Комсомолец. Часть 3

— Нужно было раньше перед тобой извиниться, — сказала Альбина. — Но не решилась объясниться с тобой тогда, перед экзаменом. Ну а потом… каникулы.

Нежина повела плечом. Полы халата снова чуть разошлись — подкинули в пламя моего воображения дровишек. Намагниченный взор соскользнул с лица девушки, опустился ниже. Мелькнула мысль о том, что Нежина намеренно меня дразнила. Но я допускал и такой вариант: она попросту не видела во мне мужчину. Потому и не следила за проделками халата: не видела в том надобности. Такое допущение слегка охладило мой пыл, приструнило воображение. «Мнимая единица отображает неопределенный интеграл», — выругался математическим языком, разгоняя неуместные фантазии.

— Об этом ты и хотела со мной поговорить? — спросил я.

Задумался о более приземлённых вещах — покосился на газетный свёрток.

— Не совсем, — сказала Королева. — Точнее, не только об этом. Хотела кое о чём тебя попросить.

— Я весь внимание.

Не дождался, пока Нежина предложит мне блины — потянулся за ними сам. Альбина никак не отреагировала на мои действия, словно вовсе не заметила моё самоуправство. «Сейчас счастливые времена: нет полиэтиленовый пакетов, — подумал я. — Счастливое время для природы и несчастное для людей. Зато находится применение для огромного количества периодических изданий — несвежая пресса получает в СССР вторую жизнь. И не только на гвоздике в туалете». Под несколькими слоями газеты «Советская Россия» я обнаружил пропитанные жиром листы ученической тетради (в клеточку). Развернул и их — достал сложенный вчетверо румяный блин.

— Усик, ты не должен никому пересказывать всё то, что услышал обо мне и моей семье здесь, в больнице, — сказала Альбина. — И о том, что видел у меня дома, тебе тоже не следует говорить ни в институте, ни в общежитии.

— Почему?

— Потому что я тебя об этом прошу.

Королева улыбнулась — будто электрическим разрядом подстегнула ритм сокращения моей сердечной мышцы. От взгляда Нежиной у меня забурлили в крови гормоны, по коже побежали мурашки. Захотел придвинуться к девушке ближе… и даже позабыл попробовать блин, что поразило меня больше прочего. Я окунул в горячий чай язык — остудил ожогом на кончике языка собственные желания. Вспомнил, что собирался есть. И затолкал блин в рот целиком, будто побоялся потерять его, как ворона сыр. Подумал, что если бы Альбина посмотрела на меня так же раньше — я бы не гадал, почему за ней увивались стайки поклонников.

Спросил:

— И что я получу за молчание? Кроме блинов, разумеется.

Придвинул к себе газету, взял с неё сразу два блина — на всякий случай. Заметил, что улыбка Королевы угасла. Будто задули огонёк свечи. Даже в комнате от этого стало мрачнее прежнего. Нежина смотрела на меня уже без прежней теплоты, но и без угрозы — задумчиво. Я вновь ощутил себя прежним Александром Усиком, которого Альбина не баловала улыбками. Вновь почувствовал аппетит. Бурление в крови успокоилось, не отвлекало от еды. Продолжил поедать блины (пока их не отобрали). Дожидался ответа на свой вопрос. Прикидывал, что именно хотел бы услышать.

— Что ты хочешь, Усик? — спросила Королева.

Развёл руками.

— Хочу квартиру в Москве с видом на Красную площадь, — ответил я. — Новенький ГАЗ-13 «Чайка» — желательно чёрного цвета. И место в Политбюро.

— Я серьёзно спрашиваю.

— Ты думаешь, я шучу?

Посмотрел на блины — прикинул, какой съем первым.

— Что ты рассчитываешь получить за молчание? — спросила Альбина.

— Кроме блинов?

— Кроме блинов.

— Хочу, чтобы ты ответила на парочку моих вопросов, — сказал я. — И пригласила меня на чай. К тебе домой. В первые же выходные, после того, как меня выпишут из больницы.

— Ко мне домой? — переспросила Нежина.

Я молча кивнул. Потому что вновь затолкал в рот блин. Позволил Альбине наблюдать за процессом поедания её выпечки. Специально не чавкал — если только ненамеренно (всё же пока не полностью искоренил эту привычку Комсомольца). Всем своим видом показывал, что восхищён кулинарным талантом Королевы.

— Послушай, Усик, — сказала Альбина. — А может ты не солгал тогда в милиции? Может, ты действительно в меня влюблён?

— А может я не солгал — действительно хотел подловить тебя с нашим завкафедрой? — сказал я. — Потому что я злой и коварный человек. Который отчаянно желает разболтать все твои секреты.

Нежина одарила меня укоризненным взглядом.

— Роман Георгиевич — очень хороший человек. Он был другом моего папы.

— Это мешает ему в тебя влюбиться?

— Усик, не говори ерунду, — сказала Альбина. — Роман Георгиевич порядочный человек. К тому же, он влюблён в мою маму — не в меня. Два года назад он даже делал маме предложение. Но та предпочла этого… эсэсовца.

Она поморщила нос.

— Это Роман Георгиевич уговорил меня учиться в горном институте, когда я решила не уезжать в Москву, — сказала Королева. — И помог подготовиться к поступлению.

Я прикинул возраст нашего заведующего кафедрой. По всему выходило, что Роман Георгиевич значительно моложе меня (того меня — из будущего). И раз уж я нет-нет, да и посматривал на комсомолку Нежину плотоядным взглядом… То почему бы завкафедры не сменить направление вектора влюблённости с матери на дочку? Тем более что Нежина-младшая пока — вольная птица. Вот не верил я, что в голове у заведующего кафедрой горного дела при виде Королевы не появлялись в голове пошлые мыслишки… как у меня. Или этот (лет сорок ему?) холостяк дожидался Альбининого совершеннолетия?

— Вы… привлекательны, — процитировал я министра-администратора из пока не снятого фильма «Обыкновенное чудо». — Я… чертовски привлекателен. Чего зря время терять?

— Что ты несёшь, Усик?

Я осторожно отхлебнул из чашки. Вкус чая меня неприятно впечатлил. Едва сдержал желание сплюнуть напиток на пол.

— Я выдвинул тебе, Нежина, свои условия — простые и конкретные. И всё ещё не получил на них ответ. Жду… пока не закончатся блины.

— Какие ответы ты хочешь от меня получить? — спросила Альбина.

— Это значит, что в гости ты меня пригласила?

— На чай, — сказала Нежина.

— Разумеется. Часикам… к пяти?

— Хорошо.

Я улыбнулся.

— Но не рассчитывай ни на что, кроме чая, — сказала Королева. — Выпьешь чай и уйдёшь. Договорились?

Встретился с ней взглядом.

— Что, и блинов мне к чаю не предложишь?

— Не предложу.

Пожал плечами.

— Ладно, — сказал я. — К чаю… принесу с собой.

Сцапал с тетрадного листа очередной блин, но не спешил отправлять его в рот. Повертел его в руке, будто примерялся, как с какой стороны откусить. Но потом вздохнул… и положил блин на газету (всё же и у моей прожорливости был предел), отодвинул от себя чашку. Откинулся на спинку стула — заставил её тоскливо скрипнуть (веса моего прошлого тела этот стул не выдержал бы, рассыпался бы под ним в щепки).

— С первым условием разобрались, — сказал я. — Ну а теперь вопросы.

— Спрашивай, — сказала Альбина.