Лёд и порох

С расширенным кругом обязанностей, хотелось съязвить, но заглянув в щенячьи глаза шутку я проглотила.

— Поработаете, присмотритесь к столице. Возможно, государственная служба не единственное место для самореализации. И жилье у меня есть.

Он задумался. В этом мальчике я видела куда меньше честолюбия, чем было у Пети, а в бизнесе мне бы не помешал такой ассистент.

В Углец въехали потемну. Возможно и стоило начать с этого курмыша в начале, чтобы в соседние деревни попасть тоже засветло, но задним умом мы все крепки.

Староста наш, меньшой пират, сопровождал посланцев из большого мира с куда меньшим энтузиазмом, нежели два дня назад. И пусть полсела смотрела, как картинно благословляет нас отец Феофан, что в Хреново, что здесь, настороженность сопровождала нас на каждом шагу. Деревенька еще меньше второй. Шесть дворов.

— А отчего Вы, Степан Михайлович, так беспокоитесь? — я сфокусировалась на старосте, который разве что копытами не сучил.

— Да здесь народец такой… — он озирался, чуствуя себя явно не в своей тарелке.

А что, народ он везде одинаковый. Можно о советской власти много плохого говорить, но мало-мальское образование они давали всем в кратчайшие сроки. Даже прабабка моя ходила в школу грамотности после своих детей. Читала потом много и очень интересовалась всем происходящим вокруг. А тут апофеоз мракобесия.

В первой же избе нас встретила форс-мажорная ситуация — покуда нас сюда черти несли, одна из жительниц начала рожать, и процесс пошел явно не очень успешно. Младенец родился мертвым, а сама роженица, судя по быстро расплывающемуся под лавкой алому пятну готовилась присоединиться к ребенку. На моих глазах сиротели шестеро детей, жавшихся к бабке. Мужчины в семье стремительно напивались, поминая некрещеного и отпуская новопреставившуюся. Отец Феофан остался в избе, а мы с Андрюшей быстренько решили обойти остальные дома.

Еще один дом, девятнадцать человек, три поколения, и опять не разберешь, кто кому брат, а кому — сын.

Для разнообразии приятная семья, где все не то, чтобы любят друг друга, но живут справно и мирно. Старики, двое их наследников с семьями, семеро детей, от двух братьев.

Вдовья хатка. Двое большеглазых детей и изможденная женщина. Андрей уже не спрашивая отправился в возок.

— Как зовут Вас, голубушка?

— Матреной. — безэмоционально отвечала вдова.

— А по батюшке?

— Тимофеевна. — еще тише. — Чухова.

— Полных лет сколько?

— Двадцать семь.

— Местная?

— Знамо дело.

— Занятие какое имеете?

— Поденно работаю летом. Да и еще кто милостью своей что подаст.

Судя по дому, милостью своей чаще всего блещут мужчины. И вряд ли холостые, разве что в последнем дому кто найдется.

Дети — восемь и пять. А вдовеет седьмой год. О чем-то это должно говорить. И кого-то младший мальчик мне напоминает. За день я насмотрелась на несколько сотен малышей, но похожего видела совсем недавно. Сейчас у Андрюши уточню — этот точно помнит. Вообще, наблюдательный парнишка, нам с Фролом точно пригодится. Оно, конечно, дворянской чести ущерб, но этому деньги надо зарабатывать. Сообразит.

Мы уже все выяснили, но мой напарник все не возвращался. Хозяйка дома уже начала коситься с недоумением. Я не торопясь собрала бумаги, сложила в папку, прислушиваясь к звукам снаружи. Ничего. Пожала плечами, оделась и вышла. Точнее попыталась — дверь горницы открылась легко, а вот с той, что из сеней вела наружу, пришлось повозиться. Вроде бы все в хозяйстве госпожи Чуховой отличалось справностью, а тут такая незадача. Я вздохнула и резким рывком сдвинула тяжелое полотно, и тут же упала, потеряв равновесие. Дверь до конца не распахивалась, оказавшись заклиненной торчащей из полотна палкой. Зато у нас гости — прямо перед моими глазами стоял раскачивающийся бородатый мужик, в распахнутом на груди тулупе.

— Архипушка! Ты чего ж на ночь глядя? — тихо произнесли за моей спиной.

Сковородников, Архип Петрович. Свежеиспеченнй вдовец. И ребенок младший у моей хозяйки — копия его мальчишек.

— Списала? — проревел он. — одну мою бабу списала, таперича хоронить нады. И другу хошь?

Попытался вырвать торчащую из двери палку, оказавшуюся вилами, но не устоял и так же как и я рухнул в снег. Я медленно перевела взгляд направо и долго не могла понять, что же оказалось между зубцами вил и тяжелой дубовой пластиной.

Прямо над моими юбками, видимое даже в темноте на белом-то снегу тянулось красное пятно. Крупные капли стекали по ручке и звучно падали на снег. Кап-кап-кап.

Наколотый вилами, словно большое насекомое, мальчик наполовину прикрыл закатившиеся глаза. Сквозь зубы вытекали струйки крови прямо на тонкую шинель, тонкие пальцы застыли на черенке. На заячьи крики Матрены сбежался народ, мужики вязали убийцу, громко матерился староста, качая головой, отец Феофан начал молитву, а я все не решалась дотронуться до него.