Пленники

1

Это можно было назвать чудом. Через несколько дней после выхода из лагерного карцера у Оника стало восстанавливаться зрение. Напротив него на нарах сидел украинец Шевчук.

Словно не веря себе, Оник крикнул:

— Шевчук, это ты? Ведь я вижу тебя!

Он поднялся с места, схватил Шевчука за руку, потрогал:

— Не сон ли? — Нет, это не сон, черт побери!..

Шевчук ухватился за его плечи, крепко потряс.

— Ну, а теперь? Не лучше?..

Шевчук мало зиял Оника, хотя они одно время работали вместе. Он знал, что этот парень армянин, с Кавказа, — и больше, пожалуй, ничего. Иногда они встречались на шахте, в столовой, здоровались, как знакомые, иногда перебрасывались шуткой. И, хотя их знакомство этим и ограничивалось, Шевчук отнесся очень сочувственно, когда узнал о слепоте этого веселого, жизнерадостного кавказца. Не так было бы страшно, если бы он заболел чем другим. Но слепота делает человека совсем беспомощным. Не раз Шевчук думал: «Пропал парень, совсем пропал»!.. И вот сегодня он поднялся сам и закричал: «Вижу!..» Ну, не чудо ли?

Шевчук, все еще не веря, прищурил маленькие глаза:

— Дружок! с тебя могарыч причитается!.. Да как же это получилось? А я ведь считал тебя пропащим человеком.

— Подожди, Шевчук, выйду на двор. На белый свет полюбуюсь…

Оник самостоятельно добрался к двери и выглянул.

— Вижу, вижу! Все вижу! — радостно бормотал он.

Шевчук даже обнял его:

— Ну, конечно, видишь! Отчего ты ослеп? Наверно, от угольных газов? А ты пока не выходи на работу, — не будь дурнем, понял? Ступай к врачу и возьми освобождение на несколько дней.

После завтрака Оник сразу пошел в больницу. Там, действительно, был новый доктор — пожилой, высокий, с лошадиной головой и косыми глазами. Он подошел к пациенту, вывернул веки, внимательно исследовал их и заключил:

— Ничего страшного!

На радостях Оник несколько раз повторил:

— Данке, данке! Благодарю!

Он думал завоевать расположение доктора и получить на несколько дней освобождение. Но доктор сел за стол и, подумав, изрек:

— Завтра пойдешь на работу.

Оник попытался упросить доктора: хоть на два дня, даже показал два пальца, но успеха это не имело. Приговор не подлежал обжалованию.

— Завтра на работу!

Выйдя на улицу, Оник цветисто выругал доктора и медленно направился к казарме. Да, знали бы Гарник с Великановым, что он поправится! И откуда напала эта слепота, так некстати, разлучившая его с друзьями?

Шевчук, сидя на краешке нар, что-то писал. Дело это давалось ему, как видно, нелегко — Шевчук то и дело утирал со лба пот. Оник подошел к нему.

— Не стихи ли сочиняешь?

— Стихи! — серьезным тоном ответил Шевчук, отрываясь от бумаги.

Оник сел возле него.

— Со мною служил один паренек. Тоже сочинял стихи. Сядет, бывало, и покраснеет, словно перцу наелся. Ну, ясно: сочиняет! Нет, в самом деле стихи?

— Да брось ты! — отмахнулся Шевчук. — Знакомая дивчина есть у меня, письмо пишу…

— И письма доходят? В Черткове у меня тоже есть знакомая девушка, но…

— Какое такое — «но»?.. Я уже два письма получил! Садись и пиши: «Кохана моя»…

— Нет, не стоит! Нечем мне обрадовать ее. Если посчастливится увидеть, тогда все и расскажу. Только вот, боюсь, не увидимся. Не выпустят отсюда живыми.

Шевчук, отложив в сторону свое рукописание, воззрился на Оника:

— Скажи мне: куда твои соседи пропали? Словно в воду канули. А?

— Ничего не знаю, — пожал плечами Оник.

— Конечно, браток, о таких вещах люди не обязаны кричать на весь свет. Но чисто, видать, сработали! Нет — и конец. Поди, разыскивают?

— Пусть поищут. Белый свет велик!

Шевчук углубился в свои мысли, вздохнул!

— Да… Вот и я днем и ночью думаю об этом.

Оник сказал:

— Если ноги крепкие, приятель, нечего долго думать.

— Да, — тотчас же отозвался Шевчук, — но как это сделать? Немцев я лютой ненавистью ненавижу, понимаешь? Они нас превратили в крепостных…

И Шевчук рассказал свою историю. Все было до мелочей похоже на судьбу Оника и его друзей. Он тоже бежал из плена и скрывался в одном украинском селе. Но потом явились немецкие сборщики, и Шевчук вместе с молодежью села очутился в этих краях.

Оник был очень доволен разговором. Хотя он полностью доверял этому парню, но о себе помалкивал. В этот день он закончил начавшийся разговор о побеге неопределенно:

— Да-а… надо подумать!..

За несколько дней они сдружились. Оник все больше доверялся своему новому товарищу. Шевчук же был неразлучен с Оником. Он никогда еще не встречался с таким интересным собеседником. Оник не ныл, как другие, не жаловался, обо всем говорил с юмором. Можно было подумать, что он никогда не переносил лишений, не знал черных дней. Даже о своей слепоте вспоминал с иронией.

И вот однажды, вернувшись с работы, сказал на ухо Шевчуку:

— Сегодня говорил с чехом Иво. Он согласился. Только ящика нету. Придется подождать.

— Надо кому-нибудь сунуть денег — принесут, — сразу понял Шевчук.

— Э, приятель! Принесут… Мы не на колхозном рынке. Никто не пойдет на такую сделку. Ждать придется. А не будет ящика — рискнем отправиться на открытой платформе.

Шевчук не возражал. Только бы выбраться из Германии!

Однако через несколько дней группу шахтеров, в том числе Оника и Шевчука, перевели в город Цвайбрук, Никто не знал, зачем это понадобилось. Впрочем, Оника это и не интересовало. Было ясно одно: план побега сорвался.

В Цвайбруке их разместили в старом школьном здании. Шевчук загоревал. Конечно, теперь не так-то легко сбежать. Понадобится много времени, чтобы ознакомиться с новыми условиями. В Нойен-Кирхене у них был такой надежный друг, как Иво, они были знакомы со всеми закоулками на станции. Здесь все надо было начинать заново.

Оник всячески старался поддержать в товарище веру в успех их затеи. Оба устроились вместе. Оник рассуждал:

— Цвайбрук лучше, что Нойен-Кирхен, — кажется, это курортный город. Нас с тобой привезли на курорт. Воспользуемся случаем, немножко отдохнем.

Но ему не удавалось поднять настроение товарища, Тем более, на следующий день стало известно, что их привезли сюда рыть противотанковые рвы. Шевчук окончательно помрачнел. А Оник сразу заявил:

— Не выйдет! Не буду копать. Пойду к врачу и скажу, что у меня заворот кишок. И тебе советую сказать, что у тебя расстройство. Немцы боятся этого. Ну, и отправят нас в больницу.

— Но ты же ничего не понимаешь в медицине. Они сейчас же объявят тебя симулянтом!

— Кое-что понимаю! Когда у осла что-нибудь болит, у него опускаются уши, вот что… Ладно! Давай договоримся: сегодня ты сходи поглядеть на эти самые рвы, а я побываю у доктора…