Подпоручик из Варшавы

Глава 15. Утро в Берлине…

После звонка Терезе началось что-то невообразимое. Девушка почему-то решила, что я собираюсь на войну и она обязательно должна внести свою лепту в мою победу. Во всяком случае, именно так я понял её заявление о том, что пани Ковальская уже мчится ко мне на квартиру, чтобы помочь со сборами в дорогу. Именно после этого заявления у меня перед глазами буквально появился тот беспорядок, который оставили после своего прибытия контрразведчики. Собственно, этот беспорядок я так и не убрал – сам ваш покорный слуга гостил у пана Ковальского, а своей прислугой так и не обзавелся, хотя намекали тут некоторые (тот же ординарец – Спыхальский), что мне по статусу положено иметь минимальный обслуживающий персонал в своей квартире. Хотя бы ради того, чтобы не мне, офицеру Войска Польского тереть полы вечерами после службы. Стоит сказать, я задумывался о необходимости прислуги – драить полы мне не нравилось никогда, даже в своем прошлом-будущем я это делал из-под палки, либо когда совсем сильно припрет, либо, желая помочь любимой маме. Но никогда не делал это с радостью. Хотя и считал себя «чистоплюем».

В общем, мысленно выругавшись в не самых приятных выражениях, прославляя, в первую очередь, конечно же, себя – решил тут же закончить все дела в здании Генерального Штаба Войска Польского, и, быстрым шагом, вернее, чуть ли не бегом, направился к себе – на съемную квартиру.

Тереза появилась вовремя – я ее опять встретил полураздетым, оказавшись лишь в форменных бриджах и шелковой нательной рубахе, с закатанным рукавом. И что характерно, правая рука опять сжимала пистолет. В тот момент я еще не знал, что эта дурная привычка, неизвестно откуда появившаяся у меня, сослужит мне весьма полезную службу во все последующие несколько лет. Разве что от случая к случаю пистолет будет меняться то на карабин, то на автомат, а в паре случаев и на пулемет с гранатами. Тереза же обаятельно улыбнулась, но на этот раз ничего не сказала.

Пока я внимательно изучал образ, в котором молодая девушка появилась на этот раз – деловой костюм, поверх которого была накинута дорогая норковая шубка, пани Ковальская успела подойти ко мне, нанести сокрушительный удар своими упругими губами прямо в мою душу и также быстро отстраниться – пока я не перешел в контрнаступление по всем фронтам и не успел овладеть таким манящим и желанным девичьим телом.

К сожалению, мое наступление захлебнулось так и не начавшись, поэтому, в очередной раз мысленно сплюнув, я продолжил заниматься тем, чем и занимался до появления Терезы – уборкой, а точнее, мытьем полов…

Некоторое время спустя, когда все вещи вернулись на свои законные места (благодаря пани Ковальской, которая часть из низ расставила по-своему усмотрению), а с полами было покончено, мы, наконец, приступили к тому, ради чего здесь и собрались – к сбору моих личных вещей для командировки в столицу Франции, город Париж.

Стоит сказать, что вещей у меня собралось не то, чтобы очень много – всего два небольших чемоданчика, куда поместилась парадная и сменная полевая форма, а также гражданский костюм "в полоску", пара сменных рубашек, туфли, средства личной гигиены, и, оружие.

Упаковав все это немногочисленное имущество в чемоданы, мы, было, собрались уже уединиться вместе с Терезой в спальной комнате, но произошел облом. Причем не по моей вине. И что характерно, пани Ковальская тоже «хотела»… Все обломал плютюновый Спыхальский, который материализовался в самый неподходящий момент. В очередной раз за день, мысленно выругавшись, поминая при этом длинной матерной конструкцией всех родственников ординарца по десятое колено включительно, мне пришлось оторваться от сладких как персик губ молодой девушки, и, направиться, ко входной двери в квартиру.

Последующие события завертелись с невероятной скоростью: адъютант сообщил, что наше отправление намечается не завтра утром, и, даже, не сегодня ночью, а буквально через полтора часа. И едем мы не прямым рейсом до Парижа, а с пересадкой в Берлине. Собственно, поэтому нам стоит выдвинуться прямо сейчас. Хотя на последнем настоял уже я – память о разносе, который устроил вашему покорному слуге полковник Сосновский, была все еще достаточно свежа (а как же, всего несколько часов прошло), из-за чего опаздывать на поезд мне очень сильно не хотелось. С грустью распрощавшись с Терезой, которой я запретил меня провожать (та принялась рыдать украдкой, у меня даже появилось такое ощущение, будто она меня на настоящую войну провожает). Почему? Да все просто – терпеть не могу проводы. На эту тему даже есть хорошая русская поговорка: «Долгие проводы – лишние слезы!». В общем, как в старой советской песне: «Дан приказ ему – на запад!»…

Поездка до Берлина практически не запомнилась, в памяти осталось лишь несколько эпизодов. И первый из них – сам поезд. Вернее, паровозная бригада или как там у них это правильно называется? В общем, поезд был немецким. Как и весь обслуживающий персонал. А проводник – высокий, подтянутый голубоглазый блондин лет двадцати пяти – который проверял у меня документы при посадке, смотрел на нас со Спыхальским, будто бы через прицел. Да и внешний вид кондуктора говорил о том, что гражданская форма ему не то, чтобы очень родная. О чем это следует? Да все просто – служит этот «Ганс» в Вермахте или Абвере (причем совсем недавно, иначе я бы вряд ли смог обратить на него внимание), а тут всего лишь на разведке. Это как пилоты «Люфтганзы», которые летают на своих «Железных Анни» с гражданскими опознавательными по интересующим их странам, запоминают ориентиры, после чего, в случае необходимости, будут летать этими же маршрутами и бомбить города. Вот только эти самые пилоты, пусть и одетые в форму гражданских авиаторов, на обычного «цивильного» пилота не похожи никак – выправку-то не спрячешь. Вот и с проводником нашим – тоже самое.

Второй запомнившийся момент – это граница Польской Республики и Третьего Рейха, которую мы проезжали уже достаточно поздно вечером, практически ночью – в районе одиннадцати часов по Варшаве. Вначале медленно ползущий по путям поезд остановился, после чего началась приграничная суета – давешний проводник прошел по вагону и громогласно объявил, что мы находимся на границе с Великогерманским Рейхом и попросил приготовить документы к осмотру. Через несколько минут после «разоблаченного» мной агента германской разведки, появились польские пограничники в количестве трех человек во главе с молодым подпоручником из-за спины которого то и дело выглядывал гражданский таможенник в неизвестном для меня чине. По всему происходящему было видно, что «правят балом» военные.

– Здравия желаю, Панове! Пограничный контроль! Подпоручник пограничной стражи Козель! – Приложив руку к кожаному козырьку своей фуражки, представился местный начальник. – Приготовьте документы к проверке!

Предупрежденные проводником заранее, мы со Спыхальским документы приготовили заранее. Я лишь молча протянул свой заграничный паспорт, офицерскую книжку, командировочное предписание, билет, а также разрешение на провоз табельного оружия.

Пограничник, бегло сверив номер пистолета с теми, что были указаны в документах, принялся внимательно изучать мою офицерскую книжку. При свете карманного фонарика сверил лицо оригинала (меня то есть) с изображением на фотографии, после чего, вернув мне документы, принялся за моего ординарца. Впрочем, к нему у них вопросов тоже не было, и, откозыряв, пограничники отправились к следующему купе.

Через час, когда польские пограничники проверили документы всех желающих перейти границу Великогерманского Рейха, их место в вагоне заняли таможенники и пограничники Третьего Рейха. От своих польских коллег они отличались кардинально. В первую очередь – вежливым холодом, которым так и сквозило во время их общения с нами, путешественниками в форме Войска Польского. Впрочем, жаловаться смысла не было – наш поезд германские пограничники проверили раза в два быстрее, чем поляки, правда, потребовали при этом предъявить к осмотру личные вещи, аргументируя это тем, что у них есть инструкция по ввозу запрещенной литературы на территорию Германии. Спорить, опять же, я не собирался. Да и пограничники наших вещей не трогали, лишь просили нас со Спыхальским самим перекладывать их с места на место, чтобы «охранники границ» могли выполнить свой долг в полной мере…

Из вагона поезда, в Берлине, на Лертском вокзале мы вышли без пятнадцати пять часов утра – до столицы соседней Германии, поезд шел немногим менее суток, что, по-моему, было нескончаемо долго. Все-таки я привык, что на дальние расстояния, обычно, ездят электровозы, которые более легки в эксплуатации (как кажется простым обывателям, вроде меня), их не требуется регулярно заправлять водой, пополнять уголь в тендер, и, что немаловажно – нет необходимости вручную перекидывать сотни килограммов кокса лопатами, чтобы разогнать этот чертов паровоз, до нужной скорости.

Впрочем, жалеть о «забытых в будущем» технологиях я перестал сразу же, стоило мне только немного пройтись по улицам столицы Третьего Рейха. В Берлине будущего я не был. Как и в Германии в целом. Поэтому сравнивать экономический и политический центр Германской Империи товарища, который нам совсем не товарищ, Гитлера, мог только с кадрами кинохроник, которые неоднократно наблюдал во время просмотра советских кинофильмов про Великую Отечественную Войну, либо, во время периодических поисков необходимой лично мне информации на просторах интернета.

Идти в форме Войска Польского по набережной реки Шпрее, наблюдать еще не разрушенные войной дома, редких горожан, которые рано утро уже спешат по своим делам, было несколько необычно. Также необычно, как проходить мимо то здесь, то там висящих на флагштоках знаменах с черной свастикой в белом круге на красном фоне.

Пройдя по улице Мольтке, мы со Спыхальским свернули на еще не разрушенный войной одноименный мост и неспешно пересекли реку. Неожиданно для себя, я стал узнавать окружающие меня места – именно в этих местах мне уже приходилось воевать на просторах многопользовательской компьютерной игры «Enlisted». Усмехнувшись про себя этому совпадению, я быстрым шагом направился к зданию, которое, можно сказать, поселилось в сердцах многих моих соотечественников из двадцать первого века. Конечно, для многих это огромное здание – лишь горстка камней, изображающая символ демократии и достатка, который царит в Германии моего времени (что весьма спорное заявление), но для меня, как и для ряда других «правильных» и интересующихся историей Второй Мировой Войны, здание Рейхстага было, можно сказать, целью, местом, которое обязательно нужно будет посетить. Там, в двадцать первом веке побывать в Берлине у меня так и не получилось, но вот сейчас – в веке двадцатом, я смог.

Оказавшись перед зданием Рейхстага, но не доходя до него сотню-другую метров, я задрал голову ввысь. На секунду мне даже показалось, что я вижу развивающееся у купола ярко-алое знамя с серпом и молотом. Мозгами я понимал, что сейчас там может находиться только одно знамя – с фашистской «каракатицей» в белом кругу на красном фоне, но душа… Душа будто бы запела, протестуя при этом, говоря, что там должна находиться не тряпка Третьего Рейха, а ярко-алое знамя с серпом и молотом, в идеале то самое Знамя Победы, что так бережно хранилось в моей стране с самого конца войны…