Две столицы

Брехт на спину противника не бросился. Хотя даже метнуть мог нож. Тоже обучен. Подождал. Теперь проще будет, знает, что ждать от Кшиштофа. Бретёр показным движением перекинул нож с правой руки в левую и изобразил, что сейчас ткнёт в правый бок немецкому медведю. Пётр Христианович просто шагнул назад, разрывая дистанцию. Снова поляк нож перебросил и в этот раз чуть глубже провалился, надеясь в левый бок сунуть лезвие. На этот раз Брехт отступать не стал и только чуть развернулся. Поляк оказался на расстоянии вытянутой руки, и Пётр ему оплеуху слева засветил, совсем краем, но чиркнул, взлохматил кучеряшки на плойку завитые.

Поляк отскочил и стал кругами ходить. Пора, понял Брехт, он неуклюже развернулся, попал сапогом на кочку из жёлтой травы и, поскользнувшись, чтобы удержаться, переступил к бретёру, опершись о правую ногу. И в глаза при этом смотрел. Радость брызнула из серых глаз Волка, и он, как рапирой, в глубоком полуприсяде воткнул лезвие ножа в правое плечо немецкого урода.

Ровно за мгновение до того Брехт напружинил правую ногу и дёрнулся к поляку, производя одновременно движение левой рукой снизу вверх. Рука эта, совершенно невооружённая, приподняла руку Кшиштофа, и лезвие прошло в сантиметрах над плечом князя. А весь Волк-Ланевский повис на Петре Христиановиче.

Бац. Это рукоятка ножа прилетела по голове кучерявой рыжей. И Пётр Христианович разорвал дистанцию. Мог и в пузу по самую рукоятку загнать, но план был другой. Нужно дать второму поляку, тоже рыжему, возбудиться. Не нужна быстрая победа.

Кшиштоф поплыл. Тряс головой, отскочив назад, запинался о собственные ноги, раскачивался. Брехт стоял, ждал, приподнял камешек потом с земли и запустил легонько в поляка. Не отреагировал. С сотрясением боролся. По существу в нокауте был. Как ещё на ногах держался. Можно было даже счёт открывать. Наконец, крохи сознания вернулись к бретёру, он сплюнул и, перебрасывая нож из руки в руку, как урка настоящая, попёр на обидчика.

Вот теперь время. Брехт широким шагом отошёл вбок и качнулся телом к поляку. Тот ткнул ножом, в живот целясь. Только Брехт движение лишь обозначил, он вернулся в вертикальное положение, продёрнул чуть Волка за вытянутую руку, перебросил нож на обратный хват и со всей дури вогнал клинок в подставленную спину. Так, чтобы в печень не попасть. Просто кишки там все перерезать. Пусть лежит, мучается, кровью исходя. И кричит.

Заверещав, как кастрируемый кабанчик, Волк-Ланевский рухнул на живот.

Брехт повернулся к поляку, вытащил из спины нож и схватил рыжую голову за кучеряшки. Стал примериваться на показ, как голову отчекрыжит.

– Пся крев! – заорал один из секундантов и бросился к соотечественнику и всё же брату, должно быть. Похож. Рыжий так точно.

Пётр Христианович голову отпустил и приготовился. По дороге поляк стал саблю вытаскивать. Или шпагу. Польские сабли, как и английские, в отличие от отечественных, гораздо меньше изогнуты, практически шашки будущие.

Бабах. Опять черкесы вовремя стрельнули из ружья. Поляк остановился и на ещё более шипящем французском, чем у родственника прокричал.

– Вы подлец низкий! Я вызываю вас на дуэль!

Пора.

– Что, панчик, тебе тоже хочется великой Польши от моря до моря?

– Wielkopolska od morza do morza! – и шпагу свою всё же вынул.

– А после меня Александра убьёшь? – громко. Нужно чтобы Каверин услышал.

– Всех русских убьём. Jeszcze Polska nie zginęła.

– Дерёмся на ножах.

– Ты трус, дерись как дворянин! – завизжал поляк.

– На ножах.

Парень подскочил к брату, что дёргался на земле и выхватил у него из руки нож и сразу, без подготовки, попытался воткнуть его в Брехта. Хрясь. Князь отклонился и, перехватив руку, вывернул её за спину, ломая сустав. А когда поляк заверещал и выронил нож, то перерезал ему горло.

– А!!! – и третий поляк бросился, с вытащенной уже шпагой, на Брехта.

Бабах. Бабах. Бабах. Три раза бахнули ружья, и черкесы окутались клубами бело-серого дыма. Завоняло серой.

– Да, что же это такое? – заревел Каверин и из кустов сыпанули полицейские.

– Павел Никитич! – Брехт на всякий случай нож выпустил. – Что тут творится, так-то вы выполняете обязанности секунданта?

– Всем сложить оружие! – бежал впереди полицейских тучный мужик с животиком выпирающим.

– Отставить! – хором заорали Каверин и Витгенштейн.

– Марат, прикажи аскерам опустить оружие.

– Пошли вон все отсюда, – прикрикнул на своих Каверин.

Он обошёл убитых поляков, поднял нож, что выпал из руки второго рыжего и передал его подошедшему, несмотря на крик начальства, пузану.

– Пётр Христианович, вы объясните мне, может, всё же, что это было?! Уж точно не дуэль, – почти спокойно спросил, только желваки играют.

– Павел Никитич, а как часто генерал-лейтенанты тут на дуэлях бьются?

– Никогда.

– Вот то-то. Это не дуэль. Вы слышали, что этот рыжий кричал. Он из организации «Великая Польша от моря до моря», из той самой, что убила английского посла и братьев Чарторыйских. Той самой, что угрожала убить императора. А я привёз аскеров. Теперь они до Александра Павловича добраться не смогут. Вот и решили на мне пока отыграться. Уж больно показательно этот урод мою жену вчера на балу толкнул и мне со всей силы каблуком по пальцам врезал. Да вон, граф Шереметев всё видел и слышал.

– Да! Так какого чёрта вы их убили? Их нужно было допросить, узнать о сообщниках! – взвился обер-полицмейстер.

– Что я и хотел сделать с третьим. Но черкесы решили меня защитить. Может и жизнь спасли, не готов я бы против шпаги с ножом воевать. Проколол бы меня сей молодец.

– Ваша правда, Пётр Христианович. Что творится! Мне нужно срочно обо всё доложить императору. Граф, – он обернулся к стоящему с раскрытым ртом Шереметеву, – вы со мной. Подтвердите мои слова, если у Государя возникнут сомнения. Пётр Христианович. Я слышал, Государь назначил вам аудиенцию на одиннадцать часов. Там и увидимся. Что творится!

Каверин направился было к карете своей, но остановился и вернулся к трупам.

– Афонин. Трупы убрать. И попытайтесь выяснить, где они в Москве проживали. Покажите их всем полицейским, может, кто узнает. Рожи и волосы приметные.

– Ну как, Пётр, твой план удался, – когда все разъехались, от группы черкесов подошёл Карамурзин.

– Спасибо тебе, Марат. Вы отлично сработали.

– И что теперь?