Подпоручик из Варшавы

Глава 18. Письма

Что в вашей жизни вам не нравится больше всего? Лично вашего покорного слугу больше всего напрягает, когда у него не получается то, чего он желает больше всего на данный момент. Вот как, например, сейчас. Да, я встретился с полковником де Голлем, и, даже получил от него небольшую помощь – он написал мне рекомендательное письмо к одному пусть и не высокопоставленному, но имеющему определённый вес во французских вооружённых силах офицеру, но напрочь отказался подпустить меня к своим танкам, да мою просьбу задержаться на пару дней в его полку, чтобы поближе изучить уже находящиеся не только на вооружении во Франции, но и в Польше танки R-35.

В общем, тем же самым днём, что и приехали, мы были вынуждены отправиться восвояси, так и не решив главной цели, ради которой я ехал к будущему великому политику – на танках мне покататься так и не дали, я не говорю уже о возможности пострелять на полигоне – просто прогнали, как нашкодившего котёнка. Что было весьма неприятно, но, в целом терпимо – все-таки обошлись без местной контрразведки, в которую меня могли упечь как иностранного шпиона, который пытается узнать что-то секретное про их «великую» армию.

Впрочем, пронесло – и на этом спасибо. Постараюсь до реальной бронетехники добраться уже в Польше, все-таки британские «виккерсы» или польские 7-ТР будут явно предпочтительнее, сомневаюсь я, что польские R-35 будут участвовать в бою. Если я не ошибаюсь – в истории моего прошлого они интернировались в Румынии, после чего встали на вооружение румынской армии и какое-то время провоевали против РККА в сорок первом году. Впрочем, почему бы не попытаться сделать так, чтобы «французы» успели повоевать на западе? Вот только кто может отдать такой приказ? Вот если бы я смол уломать Маршала на то, чтобы он ввёл эти подразделения на французских танках в Варшавскую бригаду, которая, если я правильно помню, только летом начнёт формирование, то…

В любом случае – все это обдумывать стоит не на бегу, а сидя где-нибудь в уютном кабинете в Варшаве, причём, когда твой собеседник обладает большими звёздами и вышивками на погонах, чем у тебя.

По возвращению в Париж, я тут же отправился к майору Маевскому, который коротко выслушал мой доклад, и, протянул мне записку. Дождавшись вопросительного взгляда, тут же пояснил:

– Вам послание, подпоручик, из Варшавы. Пришло по диппочте.

Благодарно кивнув майору, и, получив разрешение, я покинул кабинет и отправился в небольшую курительную комнату, где и рассчитывал без лишних глаз прочесть послание. Вообще, ещё несколько дней назад я не мог предположить, что помещение, предназначенное для сбора людей-единомышленников, в данном случае, в вопросе курения, может когда-нибудь пустовать. Во всяком случае, в посольстве Польской Республики, курилкой пользовались лишь немногочисленные офицеры охраны и я – все дипломатические работники, если и курили, то делали это в своих личных кабинетах.

Что письмо вскрывалось – я понял сразу, как только обратил внимание на несколько небрежно заклеенный конверт. Впрочем, иного ожидать от контрразведчиков и не стоило – у них работа такая, пытаться выявить шпионов там, где их нет, а при достаточном мастерстве – там, где они есть. Поэтому, обижаться на них не стоит.

Послание оказалось от Терезы – это стало понятно, когда я прочёл обратный адрес. Не желая тратить лишнее время, быстрым движением рук вскрываю конверт, и, начинаю читать послание:

«Привет…

Написала первое слово и поймала себя на мысли, что не могу придумать слово, как тебя назвать, чтобы ты сразу понял, как я по тебе соскучилась…

Я понимаю, что разлука не может длиться вечно. Но почему-то каждая секунда, проведённая на расстоянии от тебя, тянется вечностью. Ты же обращал внимание на то, что когда мы близко, то реже говорим, друг другу о чувствах вслух, ведь глазами понимаем все те чувства, что испытываем?

Я последнее время обращаю внимание на влюблённых – они такие счастливые и так друг другу смотрят в глаза, что даже не замечают прохожих. Кстати, я для них тоже прохожая и мне так интересно, о чём они шепчутся – ведь, скорее всего они рассказывают друг другу такие мелочи, что через час об этом даже не вспомнят, а именно в этот момент кажется, что нет в мире ничего их важнее.

Янек, ты не думай – я не тоскую и не рыдаю, я всё так же живу и радуюсь жизни, просто не так рядом, когда ты был рядом.

Поймала себя на мысли, что с каждой строчкой письма наша разлука уменьшается и становится все ближе тот счастливый момент, когда ты обнимешь меня, а я смогу сказать тебе, как же дороги мне все те минуты, что мы проводим вместе.

P.s. Надеюсь, скоро увидимся!

С любовью, твоя Тереза!»

Прочитав пару раз любовное письмо, которое мне отправила польская красавица, я невольно пустил слезу и растрогался. К сожалению, так вышло, что в моём прошлом-будущем мне никто и никогда не писал писем. Тем более – любовных писем. Не сравнивать же настоящую бумагу с аккуратным девичьим почерком с бездушными эсэмэсками из моего времени, которые, хотя и приходят практически мгновенно, но не содержат души. Да, именно души. Я наконец-то понял, чего мне не хватало в том времени. Именно души. Тут же, казалось, я чувствовал далёкий аромат духов Терезы, тех самых, её любимых духов, чьё название я так и не узнал…

Постояв ещё несколько минут, и, выкурив пару папирос, я, наконец, пришёл в себя, и решил, что мне нужно написать ответ. Вот только что писать? Как писать? Письма я никогда не писал. Даже в тех самых пресловутых эсэмэсках всегда обходился минимумом символов или дурацкими смайликами, которые, как и у многих, заменяли чувства.

Мысленно выругавшись, отправился к майору Маевскому. Тот и в этот раз принял меня без задержек, и даже поинтересовался, что со мной произошло:

– Подпоручик, с вами всё нормально? Что у вас с лицом?

Вытянувшись по стойке «смирно» и едва заметно улыбнувшись краешком губ, отвечаю:

– Спасибо, пан майор! Все прекрасно, пан майор! Но вы можете мне помочь?

Внимательно окинув меня взглядом, Маевский кивнул:

– Чем могу, подпоручик! Слушаю вас?

– Разрешите воспользоваться вашей печатной машинкой?

Пока майор не успел ответить, дополняю свою просьбу:

– Письмо написать. Личное.

Ещё раз кивнув, майор усомнился:

– Разве стоит, подпоручик, письма писать на печатной машинке? Думаю, моя жена бы мне не простила, если бы письма ей были напечатаны на машинке. Они же ценят не только само письмо, но и каждую частичку этого послания.

Услышав предложения Маевского, я повёл себя несколько отклонившись от норм приличия и уставов – наплевав на стойку «смирно», в которой ваш покорный слуга всё ещё находился, я начал чесать затылок, чем вызвал лёгкую усмешку у майора. Подумав, и оценив, что все сказанное заместителем начальника комиссии по закупке вооружения никак не противоречит моим собственным мыслям, соглашаюсь:

– Так точно, пан майор, думаю, вы правы. От руки будет лучше. С душой.

Улыбнувшись, Маевский кивнул, после чего несколькими быстрыми движениями собрал бумаги, разложенные у него на столе, и, спрятал в невидимый с моего места сейф, после чего закрыл его, а ключ убрал в карман своих форменных бриджей.

– Вот что, подпоручик. Я тут на обед собрался, и думаю, что вы сможете поработать за моим столом. Вам полчаса хватит?

– Так точно, пан майор. Более чем.

Маевский встал со своего кресла, после чего подойдя ко мне, хлопнул по плечу и доброжелательно улыбнулся, но как-то резко стал серьёзен и негромко, но твёрдо проговорил:

– Надеюсь, вы понимаете, подпоручик, что все письма, отправляющиеся из посольства и не являющиеся дипломатической почтой, подвергаются проверке и не стоит писать ничего лишнего?

– Понимаю, пан майор!

– Вот и хорошо! – Вновь улыбнулся Маевский:

– У вас будет полчаса. Бумагу обнаружите в верхнем ящике моего стола. Там же конверты. Перьевую ручку можете взять мою…

Замявшись на долю секунды, майор продолжил:

– И конверт не запечатывайте. Незачем офицерам из «дефензивы» лишнюю работу создавать. У них её и так хватает.

Ответом Маевскому становится лишь короткий кивок и летящая уже в спину фраза благодарности:

– Благодарю, пан майор!

Расположившись в удобном майорском кресле, и, положив перед собой пару листов белой писчей бумаги, я задумался. Впервые в жизни у меня возник весьма сложный вопрос – о чём писать? Ответы, которые я мог бы послать в эсэмэске своего времени явно не подходили. Согласитесь, фразы типа: «спс», «и я тебя», а также наборы смайликов здесь точно не подойдут. А другие «любовные» послания я и сам как-то ни разу не писал – не могу сказать, что они были популярны в моём кругу общения.

И что делать?

За десять минут, что я просидел над девственно чистыми листами бумаги, родились лишь несколько слов, которые мною тут же были и записаны:

«Дорогая Тереза»

И всё.

О чём писать? Что ей рассказать?

Написать, какой красивый Париж? Да не видел я этого Парижа практически. Ну дома, ну люди. Но не было у меня ещё времени гулять и осматривать столицу Французской Республики с точки зрения простого туриста. Да и вряд ли я способен художественно описать хоть что-то. Неспроста же за все сочинения в школе у меня стояли тройки? Во всяком случае, за ту часть, где описывалась смысловая часть сочинения. За орфографию и пунктуацию у меня обычно стояли четвёрки.

Описать каким путём я добрался из Варшавы в Париж через Берлин? Рассказать о том, как я «вычислил» германского разведчика, который под видом кондуктора собирал сведения, которые так сильно интересовали немецкую разведку? По-моему, даже не смешно такое девушке писать. Тем более – влюблённой девушке.

В очередной раз мысленно выругавшись и не менее мысленно выругавшись самыми последними из русских слов, которые знаю, я взял перьевую ручку и выдавил из себя ещё несколько слов:

«Благодарю за тёплое послание, что так сильно будет греть моё сердце.»

Закончив предложение и поставив жирную точку, я перечитал своё ответное письмо и уже не скрываясь, выругался:

– Твою господа бога душу мать!

Отбросив в сторону перьевую ручку, я уставился в окно, и, понаблюдав пару минут за проезжающими мимо автомобилями, собрался с силами и дописал ещё несколько слов:

«Надеюсь, наша разлука скоро закончится, и, мы с тобой непременно посидим в том самом нашем кафе на берегу Вислы».

Поставив очередную точку, бегло перечитал короткое ответное письмо и тут же скомкал лист бумаги, на котором оно было написано – всё не то…

Ответное письмо в прозе, к сожалению, не получилось и я решил заняться тем, чем никогда в жизни не занимался – попытался написать стихотворение. С ним тоже ничего не получилось – кроме вступительных слов «здравствуй, моя родная…» дальше ваш покорный слуга так и не продвинулся, поэтому и второй лист бумаги тоже отправился в мусорное ведро.

В который раз за день выругавшись, я взял очередной чистый лист бумаги, после чего в очередной раз начал своё послание в прозе:

«Здравствуй, Тереза!»