Совок 6

— Мне почему-то кажется, что это наша машина! — поворотилась ко мне своей монументальной грудью мадемуазель Наталья, — Откуда у тебя она?

— Ты, Наталья Сигизмундовна, ошибаешься! — с досадой возразил я, — Это автомобиль моего друга. Ты девушка красивая, а красивым девушкам свойственно ошибаться! Даже, если они не блондинки.

— Да ничего я не ошибаюсь! — перебив меня, воскликнула прокурорша, — Вон, колонки «Хитачи» сзади на полке! Их папе из Японии специально привезли! Говори, как давно у тебя эта машина? У твоего друга, то есть?

— Не помню точно, — пошел я в несознанку, — Месяца три, может быть. Примерно. И потом, я же говорю, что на друга машина оформлена, откуда мне знать, кому она до него раньше принадлежала?

— Странно всё это! — задумчиво посмотрела на меня Наталья, — Отец тоже месяца три, как нашу машину продал. Вот эту машину! — похлопав ладонью по панели, она опять начала осматривать салон «шестёрки».

— И, что? — начал терять я терпение, — Ну продал твой отец машину моему другу. И что с того?! Ты в этом разе ко мне в гости, что ли не поедешь?

— Поеду! — сверкнула зелёными глазами прокурорская помощница, — Только я есть очень хочу!

— Я тоже есть хочу, — вспомнил я, что сегодня еще не обедал, а время уже было подходящим для ужина. — В магазин поедем или в кафе какое-нибудь?

— Кафе, это долго, поехали в магазин! — быстро приняла решение барышня.

С некоторой печалью вспомнив о холодильнике с едой в квартире Паны, я вздохнул. Потому, что к тому холодильнику и всем прочим обжитым комфортным удобствам, в данный момент прилагалось существенное обременение. В виде Елизаветы из Урюпинска.

Доехав до универмага, в котором меня хорошо знали, я вышел из машины.

— Погоди! — вслед за мной выскочила прокурорская девица, — Я с тобой!

Спорить с ней я поостерегся. Если оставлю ее в машине, то она, чего доброго, начнёт рытья по углам и совать с вой нос повсюду. Дабы удостовериться, что моя машина, это и есть машина их партийно-номенклатурного семейства Копыловых. А мне и без этих пошлых проблем, есть над чем голову поломать.

Время было пиковое, трудящий народ толпился в храме советской торговли, дабы снискать себе в нём хлеба насущного. И таки да, хлеба было в достатке. А кроме хлеба и мороженого хека, в свободном доступе были еще банки с какой-то рыбной мелочью в томате, а так же мятые пачки пельменей и маргарина. Полное совковое изобилие. Которое почему-то не вызывало счастья на унылых лицах строителей коммунизма. Народ зыркал на полупустые прилавки и на себе подобных с усталым раздражением. И еще с потаённой надеждой. Надеждой на то, что вот прямо сейчас удача им улыбнётся и на ближайшую витрину вывалят варёную колбасу или, быть может, даже кур.

Будучи православным атеистом двадцать первого века, я давно уже не верил в чудеса. Поэтому, приказав зеленоглазой дщери партийного вождя ждать меня у входа в неприметную дверь, скрылся в служебном помещении. Пройдя темными и не очень, закоулками к кабинету директора гастронома, я постучался и толкнул дверь.

Сегодня определённо был день встреч. Здороваться пришлось не только с главным продуктовым начальником этого заведения, но и с присутствующей в кабинете Светланой Сергеевной Шевцовой, рядом с которой на соседнем стуле сидела её дочурка Марина.

— Что, Сережа, проголодался? — улыбнулась мне добрая фея городской торговли, — Или ты здесь по служебной надобности?

При этих её словах директор гастронома напрягся и посмотрел на меня вопросительно. Похоже, что Шевцова, порекомендовав меня ему, в мою следственную сущность его не посвятила.

— Никак нет, уважаемая Светлана Сергеевна, пришел я сюда, влекомый исключительно голодом! — успокоил я работников прилавка. — Мне и надо-то совсем немного, на один раз поужинать. Но, правда, вдвоём поужинать!

— Да ты никак девушку в гости пригласил, а, Сергей? Чего глаза прячешь?! — развеселилась Шевцова, — Эдуард Савельевич, ты уж не дай молодому человеку перед гостями опростоволоситься, выдели ему чего-нибудь вкусного из своих фондов!

— Не беспокойтесь, Светлана Сергеевна! — залебезил шарообразный Эдуард, — Обслужим в лучшем виде товарища!

Он вполголоса что-то начал говорить по внутреннему телефону, а я тем временем отвечал Щевцовой на ее вопросы о Лизавете.

В кабинет вошла женщина в белоснежном халате и с красиво нарисованным лицом. И пахло от неё тоже приятно. Судя по исходящему от неё амбре «Клима Ланком», торговая дама излишком патриотизма не страдала и «Красной Москве» предпочитала запах загнивающей Франции. В руках она держала немалых размеров сверток. Если там просто колбаса и хлеб, то таким объемом можно накормить отделение старослужащих срочной службы. Новобранцам понадобилось бы в три раза больше.

— Четырнадцать рублей и сорок семь копеек! — слегка наклонив голову и с серьёзными глазами, сообщила мне цену гастрономического счастья на двоих, благоухающая дама.

Достав из кармана лопатник, я выложил на стол три синих пятёрки и только потом подтянул свёрток поближе к себе.

— Сейчас сдачу принесу! — взяв со стола деньги, колыхнула телом в сторону двери приятствнная дама.

— Уймись, Екатерина! — бухнул начальственным баритоном директор Эдуард, — Спасибо! Иди, работай!

Поблагодарив за провиант торговых работников и, даже не зная, что в свёртке, я начал прощаться. Надо было ехать на трофейную квартиру и отрабатывать там в спартанских условиях спасение товарища.

— Подожди, Сергей! — тормознула меня Шевцова, — У меня две сумки, помоги мне их до машины донести!

Выходили мы из закромов советской торговли организованно. Впереди шла Светлана Сергеевна, а с боков меня прикрывали Марина и помощник прокурора. Из служебной двери мы вышли спокойно, а дальше просто смешались с толпой страждущих.

Загрузив две авоськи, набитых свертками в багажник черной «Волги», я начал прощаться с Шевцовыми.

— Подожди, Сергей! — поглядывая на переминающуюся в пяти шагах прокуроршу, перебила меня Светлана Сергеевна и достала из своей поклажи бутылку «Хереса», — Держи, пригодится! — подмигнула она мне, — Это ведь дочь Сергея Геннадьевича Копылова? Я не ошибаюсь?

— Понятия не имею! — ответил я, даже не думая отказываться от презента, — Спасибо большое!

— То с одной, то с другой! — возмущенно фыркнула дочурка торговой королевы Марина, — И как таких в милиции держат?! Бабник!

Шевцова зашипела на дочь, а я, молча сунув бутылку в карман куртки и подхватив Наталью Сергеевну под руку, зашагал к своей машине. Свёрток с нашим ужином безропотно несла дама.

Слава богу, мыло из ванной Гудошниковы не забрали. Но только мыло. Что касается всего остального прочего, в квартире было шаром покати. Ни полотенца, ни стульев. Про шторы я даже не стал вспоминать. Их тоже не было.

С проспекта сквозь пока еще голые ветки светили фонари. В комнате вполне можно было обойтись и без света.

Я застелил широченный подоконник законно изъятыми из почтового ящика газетами. Разного рода «Правд», включая, как обычную, так и комсомольскую, было много. Доставая из свертков колбасу, ветчину и сыр, я резал куски на крупные ломти. Прокурорша, к моей радости оказалась барышней чистоплотной. Для того, чтобы она ушла мыть руки, моих понуканий не потребовалось. Сам я это сделал, как только мы зашли в квартиру.

— А кто здесь живет? — обойдя просторные сумеречные комнаты, спросила меня Наталья.

— Никто. Не видишь разве, что мебели нет?! — штопором перочинного ножа открыл я бутылку. — Жаль, что не придётся тебе «Хереса» отпробовать! — с удовольствием глотнул я из бутылки.

— Это еще почему не удастся?! — удивленно выкатила на меня свои кошачьи глаза мадемуазель Копылова.

— Потому что приличные девушки вино из горла не пьют! — назидательно ответил я, и сделал еще один сиротский глоток.

— Да ну тебя! — возмутилась прокурорская барышня и решительно отобрала у меня бутылку. — Откуда тебе знать о повадках приличных девушек?! Разве до меня они тебе встречались?

Помощник прокурора основательно приложилась к бутылке и я забеспокоился, останется ли в ней что-то и на мою долю. Но заметив, что емкость на ноль семь литра, немного успокоился.

Потом мы минут двадцать совместными усилиями толкали подоконник. По принципу, бабка репку, а дед бабку, пристроившись с тылу. Отдышавшись, приступили к ужину, запивая вкусные деликатесы остатками «Хереса». Затем, с циничной беспринципностью ошибочно принятых в Коммунистический Союз молодежи, снова принялись проверять на прочность подоконник. Подоконник, надо сказать, сдюжил. Пленные немцы, чьими руками и была выстроена вся эта улица, видимо, как-то сумели предвидеть сегодняшнее надругательство над оконным проёмом. Я был почти уверен, что конструкция конкретно вот этого подоконника была усилена дополнительно. Разошедшаяся Наталья, не только пыталась вытолкать его на улицу, но и изо всех имеющихся у неё сил, пыталась приложить максимум дополнительных усилий на его скручивание. Подоконник вынес и это надругательство над собой.

Может быть, как раз из-за переживаний за техническую сохранность своего нового жилья и за свою репутацию молодого строителя коммунизма, я и забыл о проблеме Стаса. А репутацию нынешним вечером эта громогласная барышня подрывала мне отнюдь не прокурорско-комсомольскими возгласами.

Про моего друга напомнила мне сама Наталья Сергеевна, когда я доставил её до подъезда.

— Ты так и не сказал, что у тебя случилось и чем я тебе могу помочь? — засунув свою прохладную ладонь мне под рубашку, спросила она.

— А разве можно еще о чем-то помнить, кроме, как о твоей божественной красоте? Особенно, когда ты находишься рядом?! — стараясь не сбиваться на бердичевский суржик, по-еврейски вопросом на вопрос ответил я Копыловой. — Душа моя, ты так меня увлекла, что еще минуту назад я не помнил своей фамилии! Давай, лучше, еще поцелуемся?

Я думал, что я пошутил, но прокурорская помощница отнеслась к моим словам со всей серьёзностью надзирающего за моей милицейской сущностью органа. Разорвались мы, как мне показалось, только минут через десять. Шутить с прокурорскими работниками относительно поцелуев, с этой минуты я зарёкся навсегда.

— Говори, что тебе нужно? — приникла ко мне девушка, перегнувшись через красиво исполненный кустарный подлокотник, не предусмотренный заводом-изготовителем.

— Друг у меня в ваши жернова попал со своим левым отказным! — честно признался я. — Но мы, вроде бы уже этот вопрос порешали. Хотя, если ты поможешь подстраховаться, было бы совсем хорошо! — аккуратно подкатился я к прокурорской девушке с неприличным предложением.

— Как его фамилия? — поглаживая меня ладошкой по груди и животу, поинтересовалась она.

— Гриненко. Опер Станислав Гриненко! — ответил я, вздохнув и забыв выдохнуть.

— У меня нет этого материала, но я что-нибудь придумаю! — промурлыкала девушка с доброй душой и кошачьими глазами, — Ты мне завтра позвони. После обеда! И на дне рождения у меня, чтобы был!

Я выдохнул. Дальше терпеть было уже невозможно.