Этот большой мир — 1. "День космонавтики"

На сём мой бенефис подошёл к концу. Екатерина Андреевна, кое-как к тому моменту кое-как опомнившаяся, вывела в дневнике пятёрку, и я направился на своё место, провожаемый удивлёнными, но уже без откровенного страха и неприязни взорами одноклассников.

…Теперь-то мне дадут, наконец, прийти в себя?..

Похоже, из классического набора попаданца в «себя-школьника» я почти ничего не упустил. Так, зажимаем пальцы. Первый, большой: «начистить физиономии злыдням, которые обижали тебя в школе», готово. Правда, обошлось без мордобоя, но это, во-первых, ещё не поздно, а во-вторых и ни к чему — результат получен, причём явственно силовым путём. Второй палец, указательный: «завоевать авторитет самого крутого перца в классе» — первый шаг сделан и, думается, с результатом проблем не будет. Третий, средний: «потрясти одноклассников и учителей своими знаниями, чем углубить и расширить эффект от предыдущего пункта» — а я виноват, если оно само так получилось? Не двойку же было домой тащить… хотя заглядывать в мой дневник всё равно некому — во всяком случае, в ближайшие неделю-полторы…

Пункт насчёт «трахнуть одноклассницу, в которую был безнадёжно влюблён в прошлый раз» я благоразумно пропустил –она, эта самая одноклассница, идёт рядом, и её портфель оттягивает мне руку. Не то, чтобы я был совсем уж равнодушен к зову гормонов, но здравый смысл пока что одерживал верх, да и ситуация пока не грозила выйти за рамки романтической привязанности. А раз так — оставим пока всё, как есть и не будем торопить события…

— Вот уж не думала что ты, Лёшка, такой… — подал голос предмет моей безнадёжной страсти. Я покосился на Ленку — от школы мы отошли уже шагов на двести, миновав трёхподъездную восьмиэтажку и выбравшись на внутриквартальный проезд, а она только сейчас заговорила о моих недавних художества. А ведь, к гадалке не ходи, только об этом всё время и думала…

— Я такой. — отвечаю с кривоватой ухмылкой. — Одно слово: сомнительный тип. И это ты ещё не видела, что я с котятами делаю!

— Что? С какими котятами?

Кажется, она испугалась. Ну что за народ здесь, элементарных шуток не понимает…

— А таких. — говорю. — Которые в фольге и пустые внутри. Неужели ни разу не видела?

Шоколадные фигурки котят, медведей и зайчиков я обнаружил давеча в кондитерском отделе «Диеты».

— Фу, дурак… — она ткнула меня острым кулачком в плечо. — А я уж и вправду, подумала…

— Что я их ем? Так и есть, ем. Знаешь, какие вкусные?

После этих слов ей оставалось только рассмеяться — звонко, заливисто, прямо-таки бальзам на мою истерзанную душу.

— А это твой нож… — она заговорщицки понизила голос. — Он что, и правда, настоящий?

Вот это постановка вопроса!

— Нет, игрушечный. Откуда у меня настоящий, я же не бандит какой-нибудь!

— Врёшь! — ещё один тычок в плечо. — Я сама видела, как ты ему пуговицы обрезал, так игрушечным не сделаешь!

— А раз видела — чего ж спрашиваешь? — я пожимаю плечами. — Ну да, настоящий, только не бандитский, а филиппинский.

— Какой-какой? Опять твои шуточки…

— И никакие не шуточки! — я добавляю в голос капельку обиды. — Я правду говорю: «балисонг», его придумали рыбаки на Филиппинах. Такой нож легко разложить одной рукой, что очень удобно, когда другая занята какими-нибудь снастями. А во время войны американские солдаты, которые там воевали, эти ножики подсмотрели и привезли в Европу.

— Сколько ты всего знаешь… — с уважением протянула Ленка. — А тебе-то зачем этот… басилонг?

— Балисонг. — поправил я. — На тагальском — это язык, на котором говорят на Филиппинах — означает «бабочка». Очень удобная штука чтобы тренировать ловкость пальцев.

— Да, я видела, как ты ловко его крутил… — кивнула моя собеседница. — А тебе-то к чему ловкость пальцев?

…Вот ведь, любопытная! Нет, решительно ничего в этом мире не меняется: хорошие, воспитанные девочки по-прежнему неравнодушны к плохим мальчикам. И неважно, что те в состоянии принести из школы по три пятёрки зараз…

— Как зачем? — деланно удивляюсь я. — По чужим карманам лазить, зачем же ещё? Ещё можно карточные фокусы показывать, но это так, приятное дополнение…

— Монахов! — Лена остановилась и повернулась ко мне. Её зеленоватые, с коричневыми прожилками, глаза метали гневные молнии. — Ты вообще можешь говорить серьёзно?

— Так я серьёзно. Хочешь, фокус покажу? Правда, у меня карт с собой нет, но можно и с монеткой…

…Сказать прямо сейчас, какие у неё красивые глаза?..

— Всё, нет больше моих сил! — она рассерженно топнула ножкой, но гнев в глазах уже сменился весёлыми чёртиками. — давай уже портфель, пришли. Ты когда со своей красоткой гулять выйдешь? Я с Джерри — через час, ждите нас в сквере, договорились?

Легко повернулась на каблучках и скрылась в подъезде, оставив меня гадать о вечной, как мир, загадочности женской натуры.

Уже вечером, валяясь на родительском диване перед телевизором в обнимку с собакой, я сообразил, что не выполнил главного, пожалуй, ритуала любого попаданца — не задался вопросом «а что делать дальше?» И точно — не было такого! Удивление, недоумение, желание как можно быстрее разобраться в завихрениях здешней истории — да, было. Решение своих текущих проблем вроде легализации Бритьки или вопроса с Кулябьевым и его присными — а как же, разумеется! А вот глобального «спасти СССР» или там «предотвратить перестройку» пока что-то не просматривается.

Может, дело в том, что этот СССР (версия 2.0, лицензионная, прокачанная, ха-ха…) пока что-то не вызывает острого желания его спасать? И дело не в том, что он мне почему-то несимпатичен — как раз таки наоборот, один космос чего стоит! — а… просто всё выглядит так, словно ни в каком спасении не нуждается и нуждаться, похоже, не будет. Нет, я понимаю, что и в моём прошлом семьдесят пятый год выглядел, во всяком случае на первый взгляд, достаточно благополучно — но не настолько же! Я ещё не брался за серьёзный анализ из-за недостатка данных, но общее ощущение было именно такое — всё здесь хорошо! Словно в фильме «Москва-Кассиопея», в первой его части, где дело происходит на Земле — почти идеальная с точки зрения зрителя тех же восьмидесятых жизнь и полнейшее видимое отсутствие проблем, которые в итоге и привели страну … к тому, к чему привели.

Ощущения, конечно, дело не слишком надёжное — но были у меня и кое-какие фактики, даже и помимо тех разительных изменений, что происходили в руководстве страны. А может, как раз и не помимо, а как прямое их следствие? В-общем, судите сами…

Я вытряхнул на диван содержимое сумки и извлёк замеченный ещё в самый первый день томик Хайнлайна», «Тоннель в небо». Мелочь, вроде — ан нет, и не мелочь вовсе. В той реальности, которую я оставил, эту повесть не печатали аж до начала девяностых по сугубо идеологическим соображениям — есть там несколько пассажей, не вполне совмещавшихся с тогдашней генеральной линией партии. Не настолько, конечно, как в «Звёздной пехоте», при желании можно было и подредактировать, вымарать — но не стали, сочли враждебной вылазкой. Я быстро пролистал страницы — ага, здесь упомянутых эпизодов нет. Значит — идеологический контроль дал слабину? Или, наоборот, это сознательная позиция, возможно, следствие широкого сотрудничества с теми же Штатами в области того же космоса? А где гарантия, что космосом дело ограничивается?..

И ещё одна пустяковая мелочь, едва не оставшаяся незамеченной за всеми перипетиями прошедшего дня — а если хорошеньком подумать, то вовсе не пустяковая, и не мелочь. Дело в том, что во время вечернего похода в «Диету» в отделе мясной гастрономии обнаружился не замеченный мной в прошлый раз уголок с кормом для домашних животных. А в нём — в бумажных мешках с невзрачными этикетками (вместимость пять кэгэ, отпускается так же и вразвес) — самый натуральный сухой корм для собак, аж трёх разных видов: мясо, мясо со злаками и мясо птицы со злаками!

Ясное дело, я образовался, потому что это разом избавляло меня от ежедневной возни с рационом из овсянки и ливерной колбасы — да и по деньгам, похоже, выходило дешевле.

На вид сухой корм мало отличался от хорошо знакомой нам обоим «Чаппи» или отечественной «Трапезы» — всё те же буроватые комки с острым не самым приятным запахом. Видимо, и по вкусу он тоже вполне соответствовал, поскольку Бритти новинку одобрила, проглотив на ужин полную порцию.

Но дело, конечно, было не только в обнаруженном продукте, напрочь отсутствовавшем в оставленной мною реальности. Уже дома, рассматривая этикетку на купленной упаковке, я обнаружил, что сухой корм изготовлен некоей артелью «Собачья радость», город Клин Московской области. Артель, понимаете? Артели и Потребкооперация — термины, казалось, прочно забытые к концу семидесятых, после экономических реформ кукурузника — и всплывшие гораздо позже, по случаю расцвета теневой экономики, воплощением которой стали цеховики. А вот тем, кто помнил прежние, сороковые и пятидесятые годы, термин этот вполне знаком — и неотделим от двухукладной по своей сути сталинской хозяйственной модели.Что же, выходит, здесь её удалось сохранить? А что, вполне логично, если вспомнить, что порушил её Никита Сергеич, под бурные аплодисменты горячего приверженца идеологической чистоты товарища Суслова…

В ухо мне привычно ткнулся сначала мокрый нос, а потом купленный в соседнем мелочном магазинчике резиновый мячик,: «чего это ты задумался, хозяин, собаченька заскучала, давай, поиграем!» Я принял из собачьей пасти игрушку — так и есть, уже прогрызен в трёх местах, и больше, чем пару дней не выдержит, придётся искать что-нибудь ещё. Замахнулся, и запустил мячик в коридор — Бритька, спрыгнув с дивана, кубарем поскакала следом. Ретриверы — они такие, дай только чего-нибудь притащить…

Ладно, ну их, глобальные проблемы. Пока мне, по сути, необыкновенно везёт — и время для некоторой подготовки имеется благодаря родительской командировке, и материальных проблем пока нет, и даже в школе мои не слишком-то продуманные выходки имеют шанс обойтись без особых последствий, поскольку никто ещё толком не знает, чего ждать от новичка. На прежнем месте учёбы наверняка возникли бы вопросы, недоумение, а здесь, пожалуй, что и прокатит…

Итак, прикинул я, здесь, в апреле этого 1975-го года мною прожито в роли попаданца уже четыре дня. Возникает вполне разумный вопрос: это надолго? «Нет, ну, как вам сказать… — ответил И.О.О. на вопрос девочки Кати, пуская по глади Останкинского пруда сто тридцать три «блинчика», — на всю жизнь…»

Что ж, на всю, так на всю. Я потрепал Бритьку по загривку и она, не выпустив из пасти мячика, с довольным урчанием перевернулась лапами вверх. Знаете, что, господа и товарищи, исполняющие особые и прочие обязанности в этой истории? Пожалуй, мы оба не против…

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ . Ступенька в небо.