Совок 6

— Антонина, ты чего меня пугаешь? — наконец-то отомкнув дверь, я попытался в одиночку скрыться в своём кабинете.

— Ты меня обманул! — повторила она, но уже с меньшим трагизмом, протискиваясь вместе со мной, — Нет у тебя никаких детей в Саратове!

— В Саратове, может, и нет, — вступать в спор с Антониной я не видел никакого смысла, — А вот в других населенных пунктах Советского Союза, вполне могут быть!

— В других, ладно! — позволила мне Тонечка, — В других пусть будут! Главное, что теперь мы с тобой можем спокойно пожениться! — успокоила она меня. — В субботу, в три часа.

— Чего, в три часа? — намного обильнее, чем в кабинете Захарченко, покрылась влагой моя спина, — Чего в субботу, Антонина?!

— Ты опять, что ли издеваешься надо мной?! — лицо Тонечки из-за плаксивого выражения стало совсем непривлекательным, — В гости в субботу приходи, чего непонятного-то?!!

Я облегченно выдохнул. Потому что поначалу подумал, что Антонина с родителями как-то умудрилась назначить мою радикальную капитуляцию на ближайшие выходные. От женщин в таких случаях можно ожидать преодоления любой невозможности. Вплоть до самого космического масштаба.

— Слушай, отстань ты от меня! — решил я раз и навсегда прекратить это тягостное безобразие, — И маме своей скажи, что в ближайшую пятилетку жениться я не буду. Ни на тебе, ни на ком-то еще!

— Как не будешь?! — лицо Тонечки начало расползаться вширь, — Ты же сам говорил! Ты же обещал!

Дверь кабинета Зуевой находилась в трёх с половиной шагах. То, что Лидия Андреевна способна на ровном месте погрузиться в пучину ревности, я уже знал не понаслышке. А Антонина ровным местом в данной ситуации никак не выглядела. Два скандала на почве всесжигающего чувства за один день, это уже слишком. Даже для меня. Втолкнув скорбящую в свой кабинет, я уже привычно закрылся изнутри.

Времени, чтобы обдумать и разработать достойную легенду, да еще и отклонить самонаведённую на меня матримониальную торпеду, не было по определению. Значит, спастись можно было только самоподрывом. В одночасье уничтожив свою репутацию, как полноценного мужика.

— Открою тебе самую сокровенную свою тайну, Антонина! — я оттащил взбаломошную девицу подальше от двери к средине кабинета, — Ты способна её сохранить?

Разверзшееся в начинающихся рыданиях лицо застыло и зафиксировалось. Потом закивало. Настроившаяся крепко взрыднуть Тонечка, теперь смотрела на меня со жгучим любопытством.

— Импотент я, Тоня! — с печалью в голосе и на лице, признался я претендентке на семейное со мной счастье, — Не получается у меня с женщинами, понимаешь?

Как выглядит лицо импотента при признании своего постыдного недуга, я не знал. Поэтому, изобразил на своей физиономии смущение, пополам с унылым прискорбием.

— Мне кажется, Сережа, ты меня снова обманываешь! — неуверенно взяла меня за руку Тонечка. — Все женщины говорят, что ты кобель и ни одной юбки не пропускаешь! Признайся, ты пошутил? — с неверием, переходящим в робкую надежду, заглядывала мне в глаза Антонина.

— Если бы! — глубоко и с надрывом вздохнул я, — Увы!

— Но как же та твоя еврейка? — недоверчиво вскинулась марьяжная агрессорша, — И с Клюйко ты сожительствовал, это всем известно! — продолжала выводить меня на чистую воду настырная девица.

— Это всё в прошлом, душа моя! — не сдавался я, удерживая импотентскую грусть на понуром милицейском лице, — Раньше мне хоть как-то корень женьшеня помогал, но сейчас его больше нет!

— А где он? — подозрительно выкатила на меня глаза Антонина.

— Он сломался. Истёрся и переломился! — украдкой взглянув на часы, на автомате ответил я, а потом вынужденно добавил, — Теперь вот солдатскую ложку привязываю! Оно тебе такое супружество надо?! Разве о таком семейном счастье ты мечтала, душа моя?

— Не о таком, — в задумчивости покачала головой забывшая о рыданиях Тонечка, — А ты точно не врёшь? Поклянись!

— Честное комсомольское! — для достоверности я даже поднял согнутую в локте руку, как когда-то делал, будучи еще пионером. — Сама подумай, разве такими вещами шутят?! Я тебе такое о себе рассказал, а ты еще сомневаешься! И еще я тебя очень прошу, ты только не болтай об этом никому, пожалуйста! — моя несостоявшаяся невеста заверила меня, что никому и никогда.

Вечерняя оперативка должна была начаться уже через четыре минуты и мне надо было спешить. Убедившись, что посягавшая на мою свободу уравновесилась в своих эмоциях и, что ее истерика мне в самое ближайшее время не грозит, я быстро засунул дела в сейф и замкнул его на замок.

— Пошли, душа моя! — сохраняя печаль в голосе, подтолкнул я Тонечку к выходу, — Через три минуты уже начнётся!