Справедливая гордыня

Глава 14

Потолок был знакомым. Не в смысле «братан! Сколько Лен, сколько Зин!» как в моей обшарпанной двушке в прошлой жизни, а из серии «я всю эту красоту точно уже видел, причем, именно эту». Ну завитушки там, побелку ровную… в общем, знакомый потолок. Откуда — непонятно совершенно, но вот такие дела. Это меня успокоило, несмотря на то что память и вообще головной мозг работали сейчас как эстонцы на итальянской забастовке, трудоустроенные на заводе тормозной жидкости. В целом, я бы не смог ответить на банальные вопросы, вроде того, кто я, зачем я, что тут делаю, как сюда попал и кто виноват. Нет, никак. Разве что подмечались факты окружающего пространства, действующие на сознание успокоительным образом. К ним относился знакомый потолок, вполне мягкая кровать, на которой валялось мое бренное тело, а также небольшая тяжесть в районе живота, демонстрирующая, что на нем, на этом животе, кто-то спит.

Почему-то подумалось о утконосах, но совсем чуть-чуть, так как давление, оказываемое на живот, было слегка чрезмерным, по причине излишней тесноты в потрохах от переполненного мочевого пузыря. Решив, что последнее является наибольшей проблемой, я победил малодушие, утверждавшее, что шевелиться нельзя ни в коем случае, и начал выкарабкиваться из постели, попутно вспоминая, кто я есть и зачем пришёл в этот прекрасный мир. Со стоном, похожим на песню, я сбросил с себя иго толстого одеяла и… ошарашенно уставился на то, что съехало у меня по животу в район хвоста, но так и не проснулось.

На утконоса оно похоже не было, зато было ну очень похоже на другое существо, причем на существо, которое мне, как приличному гаремодержцу, в постели иметь не полагалось. Это была голая женщина, ни капли не похожая на моих девчонок. Более того, полуприкрытое одеялом и сладко сопящее тело очень фигуристых пропорций относилось к расе гоблинов, сверкая сочно-зеленой кожей в разных-всяких интересных местах.

Пришлось вставать совсем для лучшего обзора продолжающей подкидывать мне сюрпризы реальности.

Обалделый, я стоял посреди смутно знакомых хором, в которых точно был ранее, пялясь на точно незнакомую мне гоблиншу. Они почти все были мне незнакомы, кроме одной предательницы, обожающей обильный пирсинг из золота везде, где можно и нельзя, так что была точно посторонняя женщина, с которой мы спали голыми в одной постели. Решив, что всё может подождать, я пошлёпал в туалетные комнаты, дверь в которые нашел безошибочно, а там долго стоял под душем и в экзистенциальном кризисе.

Виной кризиса была гоблинша, хоромы и город за окнами, который я услышал еще когда разглядывал зеленое дрыхнущее тело. Оживленный такой город, уж шум мегаполиса, пусть даже фиольского, я ни с чем не перепутаю. Как так могло пройти, если последнее, что я помню, был трактир посреди леса в ночи, рыжий бармен и серебристый единорогочеловек из Кемерово по имени Игорь?

Ну да, водка. Много водки…

Контрастный душ привёл меня в относительный порядок настолько, что я забеспокоился за девчонок, но это благородное чувство тут же утихло, стоило мне выйти из ванны. Все пятеро, не считая отсутствующей или прячущейся Мимики, стояли посреди номера (а это точно был номер в отеле! Я вспомнил!) уперев руки в боки и нехорошо на меня посматривая. Угнетающе эдак.

— Мач…, — негромко произнесла краснокожая демоница тоном, от которого мне инстинктивно стало очень стыдно за бесцельно прожитую жизнь.

— А? — отреагировал я, благоразумно прикидываясь дурачком и готовясь всё отрицать.

Минута тишины. Меня сверлят взглядами, я туплю в ответ, так как думать по-прежнему нечем. Проспиртованный мозг смотрит сквозь глаза на девчонок как баран на новые ворота, понятия не имея, что вообще происходит. Вот я мирно пью водку и жду их из бани, а вот раз! — и мы в Аустоламбе! Почему знаю, что в нем?! Потому что только тут я был в шикарном отеле и это точно он! И что за гоблинша? И где Игорь?!

— Мач, — сказала, как отрубила Тами, — Ты больше не пьешь, понял?!

— За что?! — тут же поперхнулся я, тыкая пальцем в сладко спящее зеленое тело, — Я её не…!

— Да её хоть за еее!! — взвизгнула, моментально выходя из себя, гномка, — Ты помнишь, что ты натворил?!!

— Не помню я! — тут же среагировал я, — Так что сначала расскажите, а потом смотрите на меня, как на врага народа!

— Ты…, — горестно пробормотала Саяка, меряя меня взглядом раненной в спину птицы, преданного товарища и умирающего от голода котенка.

— Как ты мог…, — в тон ей всхлипнула Матильда, заставляя меня уже нешуточно напрячься. Я что, Мимику продал и купил гоблиншу?! Или как?!!

— Мач, да расслабься! — внезапно буркнула Рюука, — Они накосячили жестко, а теперь пытаются мылить тебе мозги!

Что?!!

Девчонки, получив подлый кицуний удар в спину, аж потерялись, а я приободрился, тут же многозначительно промычав «Таааааак!». Правда, увидев, как они ёжатся, тут же решил — а нафига усугублять, если уж они на такие отчаянные меры пошли? Пусть лучше расскажут, что помнят, а потом мы об этом забудем. Только Мимику покажите, чтобы я спокоен был.

— Так вот же она, — тут же кивнула Рюука… на дрыхнущую гоблиншу!! Обычную, пусть и очень ушастую, но гоблиншу!

Чего?!!

— Так, давайте по порядку!! — помотав головой, решил я. Хватит уже этого шоу. Рассказывайте! А потом будем разбираться, кто виноват и что делать!

Слово предоставили Лилит, как самой взрослой и ответственной. Та, судорожно подёргалась в прицеле глаз, горестно вздохнула, приступая к рассказу. Он оказался на удивление недолгим.

Итак, купальня, точнее, самый настоящий банный комплекс размерами эдак раз в 5 больше всей харчевни и устроенный как нечто для императоров, полностью завладел вниманием девчонок. Те, сразу поняв, что явление насквозь сверхъестественное, тут же забили на интерпретацию происходящего, начав всласть париться, мыться, отмокать и расслабляться. И занимались этим, без малого, часа три или четыре, не меньше, полностью забыв обо мне, о харчевне, вообще обо всем. Но, наконец, придя в себя, они с неохотой покинули этот гигиенический рай, вновь оказавшись в тесном зале кабака.

Где, в данный момент, под недреманным оком рыжего плешивого бармена вовсю пьянствовали некие четыре субъекта, но уже не раздельно, а кучей, вполне себе активно общаясь. Причем пьянствовали они за их сдвинутыми столами, активно разговаривая и продолжая бодро наливаться прозрачным крепким алкоголем. Недолго думая, девчонки присовокупились к выпивохам, так как тела требовали пожрать, а двигать еще столы прекрасным дамам было феерически западло.

Какое-то время всё шло своим чередом. Мужики бухтели о своем, жарко споря и выпивая, девушки тихо точили разносолы, расслабленно переговариваясь и слушая мужские беседы.

— Тут-то всё и случилось, — пожала Лилит плечиками, — Ты вовсю убеждал бородатого старика и смазливого брюнета, что они оба категорически не правы. Очень, кстати, горячо утверждал. Сейчас даже дословно вспомню: «Никакой проект не стоит того, чтобы вносить в семью разлад! Семья превыше всего! Даже если этот проект просто сказка, даже если лучше не бывает, то просто… да сделайте вместе еще один! Ну сколько лет уже прошло?! Сделайте два! Найдите точки соприкосновения! Подумаешь, не сошлись во мнениях, ну разве это повод? Фигня это!».

— Ага, — подбуркнула Тами, — Брюнет тогда как напыжится, глазами как засверкает, закричит так страшно. «Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь!». А тут что Мач, что конь этот: «Да всё мы понимаем! Мы с тобой согласны! Говно, а не проект! Можно лучше! Нужно лучше!». Брюнет тут как вскочит, монетку свою как уронит, чуть ли не запрыгал! «Видишь?! Видишь! Они сами понимают!». И вы такие хором: «Еще как понимаем!», а дед такой пьяный «Ну как же так!», а потом ты, Мач, снова свою песню про сделать еще один, в процессе понять друг друга и простить, и вообще жить дружно! Потому что работа — это работа, а семья — это семья. Нельзя, мол, из-за всякой херни так ссориться.

— Точно, — кивнула зевающая Рюука, — А потом дед и брюнет заплакали и обнялись. И выпили. И начали обсуждать новый… этот. Проект. А нас в благодарность предложили переместить в Аустоламб.

— И? — непонимающе заморгал я, — А что с Мимикой? И с Игорем?!

— Ну…, — засмущалась кицуне, а затем протянула руку вперед, — Вот.

На ладони у беловолосой девушки лежал очень знакомый рог. Он даже так и назывался: «Рог Игоря».

— Что с ним стало?! — ужаснулся я, принимая останок товарища.

— Ну…, — засмущались девушки, отодвигаясь от… Матильды?!

В общем, когда мы уже начали собираться, Лилит, неосторожно проходившая мимо человека-единорога, почувствовала на своей ягодице несанкционированное домогательство, автором которого был не я и не другие допущенные к телу пользователи. Суккуба, видя сильно неадекватное состояние бедного Игоря, вполне ограничилась бы снятием конечности со своего тела и устным выговором, но, к несчастью для коня в пальто, его манипуляции были замечены тут же рассвирепевшей жрицей всех богов.

— Она что, его стукнула так, что рог отпал? — сделал осторожное предположение я.

— Почти, — отвела глаза Саяка, — Матильда его гайкой стукнула. Твоего Игоря… вывернуло. И рог отпал, да.

— Как вывернуло? — медленно произнес я, представляя себе самое страшное. Оказалось, моё воображение недостаточно развито.

— Наоборот, — нехотя добавила Тами, — Он превратился в серебристого едино… коня с человеческой головой. Мы его вынесли во двор, привязали к коновязи и насыпали овса. Больше ни на что времени не было, дедушка торопил и ругался по-черному. Еще этот рыжий кричал и топал ногами, говорил, чтобы мы больше к нему ни ногой. А потом мы оказались здесь.

— Ладно…, — пробормотал я, весьма сочувствуя Игорю, но понимая, что заднюю тут не дашь и спасти не спасешь, — А что с Мимикой?

В этот момент, стоя посреди комнаты и держа рог кемеровского единорога в руке, я сильно боялся, что мне сейчас выдадут отпавшие уши и хвост, но пронесло. Мимику отыгравшая от коня гайка случайно шарахнула по темечку, от чего та позеленела и огоблинела, помолодев лет на 20 и отрастив себе выдающиеся части тела. Правда, огоблинела не до конца.

— Вот, смотри, — завистливо проскрипела Такамацури, сдирая с беззаботно дрыхнущего тела одеяло.

Да уж. Бывшая кошкодевочка еще слегка потеряла в росте, приобретя солидный четвертый размер в груди, переставшей быть равниной, запышнела волосами, налившимися силой, толщиной и длиной, отрастила крепкий такой зад, но… у неё остались хвост и уши. Длинный такой голый зеленый хвост и здоровенные такие, опять же голые, лопухи ушей. Причем органов слуха у бывшей кошкобабушки теперь было четыре штуки — два лопуха на макушке и два остроконечных почти эльфийских уха там, где должны быть у всех разумных. Ну и хвост, да.

— И что мы ей скажем, когда проснется…, — упав духом, вслух подумал я.

— В смысле скажем? — удивилась Тами, — Ты вторые сутки спишь! Она от счастья нас всех споила, как только тут очутились! И отель купила!

— Что?!! — меня аж к стене прислонило.

— Ну, пока мы пьяные были…, — скосив глаза в сторону стыдливо произнесла Лилит, обвивая себе талию хвостом.