел меня к софе, и я не стала сопротивляться. – Хотя начинать знакомство с таких вопросов было довольно грубо с моей стороны, верно? Давайте же начнем сначала, – сказал он, когда мы сели на софу, что оказалась на удивление мягкой, – моё имя Вилфорд Кроули.

Не решусь утверждать поспешно, однако, моя память не могла мне изменить так скоро, и, если судить по истории замка, то его последние владельцы носили такую же фамилию. Однофамилец или прямой потомок? Следует ли мне задать этот вопрос, что может показаться ему излишне прямолинейным?

– Беатрис…Беатрис Дэнсон. Рада с вами познакомиться.

– Значит, вы очаровательная участница затеянного эксперимента? – спросил мужчина, давая мне возможность задать интересующий вопрос.

– Да. А вы, полагаю, здесь работаете?

Задумчиво отведя взгляд в сторону, Вилфорд медленно кивнул, и в более ярком свете я вдруг заметила, насколько необычной была радужка его глаз. Я могла бы назвать её ореховой, но медные оттенки придавали этому цвету красноту, и что ещё более поразительно никакого радужного рисунка я не увидела.

– Вы разглядываете мои глаза, – с улыбкой произнес мужчина, – но ничего о них не говорите. Почему?

– Я подумала, что вам и без того, должно быть, часто о них говорят…Настолько часто, что это могло вам попросту надоесть.

Улыбка Вилфорда стала ещё шире, и он потянулся к столику, наливая в фарфоровые чашечки чёрный ароматный чай. Одну из них он любезно предложил мне, и прежде, чем сделать глоток, я уловила в запахе цветочные ноты.

– Это ассамский чай, собранный весной, – продолжил он, беря чашку тремя пальцами так, чтобы все они лишь держали ручку, но никак не входили в неё. Это был последний жест, на котором я окончательно решила, что Вилфорд придерживается настоящего этикета. – Его называют «чаем к завтраку», но я не вижу ничего страшного в том, чтобы испробовать его вечером.

Что ж, с уверенностью могу сказать то, что в сравнение с магазинным чаем этот ассамский чай не идет. И дело именно во вкусе, а не в убеждении себя самого насчет дороговизны данного напитка. Я не могла сполна насладиться им, не зная о тех правилах, что помогают раскрыть истинный вкус чая, но мне хватило простых глотков, чтобы понять невысказанное восхищение Вилфорда. Ещё некоторое время мы разговаривали о профессоре Маквее, о замке и о затеянном опыте, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что мистер Кроули очень галантный и всесторонне развитый человек, который, впрочем, сам себе на уме. Он расспрашивал меня об учебе, о планах на будущее, и, когда мы разговорились настолько, что стеснение пред человеком из другого общества меня покинуло, я всё же решила задать вопрос о его фамилии.

– Да, – не сразу ответил он, закидывая одну ногу на другую, – я владелец этого замка. Он передается в нашей семье по наследству.

Эти слова одернули меня с небес обратно на землю, и я поняла, что разговариваю с человеком влиятельным и богатым, с человеком, с которым мне следует вести себя осторожно и вежливо, ведь, если ему что-то придется не по душе, весь эксперимент мгновенно прикроют, а нас отправят по домам. Полагаю, изменение в моём лице было замечено Вилфордом, и он горько усмехнулся, вставая с места и подавая мне руку.

– Прошу, ведите себя со мной так, как вам удобно. Не стоит стеснять себя только лишь потому, что я владею этим местом.

Он говорил приветливо и дружелюбно, но что-то подсказывало мне, что, несмотря на такие слова, невежливого обращения этот мужчина не потерпит.

– Думаю, мы достаточно узнали друг друга, чтобы перейти на «ты».

– Хорошо, давай.

– Ты очень обаятельная девушка, Беатрис, и сообразительная, я восхищен, – произнес он без притворства, и легкий румянец вдруг тронул меня за кожу.

– Приятно слышать, я прекрасно провела время, – не менее искренне призналась я, когда мы вышли из оранжереи. – Надо же, уже полночь…

– Был рад знакомству с тобой, Беатрис. Надеюсь, исследования не вымотают тебя, и мы сможем поговорить ещё.

– Да, – его слова о новой встрече было так чудесно слышать, что я широко и счастливо улыбнулась, – обязательно.

В его взгляде вдруг показалось настоящее удивление, и постоянно приподнятые уголки губ вдруг опустились, словно бы я произнесла что-то страшное. Подойдя ко мне так близко, что мне пришлось поднять голову, дабы не упускать мужской взгляд, Вилфорд сощурил глаза, становясь настоящим притягательным магнитом, от которого я не могла отойти. Аккуратно коснувшись моего подбородка, он провел большим пальцем по моей нижней губе, не сводя горящего взора, в то время как я пыталась бороться со своим телом, которое будто оторвали от головы, позволив действовать самостоятельно. Я никогда не вела себя так прежде, никогда бы раньше я не позволила мужчине, с которым я познакомилась несколько часов назад, вести себя так вызывающе, но…Впервые моё сердце стучало так быстро. Идеал, который я когда-то сформировала в своей глупой голове, вдруг предстал передо мной, и я позволила себе мысль о том, что, быть может, именно это чувство называют внезапной влюбленностью. Вилфорд красив, умен, состоятелен, он знает, чего желает и какие цели ему предстоит покорить, он тот, о ком где-то в глубине души, возможно, мечтает каждая, и в этом желании нет корысти, есть лишь влечение идти за достойным и сильным мужчиной.

Когда он склонился ниже, я покорно прикрыла глаза, чувствуя на губах нежный, почти невесомый поцелуй, такой приятный, что я невольно придвинулась ближе, позволяя заключить себя в объятия. Оторвавшись на мгновение, Вилфорд поцеловал меня ещё, и ещё, пока поцелуй не перерос во что-то большее, во что-то страстное и будоражащее, что сбивает дыхание и скручивает живот от одной лишь мысли о…Я осторожно выставила впереди ладони, прерывая эту сводящую с ума волну. Не понимаю, что со мной, но я выставляю себя легкомысленной девушкой, что повелась на красивую внешность и обозначенные богатства. Губы горели, как и щеки, и под внимательным взглядом Вилфорда я неуверенно проговорила что-то об усталости и сонливости. Он понимающе кивнул и, поцеловав меня вдруг в макушку, ушел в темноту, туда, где не было света фонарей. Я же стремглав помчалась в свою комнату, пытаясь остановить бешено стучащее сердце…