Лжец на троне 4. Возвеличить престол

Обойдя заранее приготовленные ловушки в виде разбросанного железного чеснока и с десяток замаскированных ямок, кассимовцы устремились дальше. Через четыре версты располагался Корастылев, который, в случае, если погоня все же будет настигать, подорвет фугасы, в виде заложенных бочонков с порохом и с поражающими элементами.

Использовать засаду не пришлось. Расчет на то, что крымские кони будут не готовы к долгой погоне, был правильным. Нет, никто не собирался спускать с рук покушение на хана, но разница в скоростях была очевидной. А ведь у диверсантов еще одна, условно «станция», со свежими конями. После, еще через десять верст, находилось место с заготовленной заранее водой и фуражом. Так что, пересев на заводных коней, отряд, уже в полном составе, спешно, все еще галопом, уходил прочь. Задание выполнено, стоило надеяться на то, что специально подобранный яд сработает.

*………….*…………*

Тохтамыш стоял, не понимая до конца, что именно произошло. Именно стоял, проверяя свою подвижность и степень болезненных ощущений от незначительного ранения. Вполне терпимо, если стоять и держать опору на неповрежденную ногу.

Кто подготовил таких лучников-неумех, которые, подойдя достаточно близко, произвели один, неудачный выстрел, попав только в ногу? Другие лучники чужаков были готовы стрелять, но не стали этого делать, несмотря на то, что хан не был обличен в броню. Странно, очень странно.

— Что думаешь, Сефир? — спросил Тохтамыш своего калгу.

— Странно это все, Великий хан. Я не могу назвать себя опытным воином, хотя, ты знаешь, что мое мастерство владения луком и турецким ятаганом велико и изящно. Но я посчитал, что мне не зазорно спрашивать многоопытных воинов. Все ближние воины говорят одно: если бы тебя хотели убить, то мы бы уже оплакивали, — задумчиво отвечал мудрый, не по годам, Сефир.

— Ты прав. И почему у меня из головы не выходит имя того русского, который пытался убедить меня не идти на поклон султану Ахмеду? — говорил раскрасневшийся Тохтамыш.

— Может так быть, что сам Аллах шепчет тебе правильный ответ, — не меняя задумчивого выражения лица, говорил ханский колга.

Тохтамыш кивнул, соглашаясь с выводами брата, ему льстило, что Аллах обращает такое пристальное внимание к личности молодого хана. На этом воодушевлении Тохтамыш сделал шаг с опорой на подраненную ногу, чуть не упал, облокотившись на плечо телохранителя, но все равно остался доволен. Хан посчитал, что ничего страшного в рассечении кожи, ну и немного мяса, нет, рана обработана, у него хороший целитель, так что можно продолжать путешествие. Да, кто-то, возможно, и русские, хочет, чтобы хан не ехал в Константинополь. Но он не пойдет на поводу своим врагам.

Поверить в то, что подобное нелепое покушение было организовано турками, Тохтамыш не мог, несмотря на то, что элементы воинской экипировки, оставленной разбойниками, указывали на османский след. Многомудрый отец Тохтамыша часто говорил: «В любом деле ищи того, кому выгодно, и используй выгоду врага себе во благо».

Выгодно ли османам покушение, да еще такое нелепое? Нет. Убийцы, посланные султаном, действовали бы иначе и наверняка. А вот русские… что с них взять, они же гяуры и чаще стрясутся от страха, как только слышат поступь неотвратимой навалы татарской конницы.

Тохтамыш сделал еще один шаг, у него резко закружилась голова и хан споткнулся. Лишь быстро среагировавший телохранитель успеть подхватить своего правителя под руку. Глаза хана закатились и на лбу обильно проступили капли пота, при этом погода стояла прохладная, если не сказать холодная.

— Зовите целителя, — закричал Сефир, предположив страшное, а потом тихо добавил. — Это было действительное покушение. Яд.

Через три часа после того, как целитель произвел немалое количество манипуляций, то рассматривая мочу, то прикладывая какие-то мази на лоб и рану, слушая сердце. Лекарь-грек уверил, что хан не должен умереть, но и продвигаться дальше ни верхом, ни на носилках или в повозке, Тохтамыш не может без риска не добраться не то, что до Константинополя, но и до Дуная. Ему нужен уход и лечение.

Чуть позже появилась идея вернуться в Крым и там сесть на первую же турецкую галеру, но после долгого обсуждения такой вариант добраться до столицы Османской империи, был отметен. И не статусно, и много воинов не взять. А воины нужно, чтобы не быть уязвимым для людей Селямета даже на улицах Константинополя. Тут еще и подарки: пятнадцать лучших дев славянской наружности, кони, оружие, соболиные шубы, купленные у русских купцов через посредников.

— Езжай, Сефир, к повелителю и расскажи все, как есть. Я готов быть ему младшим братом, но сделай, брат все, что сможешь для того, чтобы я не стал султану рабом. И да поможет тебе Аллах, а я помолюсь, чтобы все сложилось, — сказал Тохтамыш в минуту, когда пришел в себя от действия лекарств.

Внутренне, если признаться самому себе, Тохтамыш был даже рад ситуации, когда ему не нужно будет унижаться перед султаном и вымаливать достойное к себе отношение. Он отправиться к Ахмеду, но по весне, а пока у него уважительная причина отослать на переговоры своего брата.

Через шесть дней у берегов Дуная отряды Селямета, которого уже признал Крымским ханом султан, без каких-либо переговоров, из засады, напали на Сефира и всех воинов, которые остались с крымским колгой. Какое же было разочарование у Селямета, и как он кричал на своих воинов и избил свою любимую наложницу, когда претендент на ханский престол не увидел среди убитых своего племянника Тохтамыша. Это означало, что теперь придется брать ханский престол силой [в РИ Тохтамыш со своим братом был убит отрядами Селямета, при согласовании с султаном, на подходе к Константинополю в том же 1608 году. Обвинения от султана были те же, что и в книге — попытка сепаратизма].

* * *

Москва

15 октября 1608 года

«Небесная канцелярия» вновь испытывала мои нервы на прочность. После заморозков наступила необычайная, комфортная, но для этого времени года аномально теплая, погода. Еще неделю назад выше семи градусов днем и нуля ночью, насколько я мог по ощущениям определить. Выше температура не подымалась. Сегодня — не меньше пятнадцати градусов. Если верить в мистификацию и в то, что высшим силам реально есть до меня дело и России, то да — это такой жирненький намек. Мол, смотри, будет, как с Годуновым. Он тоже неплохо начинал, но получил голод и все… нет Бориски.

Если мне намекают, то на что, нужно больше работать и двигаться вперед, то я и так стараюсь, в меру своих сил. Может и недостаточно умело, но меня к переносу во времени жизнь не готовила. Очевидно же, что 1608 год Россия заканчивает куда как с лучшими показателями во всем, чем в той истории, которую я меняю. Да чего там, несравнимо лучше. Голода нет, эту зиму удастся пережить в достатке, а следующий год, когда, наконец, начнет уже, как нужно отрабатывать система трех- и, кое-де, четырехполья, да еще большее распространение получат «колумбовые» культуры с учетом имеющегося двухлетнего опыта… Эх! Нью-Васюки, да и только! Но все хорошо не может быть, поэтому нужно готовиться к неприятностям.

Когда это России давали спокойно развиваться? Впрочем, наибольшее развитие наша страна получала при преодолении больших проблем.

Так что прекращаем спихивать выверты природы на мистификацию, находим слова, чтобы изменения в погоде обратить в свою пользу в системе идеологии и пропаганды, и продолжаем работать. Сегодня насыщенный рабочий день, от результатов которого может многое измениться в будущем.

Дело в том, что не успели мы помахать ручкой польско-литовскому послу Яну Сапеге с пожеланием ему попутного ветра меж ягодиц, как появилось на горизонте персидское посольство.

Сапега уезжал, если верить его словам, с четкими намерениями призвать на сейме к миру и союзу. Я не особо поверил, но дело даже не в том, что гад Сапега, которому хотелось сломать нос, но за те дела, что он сделал в иной реальности и уже не сделает в этой. Никто не позволит полякам осаждать Троицко-Сергиеву лавру, мы сейчас столь сильны, что, скорее, сами Варшаву осадим. Он плут, приспособленец, тот, кто пойдет на поводу большинства, при этом подарки, что получил Сапего не станут тем фактором, что позволит причислять этого деятеля к союзникам.

Не сказать, что шалости Болотникова на землях Вишневецкого не впечатлили Сапегу. Он, скорее, позлорадствовал над участью своих конкурентов во внутриполитической борьбе Речи Посполитой. Но посыл был ясен — если не будет ратифицирован договор, то Россия продолжит раздергивать польско-литовские земли. «Принуждение к миру» — так я назвал то, что может быть в ближайший год, если поляки не смирятся с малым. И мы к этому решению готовились весь прошлый год, тратя немалые деньги и силы.

Как относиться к персидскому посольству в первое время, когда прибыли сообщения из Астрахани с описанием состава персидской делегации, я не знал. Безусловно, их нужно было принимать, нам персы очень нужны. Но не является ли уроном чести и статуса то, что мне предлагают разговаривать с человеком, который мог бы называться в России всего-то подъячим? Даже не дьяком, не говоря уже о том, что никого из ближних сановников шаха Аббаса в посольстве не было. Персов возглавлял Абдаллафиф Аль Дарьюш. Приставка Аль, скорее всего, говорила о знатном происхождении главы персидского посольства, но Татищев, на данный момент главный специалист по Персии, объяснил, какие мотивы могли двигать шахом при назначении послом человека, который не входит даже в двадцатку знатных персидских вельмож.

Одной из причин, почему именно Абдаллафиф Аль Дарьюш был назначен главой посольства, могла быть та, что шах опасается унижения своего человека в Москве. Унижать не самого приближенного к шаху, меньший урон по завышенной самооценке Аббаса. Персидский правитель сильно возвеличился после победы над Османской империи. Почему только он не понимает, что тот конфликт был лишь частью большого противостояния, в котором до 1606 года персы все больше проигрывали.

Что касается унижения моего человека, то, да — Михаил Игнатьевич Татищев был явно унижен и оскорблен, а через него и я. О том приеме моего посла в столице Персии Исфахане, я знал все в подробностях, вплоть до мимики и жестов шаха. Что только Татищев там не делал: и на коленях ползал, и в ногах валялся, и угрозы слушал, и сам не мог полноценно донести мою волю, будучи перебитым.

После не особо долгих мыслительных процессах, я решил принять посла более, чем хорошо. Почему? Урон чести? А разве правитель не должен думать иными категориями, чем идти на поводу собственного эго? Нужен нам союз с Персами? Да. Торговля? Безусловно, именно на нее я все еще возлагаю важную роль в становлении мощной экономики России. Тогда не артачимся.

Нет, я не поехал самолично встречать перса, не собрал народ, который должен был махать персидскими флажками и кидать цветы под копыта персидских коней, везущих всадников. Но я приказал подготовить усадьбу для встречи гостей. Ту, где была в заточении София Слуцкая, ныне обживающая со своим супругом просторы южнее Белгорода. Были подготовлены угощения, прислуга, охрана, особый выезд из кареты нашего производства. Так же персов ждали соболиные шубы, чтобы теплолюбивые южане не замерзли. Кто же знал, что погода станет выписывать теплые фотреля? Хотя, судя по всему, посольство отправится обратно только по весне, когда реки избавятся ото льдов.