Классный час

Что за комиссия, создатель?

— Проще управление получается, — пояснил я. — Половина винтов крутится по часовой стрелке, другая половина против — момент вращения уравновешивается. И с перекосом винтов не надо связываться, с какой стороны уменьшил скорость — туда и будет перемещаться аппарат.

— Ага, а если уменьшить скорость всех винтов, значит он будет опускаться, — подхватил Вася.

— На лету ловишь, — похвалил его я.

— А какой практический смысл в этой штуке? — сразу же задал главный вопрос он. — Как игрушка если, то слишком сложно…

— Не только, — пояснил я, — если снизу прикрутить фото- или видео-камеру, получится малозаметный разведчик поля боя, например. А если гранату, то вообще маленький бомбардировщик. Да и для гражданского применения тоже сгодится, план местности снять или панораму улиц с воздуха. Опять же перевозка малогабаритных грузов в труднодоступные места…

— Убедили, Антон Палыч, — сдался Дубин, — только здесь же довольно сложную схему управления склепать придётся… опять же гироскопы для стабилизации понадобятся… хотя бы один.

— Вот и займись, — сунул я ему в руки эскиз, — если выгорит, получишь свои пять минут славы. А не выгорит, у меня для тебя ещё одна мысль имеется, но об этом потом.

И с этими словами я выпроводил Васю домой, а сам помылся в ванной под горячей водой (колонка барахлит, то кипяток даёт, то совсем холодную воду, надо будет заняться) и улёгся спать… на душе у меня весь вечер скребли кошки, две штуки, здоровенные и чёрные. Хотел было посоветоваться с полушариями, чего это вдруг такое предчувствие, но они ушли в несознанку… да не очень-то и хотелось, плюнул я на них обоих и заснул.

На тренировку на этот раз совсем никто не пришёл — побегал, помахал руками и поотжимался в одиночестве. Подумал, что это ещё один нехороший знак… ну да делать нечего, надо собираться и идти на свою Голгофу, в смысле учить детей разумному, доброму и вечному. Кидаешь тут, понимаешь, кидаешь эти семена в почву, а вырастает почему-то сплошь бестолковое, злое и ломко-ёмкое…

Учительская с утра гудела на совсем уже высоких частотах, так эта комиссия всех нервировала. Ко мне даже подошла Софья за поддержкой и опорой.

— Не волнуйтесь, Софья Павловна, — сказал я ей официальным тоном, — всё будет хорошо, я узнавал.

— У кого? — не поняла она.

— Это шутка такая, — пояснил я, — для разрядки напряжённости.

Но в шутку она так и не въехала, ушла на урок с красными, как у кролика, глазами. Я тоже с горем пополам прочитал что-то в восьмом классе по векторной теме, а потом у меня было окно вместо второго урока, я и просидел его в учительской, наблюдая из своего угла за прибытием высокой комиссии. Встретила её естественно директорша вкупе с обоими завучами, потом познакомила с ними учителей, что сидели в учительской (я мигом узрел дорогого политпросвет-инструктора Жменю, остальные в числе четырёх штук, были мне незнакомы), и увела в пионерскую комнату на первом этаже, кою специально зачистили и приспособили для высоких гостей.

— Что, страшно? — спросила меня завуч по воспитательным проблемам, вернувшаяся в учительскую.

— Есть немножко, — не стал отпираться я. — А кто там ещё в составе комиссии, не расскажете? А то я одного Жменю знаю.

Завуч кратко перечислила мне всех остальных, имена, впрочем, тут же улетучились из моей башки, запомнил только, что главного зовут именно так, как предположил Обручев — Сергей Олегович.

— Расслабьтесь вы, Антон Палыч, — усмехнулась завуч, — я этих открытых уроков в своей жизни много провела и ничего страшного со мной не случилось.

— Я постараюсь, Валентина Игоревна, — заверил её я, — а на урок-то все пятеро придут или частично?

— Обычно все ходят, — со вздохом пояснила мне она, — посмотрите пока, всё ли нормально у вас в классе, а то вдруг мусор по углам валяется.

Я и пошёл посмотреть — ничего криминального не обнаружил. Всё по своим местам стоит, грязи не видно, тряпка мокрая, доска протёрта, мел в достаточном количестве имеется. В грязь лицом, короче говоря, не ударим. И тут звонок прозвенел со второго урока — по коридору забегали и заорали ученики, а в класс вошли первые десятиклассники, Алла, Обручев и Половинкин.

— Не волнуйтесь вы так, Антон Палыч, — повторила мне Алла завучевы слова, — всё хорошо будет.

— А что, так заметно, что я волнуюсь? — спросил я.

— Есть немного, — ответил Половинкин.

— Ну вы располагайтесь тут, — сказал я, — а я пока бумаги заберу, — и вышел из класса.

На самом деле я не за бумагами пошёл, а в сортир — от излишнего волнения живот слегка расстроился. Туалеты же для учителей отдельные в школах, сами посудите, не совсем педагогично будет отправлять им естественные надобности в окружении своих учеников. В нашей 160-й школе учительские туалеты были расположены аккуратно между мальчиковыми и девочковыми на каждом этаже. Вот я и устремился в ближайший. Свет там был включен, так что когда я открыл дверь, мне открылась примерно такая картинка — на полу, уткнувшись носом в унитаз, лежал инструктор роно по политпросветработе Жменя Тимофей Андреевич, а со лба у него стекала и капала на кафель струйка крови…

Первым моим желанием было закрыть дверь и свалить отсюда как можно быстрее и как можно дальше. И я было уже начал выполнять этот план, но помешало одно из полушарий.

— Эй, ты куда? — возопило оно, — тебя куча народу видела, как ты сюда шёл, и как дверь в сортир открывал, тоже немало. Срок с пола поднять хочешь?

— А что я по-твоему должен делать? — огрызнулся я.

— Для начала проверь пульс, а потом беги в учительскую и вызывай скорую… даже не так — проверь пульс, а потом позови кого-нибудь из учеников, чтобы сбегал за директором. Или завучем. Или обеими. А сам тут неотлучно стой и карауль дверь. Во избежание.

Я вздохнул, проверил пульс у Жмени… знать бы ещё, где его искать, пульс этот… на руке не нашёл, а на шее рядом с кадыком вроде что-то тикало. Далее я вышел в коридор, поймал первого же пробегавшего мимо старшеклассника и объяснил, что мне от него надо.

— Так чего директорше-то сказать? — уточнил он.

— Скажи, что срочное дело. Очень срочное. Срочнее не бывает. Если директора не найдёшь, то любого завуча.

Старшеклассник кивнул, окинув меня изучающим взглядом, и улетучился на второй этаж, где у нас всё руководство обитало. А я ещё раз зашёл в сортир и попытался привести в чувство инструктора, по щекам его легонько похлопал. И тут-то он и открыл глаза… напомнило мне это сцену из второй серии Чужого, где колонисты висели приклеенные к стенке, а когда Рипли ткнула в одного из них автоматом, тот открыл глаза и сказал «Убей меня». Так Жменя тоже сказал неожиданные слова, но немного не такие — «Ну что, сука, допрыгался?», вот что у него изо рта вылетело.

Я списал это на неадекватное состояние товарища и снова вышел в коридор — туда как раз прибыла завуч по воспитательной части Валентина Игоревна.

— Что случилось, Антон Палыч? — спросила она, отдышавшись, — говорите быстрее, урок же начинается.

— Сами смотрите, — я распахнул дверь сортира. — Упал, наверно, и ударился об унитаз, — высказал я наиболее вероятное предположение.

— Бегом к телефону, — немедленно распорядилась она, — вызывайте скорую. А я тут покараулю.

— У меня же открытый урок через три минуты, — напомнил я.

— Ничего, задержится твой урок, — перешла она на ты, — здоровье важнее.

Я и побежал в учительскую, возле которой меня ждала Алла.

— Антон Палыч, — жалобно начала она, — там все собрались уже, вас только ждём.

— Сейчас, Алла, буквально две минуты, — бросил я ей на ходу, а сам уже накручивал на диске 03.

Ждать ответа пришлось недолго, дежурный врач мигом въехал в тему и сказал, что машина скоро подъедет, встречайте, мол. Я лихорадочно прокрутил в мозгу возможные варианты дальнейших действий и остановился на таком — заглянул в свой класс, вызвал наружу главного, которого звали Сергей Олегович, и кратенько обрисовал ему ситуацию. Он хмыкнул и сказал, что раз уж так, то врачей встретит он лично, а ты, Антон Палыч, иди и проводи открытый урок. Уже три минуты с начала прошло. Я и поплёлся его проводить…

Ничего особенного на этом уроке не произошло, ну если не считать конечно моего расстроенного состояния души. Проверил домашнее задание, вызвал к доске отличницу Зою, она отбарабанила всё, как по нотам. Объявил новую тему, что-то там нарисовал мелом… никаких сбоев. В середине урока вернулся Сергей Олегович и как ни в чём не бывало уселся на приставной стул сзади и слева. С большим трудом дотянул я до звонка — предупреждённые ученики не начали орать и хлопать крышками парт, а достаточно тихо собрались и очистили помещение. Ко мне подошёл старший.

— Что касается урока, — заметил он мне, — то никаких замечаний нет… разве что держаться вы могли бы чуть менее скованно.

Вот спасибо, мысленно ответил я ему, но ты не тяни кота за яйца, объявляй уже и то, что не касается уроков.

— А в учительской вас ожидают, — продолжил он, — можете идти.

Я примерно предполагал, кто там меня мог ожидать в этой учительской, и предчувствия меня ни разу не обманули — два мента там сидели, рядом с моим рабочим местом. Один постарше, капитан, другой помоложе, сержант.

— Тэээк, значит вы у нас будете Колесов Антон Павлович? — спросил старший, заглянув в какую-то свою писульку.

— Так точно, — вырвалось у меня. — А в чём собственно дело?

— Дело в том, Антон Палыч, — продолжил он, — что мы сейчас поедем в районное отделение, и вы там дадите показания по делу.

— У меня же еще два урока, — попробовал отбиться я, — кто ж детей учить будет?

— Всё согласовано с руководством, — встал капитан, — вас заменят. А теперь попрошу на выход.

— Руки за спиной держать? — попробовал пошутить я, но нарвался на неожиданную отповедь.

— Я бы на вашем месте так легко к этому не относился, — сказал капитан, — и шутки шутить прекратил бы.

Вот когда будешь на моём месте, тогда и указывай, хотел было ответить ему я, но вовремя спохватился.