Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2

* * *

Ряженый зажмурил глаза, весь сжался, ожидая своей смерти. Когда он понял, что еще живой, медленно разлепил зенки. Глянул направо, где пуля разметала крупный комок чернозема рядом с его головой.

— Скажи спасибо девчонке, — проговорил я, угрожающе и спрятал пистолет в карман.

На самом деле я с самого начала не собирался убивать Митю Ряженого. Все потому, что он был мне нужен. Был нужен, как доказательство.

Правда, Ряженый, видать, все думал, что я играю с ним игры. Теперь, когда он по-настоящему ощутил себя на волосок от смерти, когда уже буквально распрощался с жизнью, бандит станет поспокойнее, более управляемым и покорным.

— Я… я живой, — удивился он.

— Ага. И теперь торчишь мне по гроб жизни. Так что давай, поднимайся. Че ты там говорил? Сделаешь что угодно? Расскажешь что угодно?

— Да… — сказал Ряженый, глядя на меня пустоватым взглядом.

— Ну смотри. Второй раз Марина тебя не спасет.

С этими словами я обернулся к девушке. Она втянула голову в плечи, когда раздался выстрел, и теперь медленно расслаблялась. Девушка тоже обернулась ко мне, показала свои большие блестящие глаза.

— Нельзя терять времени. — Ответил я. — Идем скорее. Они близко.

Поле осталось позади, и мы пробирались по редколесной посадке, что бежала вдоль узкой грунтовой дороги, отходившей от трассы. Посадка скрывала поле от ветра, а нас должна была скрыть от чужих глаз.

Ряженый, трясущийся как осиновый лист, сжавшийся от страха, шел передо мной. Я, держа наготове Беретту, следовал за ним. Марина замыкала нашу троицу, топала несмело, оберегала руку и морщилась от боли.

Девушка дозвонилась Кулыму еще когда мы пересекали поле. Дед сначала накричал на нее, но, когда Марина объяснила ситуацию, сказал, что организует нам машину.

Мы шли, а под ногами хрустел плотный слой прошлогодней опавшей листвы. Переступая корни и поваленные стволики худеньких деревьев, мы продвигались вперед, к Глубокому.

Удивительно как быстро культура советской действительности ушла в прошлое, вместе с Союзом. Обстоятельства вынуждали нынешнего человека не заботиться ни о чем кроме собственного выживания в новых условиях лихих девяностых.

На дорогах, что пролегали тут, за городом, это выражалось в состоянии дороги и дорожной разметки, которая либо почти стерлась, либо и вовсе исчезла. В дорожных знаках, которые то и дело «терялись», а вешать новые никто не спешил.

В лесополосах девяностые тоже оставили свой след. Когда, обходя мусорную кучу из пакетов, упаковок и старой автомобильной покрышки, я заметил свежую могилу, то остановился.

На пустом месте, под особо высокой акацией, которая не давала расти под собой ни единому кусту или дереву, лежал аккуратный холмик земли.

— Ряженый, — позвал я, и бандит торопливо обернулся.

— М-м-м?

— Не ваших рук дело? — Кивнул я на могилу.

— Не знаю, я не знаю ничего об этом, — глянул он на холмик.

— Вить? — Спросила вдруг Марина.

— М-м-м?

— Пойдем отсюда, пожалуйста. Мне страшно.

Девушка посмотрела на могилу прикопанного в посадке несчастного дурными глазами.

— Не бойся. Идем. Осталось уже недолго. Кулым говорил, когда подъедет?

— Да. — Она кивнула. — Минут двадцать.

Мы двинулись дальше, но теперь Марина пошла со мной плечом к плечу.

— Вить? — Снова спросила она.

— Угу.

— Спасибо.

— За что же? — Глянул я на девушку.

— За то, что я в тебе не ошиблась. А ведь я так боялась, что ошибусь.

С этими словами она посмотрела на меня очень странно. Во взгляде ее блестящих глаз, с будто бы дрожащими зрачками, читалось восхищение. И кое-что еще…

— Ряженый, — позвал я, чтобы перевести разговор.

— Да?

— Скажи, что ты знаешь про нападение на Арарат?

Ряженый повременил, будто бы решаясь, потом начал:

— Немного, — не оборачиваясь ответил он. — Знаю, что мужики хотели взять машину, ворваться на стоянку Арарата и расстрелять парадный вход из автоматов.

— И все?

— Нет, — снова не сразу сказал он. — Парни болтали, что будет и вторая группа, поменьше. Но что собралась делать она, я не знаю.

— Если ты брешешь, тебе же хуже.

Внезапно Ряженый остановился и обернулся. Посмотрел мне в глаза.

— Клянусь душой моей матери, — пробормотал он вполголоса.

По его взгляду, который раньше выражал только страх и раболепие, а сейчас ожесточился, я понял, что он говорит правду.

— Ладно, топай, — ответил я.

Мы пошли дальше и двигались молча еще несколько минут. Только хруст сухой листвы сопровождал наш поход. Когда вдали, на грунтовке я услышал звук чужого двигателя, то замер и оглянулся. Все застыли на месте и тоже посмотрели назад.

— Это дедушка! — Обрадовалась Марина и бросилась к дороге. Я резко остановил ее, схватив за плечо.

— Нет, стой.

— Ай! Больно!

— Т-с-с-с, — зашипел я.

Ряженый насторожился, сгорбился, устремил взгляд сквозь голые ветки, на звук. Я напряг глаза, чтобы скорее разглядеть, кто там едет. Вдалеке сквозь заросли, я смог увидеть белую ниву, которая медленно катилась вдоль посадки, в нашу сторону.