Справедливая гордыня

…вломившись в амбар, естественно, споткнувшись и рассыпавшись на семеро ругающихся частей, не считая Виталика и летающей шляпы.

— Ни себе фига, — прокряхтел я, вставая и озираясь по сторонам, — Селяне зажигают…

Ну да, сначала мне показалось, что мы вломились на рейв-пати. А как еще можно назвать большое помещение без центральных источников света, где всё мигает и переливается разноцветным, по стенам пляшут светящиеся буквы и слова, слышны разные странные звуки, ну и заодно крики, в которых ни грана адекватности, миролюбия и смысла? Потом, конечно, через пару секунд, я понял, что крики издают ушибленные при падении девушки, но, как говорится, первое впечатление не поправить.

Ну, селян на этой дискотеке не было, вообще ни одного. Кроме нас семерых здесь присутствовал только диджей или дирижер (потому как не бывает диджеев с волшебной палочкой, пускающей разные искры там и вспышки). А еще можно было уверенно сказать, что времена рэпа и тусовок для этого здорового, пузатого и синекожего гуманоида в роскошной шубе нараспашку, давным-давно прошли. Вон бородища какая, пусть и зеленая. Хотя, выпученные глаза и отвисшая челюсть скорее говорят о том, что вместе с нами к мужику закатился дед Кондрат, но мы же целители, мы ж не позволим.

— Дед, — проникновенно сказал я, вставая и отряхиваясь от пыли, — Ты звиняй, мы не хоте…

— Еще как хотели, Мач! — позади рявкнула Саяка, — Это он!!

— Кто он?! — тихо пропищала придавленная спортивным задом суккубы Мимика.

— Габсалом это, — оскалился я, читая Статус так и не отмершего мужика, — Который, сука такая, Панибрах!

«Дедуууууля!» успела радостно завопить наша кицуне, но потом всё очень резко закрутилось.

Здоровенный, пузатый, синекожий, эпично носатый дед отмер именно от крика Руюки, начав действовать. Сперва он взмахнул палочкой, явно доводя до конца магический жест, но этому помешал тяжелый щит Оборонитель, брошенный мной в табло ненавистному (сколько бегали за этой сволочью!) Мудрецу. Тот, несмотря на то что уклонение не вызвало у гада ни малейших проблем, был вынужден прервать колдунство, от чего оно угрожающе затрещало и замигало. Мудрец, впрочем, не растерялся, а жмыхнул каким-то мгновенным заклинанием, оглушившим бросившуюся его потыкать Тами и пытавшуюся запеть Мимику. Затем он, изящно провернувшись вокруг своей оси и избегая тем самым рывка радостно чего-то вопящей Рюуки, достал из-за пазухи нечто вроде картинки на тряпочке, которую метко кинул в суккубу. Та, успев разглядеть нечто на этой картинке, с оглушительным визгом куда-то делась. Самостоятельно.

— Ах ты козёл, — справедливо обиделся я на старикана, хотя, казалось, куда сильнее. И, чтобы слова не расходились с делом, рванул на него с помощью моего приёма, справедливо рассчитывая сбить гада с ног. Гад сбиваться не захотел, красиво вылетев из-под удара прямиком вверх и оставив после себя облако порошка, от которого у меня моментально засвербело даже там, где свербеть не могло в принципе.

Пока я пытался понять, как почесать мозг, зависший на потолке дед, пыхнув вниз чем-то вроде дымовой гранаты, попытался доколдовать недоколдованное, но… получил по лицу. Метко брошенным Виталиком. Нереально метко. Габсалом Панабрах мужик здоровый, синий, пузатый, метра под два и килограмм под две сотни, пасть у него куда шире человеческой… В общем, мой негодующе визжащий питомец туда воткнулся задом как влитой.

Я сразу забыл о почесухе и зуде, стрелой взмывая в прыжке, думая лишь о том, что эта бородатая сволочь вполне может сожрать Виталика, от которого наружу виднелась только сильно удивленная, если не сказать больше, голова.

Дальше случилось несколько событий одновременно. Моментально приобретя фиолетовый цвет, рожа Габсалома Панибраха напряглась, выкашливая изо рта живую затычку, явно нашевелившую своим немалым хвостом в глотке мудреца что-то лишнее. Выкашлянный утконос угодил в лицо наносящему ну очень солидный удар под дых мудрецу мне, а кашляющий вой, вырвавшийся из Габсалома вслед за филийским вжухом, поставил точку в произносимом том заклинании. Было еще несколько событий, к которым можно было отнести копье Тами, воткнувшееся синекожему в то место, которым тот думал, или Матильду, чьи брошенные молотки постучались уже в мою спину, или болт из арбалета Мимики, попавший, опять-таки, в меня, но это всё были мелочи.

Большой страшный ритуал, расчерченный тут рунами везде по стенам, потолку, полу и воздуху, пошёл вразнос.

Загрохотало, затрещало, заулюлюкало, все цвета мира, завизжав ужасными голосами, бросились мне в лицо, а затем всё вокруг… взорвалось!

Во всяком случае, мне показалось именно так в момент, когда всё вокруг перекрутилось, заискрило, смешалось, а потом втянуло меня как ноздря первоклассника осеннюю соплю. Испугаться я не успел, просто потому что времени на это не было.

Разноцветная тянущая круговерть выбросила меня… в баре. В хорошем таком, прокуренном, полуподвальном, очень атмосферном баре. Даже выбросило меня атмосферно — не с грохотом на пол, дабы я прогремел на всю ивановскую надетыми доспехами и шлемом, а мягко и нежно завинтив мой зад на барный стул. Рядом с жутко мрачным мужиком в длинном бежевом плаще из плотной ткани, хмуро сверлящим взглядом стакан с вискарем. Рядом с хмурым на барной стойке лежала мятая шляпа и пепельница, набитая окурками. Бармен, мужик лет 50-ти, протирающий стакан прямо напротив мужика (за стойкой), даже глазом не дёрнул на материализацию рыцаря в полной броне. Он им, этим глазом, лишь плавно повёл на меня, одновременно с этим медленно и вопросительно поднимая бровь. Мол, что будете?

— Мне то же, что и ему, — потыкал я пальцем в качественно пьяного мрачного мужика, стрельнувшего в меня внимательным, хоть и мутноватым взглядом. После чего алкаш вернулся к созерцанию собственного стакана, а мне набулькали янтарного пойла в свежепоставленный. Не по-христиански, конечно, на палец, как говорят в этой ихней пендосии. А что это была она, я почти не сомневался. Антураж не давал. Пришлось изъять бутылку у не догадавшегося сопротивляться бармена и налить нормально, до краев. Выдув первую порцию, я, порывшись в инвентаре, добыл оттуда несколько завалявшихся серебряных колец (а может и платиновых), высыпав их на стойку в качестве оплаты. Тару, впрочем, не отдал, а налил еще. Бармен, натужно пытающийся возмутиться в начале всех этих мероприятий, отрадно для глаз прошёл остальные стадии, включая торговлю и смирение, а затем попросту сгреб кольца.

Великолепный мужик. Не издал ни звука, а уже обо всем договорились. Черт, я хочу на нем жениться, несмотря на его возраст, пол и мой гарем в наличии. Надо еще выпить, мозги никак не хотят запускаться и понимать, что произошло и где я оказался.

Врезав еще стакан, я понял, что нахожусь в другом мире. Один. Дисковый телефон у бармена, английские буквы на газете, да и федора у алкаша рядом… Причем, я точно не в своем времени — в моем уже не было нормальных кабаков, где можно было курить. А тут в никотине не так уж много воздуха.

— Этот город прогнил…, — неожиданно и довольно внятно пробурчал алкаш рядом, делая глоток из своего стакана, — Он как бродячий запаршивевший пёс, лежащий в канаве. Вопьется тебе в икру, занося гниль, заразу и чуму, которые будут потом жрать твоё тело и душу…

— Дурак ты, — у меня это вырвалось как-то само собой, слегка эдак жалеючи и снисходительно, — Что у тебя тут? Рэкет, бутлегеры, неверные жены, продажные политики и копы, чутка наркотиков и уличные банды? Ха, молокосос, ты жизни не видел… детский сад, штаны на лямках.

— Ч-что? — оторопело уставился на меня внезапно протрезвевший алкаш, говоривший, между прочим, на чистом английском, в то время как я на человеческом.

— «Ш-шта?», — передразнил я его, — У тебя тут ни мировой пандемии, ни ядерной угрозы, ни синтетической наркоты, ни эффективных менеджеров и маркетологов. Про рэперов ты и не слышал даже, молчу уже про блогеров. А криптовалюты, финансовые пирамиды, ГМО? Негры, безнаказанно грабящие магазины?

— Негры?! Безнаказанно? — ужаснулся мужик в плаще, который, слегка распахнувшись, продемонстрировал мне как наличие на мужике отпадного костюма с жилеткой, так и полицейского значка.

— Еще какие..., — охотно кивнул я, собираясь засадить стакан и начать рубить правду-матку, тем более что слушатель номер два показал свой отчаянный интерес в моем монологе путем роняния стакана на пол, но этому сбыться было не суждено. Меня засосало в разноцветное снова.

На этот раз меня выкинуло возле отвесной скалы. Едва успел зацепиться, а потом еще и поймать мимопролетающую бабу во всем обтягивающем. Баба попробовала визжать и отбиваться, но была мной аккуратно оглушена и заброшена назад, метров на пятнадцать вверх, прямо в рожу мужика, с непередаваемо грустным выражением глядевшую вниз. Баба с рожей исчезли под воздействием физики, а меня вновь засосало, куда быстрее, чем в прошлый раз.

Потом была квартира какого-то психа, медленно подносящего к своей просящей кирпича худой роже старую пошарпанную деревянную маску. Что-то мне в этом действе не понравилось, поэтому я маску отнял, психу возопившему пинка дал, а затем снова был засосан. С маской.

Её, как предмет категорически мне не нужный, удалось всучить другому психу, стоящему на крыше дома, куда меня выбросило. Не то чтобы мне очень этого хотелось, но, когда ты стоишь и глазками хлопаешь, а неожиданно кусок тьмы возле тебя разворачивается, превращается в одетого в черное мужика в плаще, да так, что одни только губы видно, уже страшно. А когда он еще свои грабалки начал в кулаки сжимать, я ему просто сунул, что держал в руках, чтобы тот растерялся, а затем вновь был засосан невиданной силой.

Так меня и мотыляло по хрен знает чему. Где-то задерживался минут на десять, а где-то всего на несколько секунд. Было непонятно, но очень интересно. Ну кроме эпизода, где какая-то бешеная краснокожая дурында с растущими из головы двумя длиннющими красными соплями попыталась меня нашинковать светящимся мечом. Отнятую опасную шашку я потом передал здоровому как шкаф спокойному голому здоровяку, точившему посреди пустыни корявую и примитивную пародию на двуручный меч. И вина ему пару бутылок закинуть успел.

Ну и так, по мелочи, еще наворотил, потому что единственное, что меня еще удерживало в нормальном психическом состоянии, были те два стакана вонючего вискаря, засаженные в самом начале, да пара бутылок слишком уж слабого винища, что я дул в процессе. Маловато для погашения стресса. Будущее в виде постоянных скачков по жопам бытия, беспокойство за девчонок и желание максимально отрешиться от реальности (тей) заставляли меня творить глупости и джигурду. Ну и не только. Бросить лечение на истошно выкашливающего легкие мужика, стоящего раком под ночным дождем возле трассы — это нам не западло, как и зашвырнуть назад падающего прямиком в огромное стадо бегущих антилоп-гну льва. Ну морда у него приличная была. Надо же, всё начинает повторяться. Воистину, нет в мире ничего нового.

Наконец, когда я уже почти сдался, принимая свою печальную судьбу вечно гонимого по мирам листка туалетной бумаги (хрен там плавал и нырял — спать захочу и всё, хана, выкинет над пропастью во ржи, и каюк электрику), как что-то изменилось. Разноцветное скомкалось, перекосилось, издало звук, похожий на рыгание, а затем, вырвав у меня из рук зачем-то спертый у слащавого хлыща в зеленом полупрозрачный голубой светящийся куб, выкинуло меня… в просторную пещеру. Причем именно выкинуло, издав напоследок хрюканье умирающей свиньи и неграциозно лопнув.