1941

Глава одиннадцатая

24 июня 1941 года. Декретное время: 4 часа 27 минут. Лесной массив севернее деревни Паниквы

– Хорошо. Есть еще какие-то варианты? Больший процент выживших в июне 41-го относительно сражавшихся и сдавшихся в плен? Все-таки я уже отбился от своих, но и в концлагерь как-то не хочется.

Помощник молчит некоторое время, и я уже начинаю переживать, что он все-таки отрубился, но тут информация вновь стала поступать в мое сознание:

Да. Процент выживания поднимается до 37, если вы сумеете укрыться в деревнях, располагающихся в стороне от основных немецких ударов и Белостокского котла, не попав при этом в плен. В данном случае, если вы сумеете добиться расположения одной из незамужних женщин или вдов с собственным хозяйством, то до осени сможете продержаться на положении «примака». Однако позже придется делать выбор – вступать в организованные немецким командованием полицейские формирования, активно привлекаемые к карательным операциям и борьбе с партизанами, или присоединиться к последним. Стоит добавить, что большинство первых партизанских отрядов в зиму 1941–1942 года будут уничтожены.

– Мне нужно продержаться всего двадцать дней! Где я могу гарантированно укрыться?

В приграничных населенных пунктах все красноармейцы и командиры будут выявлены, а оказавшие им помощь местные жители – расстреляны. Но если вы сумеете отступить на сто пятьдесят, двести километров восточнее, то в глухих белорусских деревнях и хуторах сможете получить приют и помощь.

– Как лучше всего это сделать?

Если вы сумеете добраться до Беловежской пущи, то сможете продвинуться на восток, следуя по лесным массивам, тянущимся от границы до брянских лесов. Однако стоит добавить, что углубляться в пущу не рекомендовано: высока вероятность заблудиться или попасть в болота. Также вам необходимо подготовить запасы еды и воды.

– Что-нибудь придумаю. Леса будут зачищаться немцами, ищущими красноармейцев?

Немецкое наступление проводится в два этапа. На направлении главных ударов используются механизированные и моторизованные соединения, задачей которых является максимально быстрое продвижение по территории противника. Главные удары наносятся вдоль ведущих магистралей – например, того же Варшавского шоссе. Второй волной следует большая часть немецких пехотных дивизий, зачищающих территорию от отступающих частей врага, лишившихся подвоза боеприпасов, продовольствия и топлива. Эти же подразделения замыкают «котлы» и громят окруженные соединения противника, в данном случае – РККА.

Со второй волной следуют отряды фельд-жандармерии, специализирующиеся на поиске избежавших плена вражеских военных и защите собственных коммуникаций от ударов прорывающихся из окружения или партизан. При этом зачистить Беловежскую пущу силами фель-джандармерии не представляется возможным, но пограничные лесные массивы будут обязательно исследованы на возможность нахождения там дезертиров и окруженцев Красной армии.

– Последний вопрос: где здесь север? Как выходить к Беловежской пуще?

Посмотрите налево. Север там. В дальнейшем вы можете ориентироваться по муравейникам – южная их сторона более выпуклая и пологая, а северная крутая и обрывистая. Мох и лишайник растут на деревьях более обильно с северной стороны.

– Благодарю. Исчерпывающе.

Я уже встал с земли, отбросив бесполезный теперь футляр со стволом от МГ (ведь все время с ним, заразой, бежал!), как помощник вновь ко мне обратился:

Не пытайтесь бежать по лесу, внимательно смотрите под ноги. Даже небольшое растяжение может привести к тому, что скорость вашего движения упадет в два раза. Не забывайте о необходимости перевязывания портянок и экономии запасов воды.

Портянки, точно…

– Поможешь их перевязать?

Да.

Вновь усевшись на пятую точку, я снял сапоги – и едва не задохнулся от ударившей в нос вони. Однако… Впрочем, «распаковав» обе ноги, я обратил внимание, что портянки отлично сохранили пятки от натирания. Провозившись минут пять с помощником, я сумел перемотать ступни сухой стороной портянок и наконец-то начал движение, съев на ходу дольку шоколада и запив ее тремя небольшими глотками воды. Удивительно, но все легкие ранения последних двух дней не так уж и болят, а потому запариваться с перевязкой руки я не стал, решив до поры придержать свой индивидуальный перевязочный пакет.

…На протяжении шести часов я пробираюсь лесом на север, стараясь не выходить на открытое пространство. Для этого пришлось даже сделать большой крюк, обходя Мачулище и Залесье – они еще были отмечены на оставленной мне карте. А вот никаких видимых признаков прошедшей впереди группы пограничников я не заметил, что, в общем-то, легко объясняется отсутствием какого-либо опыта и знаний в чтении следов.

На привал я встал – точнее, лег – после того, как миновал лесную дорогу, соединяющую Мачулище и Заречье. Увы, дальнейший путь мне преградила пусть и неширокая, но река; помощник подсказал мне ее название – Пульва. Один из притоков Западного Буга… Возможно, погранцы сумели ее форсировать, перейдя вброд. А может быть, дожидаются где-то рядом ночной поры, чтобы миновать деревянный мост при свете звезд – так же, как и я. Буду надеяться, что фрицы не выставили там никаких постов – в противном случае мне придется жарко… Кстати, никакой грусти, тяжести или тоски мысли о возможной близости соратников у меня не вызвали. У них свой путь – долгий, тяжелый и опасный. Никаких сомнений в том, что уцелевшие бойцы заставы и гарнизона дотов потратят все силы на выход к своим и в будущем продолжат яростно сражаться с немцами, у меня нет. Только теперь, как оказалось, наши дороги разошлись – оно и к лучшему. Моя задача – уцелеть здесь, пока родители не вскроют гребаную капсулу и не вытащат меня из этой кровавой каши. Примажусь к какой-нибудь бабе, пусть даже страшной или старой, буду делать ей все по хозяйству, и авось перекантуюсь оставшиеся дни. Угрызений совести на этот счет никаких: я честно дрался с фрицами два первых, кровавых дня войны – как оказалось, многие и их не пережили… Мне хватило за глаза.

После мучительной и продолжительной борьбы с самим собой банку тушенки вскрывать не стал… Мяса в ней много, все за раз не съешь, тем более на ночь… Лучше уж утром, чтобы восстановить силы и заодно запастись энергией на весь день. Про гороховый концентрат в голове даже мысли не возникло – я вообще едва удержался, чтобы его не выбросить. Но, увы, быть может, настанет время, когда я буду рад любой еде. А пока нет, ну и слава богу. Потому, съев дольку шоколадки и вновь запив ее водой, я попросил помощника разбудить меня при появлении посторонних или наступлении темноты – оказывается, он и это может, – после чего развалился прямо на земле. Точнее, на мягкой прошлогодней хвое за раскидистым кустом. Вроде бы и удобно, вроде бы и не видно со стороны – а спать-то как хочется! Просто неимоверно!

…Просыпаюсь, словно от толчка. Пытаюсь повернуться – и тут же кривлюсь от боли в затекших мышцах. Ох и дела… Не так-то удобно спать на земле! Но зато голова ясная и усталости нет. Уже хорошо!

После пробуждения запах вечернего леса словно впервые ласкает мое обоняние. Неповторимый аромат свежести, цветов и трав, смешанный со стойким горько-сладким духом хвои – первые пару минут я просто дышу ими, не в силах надышаться. В лесу спокойно – ни ветерка, только изредка крики птиц и шорох хвои. Это или грызуны местные, или ежики – ничего опасного для себя я не чувствую.

Наконец окончательно встаю, делаю несколько энергичных, разгоняющих кровь и разогревающих движений руками. Все, пора выходить на дорогу.

Держать направление в лесу ночью – да еще безлунной ночью! – далеко не просто. Но после пробуждения мое зрение удивительно хорошо адаптировалось к темноте, а определить конечное направление позволяет помощник.

Выйдя же на дорогу, я начинаю движение к мосту, зябко поеживаясь – несмотря на жаркие дни, с заходом солнца становится довольно прохладно, особенно учитывая близость реки. Но чем она ко мне ближе, тем чаще бухает сердце: на месте фрицев я бы обязательно выставил на мосту пост хотя бы из того же пулеметного расчета. Не знаю даже, откуда такая уверенность – какая-то хитрая работа послезнания или же во мне пробудилась нехилая такая чуйка, но подходить ближе метров пятисот к переправе я не решился.

– Помощник, впереди немцы есть? На мосту есть пост?

Уважаемый игрок, вы не можете задавать прямых вопросов о месторасположении и численности врага, а также о планах действий конкретных подразделений, не считая исторической справки.

– Зараза! А как же ты обещал разбудить при приближении посторонних?

Это не против правил игры.

Ну что, круто, блин…

– Так, а броды через реку есть?

Этой информации я также не могу предоставить.

– А что ты вообще можешь рассказать, железяка?!

Я не железяка. Я ваш персональный помощник. Я могу предоставить общую справочную информацию о реке Пульве.

Мне едва удалось сдержаться, чтобы не выругаться, но в конце концов я сумел сдержаться:

– Хорошо. Предоставляй.

Река Пульва на большей своей протяженности в ширину достигает от десяти до пятнадцати метров и глубиной редко превышает два-три метра.

– Так… А за эту информацию действительно спасибо!

Не за что.

Значит, говоришь, десять-пятнадцать метров от берега до берега? Это действительно немного. Я, конечно, тот еще пловец, но все же столь короткую дистанцию способен одолеть – тем более что глубина в два-три метра наверняка ведь не по всей ширине реки, часть ее можно будет пройти вброд. А вода в узкой речке по любому прогрелась.

Мысль о ночном купании не вызывает никакого отторжения, скорее наоборот – я обрадовался возможности смыть с себя пот и грязь и заодно освежиться. Потому без лишних раздумий начинаю движение в сторону от дороги к виднеющейся вдали деревне Заречье – ее выдают редкие огоньки да едва слышимый лай собак.

До реки добираюсь без происшествий: луна только начала нарождаться на небе, и даже если пост на мосту есть, то меня дежурному расчету никак не разглядеть. Ну, а осветительных ракет и вовсе никто не пускает, что, впрочем, не означает, что немецкой засады нет как таковой. Между тем гул канонады уже давно доносится вдалеке и стал чем-то обыденным, не выпадая из общей картины окружающей действительности, а багровые всполохи на востоке хоть и тревожат сердце, но следовать за ними я не намерен.

Увязав сапоги с обмотками, шаровары, сухарную сумку и пояс с кобурой в один узел из гимнастерки, медленно, аккуратно вхожу в речку, стараясь не выдавать себя плеском. М-м-м, какой же кайф! Дно у берега песчаное, водичка пусть и не парное молоко, но и не обжигает холодом. Скорее бодрит, заставляя сердце чаще бухать в радостном предвкушении. Что ни говоря, а искупаться в реке на хорошем, чистом пляже я всегда любил, не говоря уже о поездках на море, так что сейчас все происходящее напоминает мне о доме – и, как ни странно, без всякой тоски.