Царская охота

Глава 9

Княжна Черкасская вошла в комнату, за которой располагался кабинет государя Петра Алексеевича, и в растерянности остановилась. Место за большим столом, за которым сидел верный цербер государя Дмитрий Кузин было пусто. Дверь в кабинет плотно закрыта, а из-за нее раздавались приглушенные голоса, говорившие явно на повышенных тонах.

Варя посмотрела на дверь, через которую вошла, но у нее было поручение от будущей императрицы, которое она должна была выполнить, и отговорка, что государь был занят, кого-то воспитывая, может быть и была бы принята Филиппой, которая пока еще не совсем освоилась со своими полномочиями, а вот Анной Гавриловной вряд ли. Она и так уже успела отцу нажаловаться, что не видит в Варе усердия, кое обязательно должно присутствовать у хорошей фрейлины. А отец Вари — это не отец Катьки Ушаковой, который баловал дочурку без меры. Князь Черкасский хоть и позволял дочери многое, но в последнее время настолько увяз в поручение государя, что в ответ на жалобу Ягужинской устроил жуткий разнос всем своим домашним, пригрозив Варе забрать обещание о ее собственном выборе жениха обратно и выдать ее за какого-нибудь государева фаворита, вон, хоть за Петьку Шереметьева, чтобы тот прекратил своим беспутством огорчать государя, а его князя Черкасского позиция, в последнее время, нет не пошатнувшаяся, но давшая крен, только упрочнится от этого решения. И что он лично предложил включить ее, дочь свою неблагодарную, в список фрейлин, чтобы доказать, что все Черкасские готовы головы положить, служа государю и государыне, даже девки молодые. Впервые в жизни получившая такой укорот Варвара испугалась, потому что под конец отец вообще обещал лишить ее приданного, и посмотреть, а кому она бесприданница вообще нужна будет. Это сейчас кавалеров нужно палками отгонять, а вот что будет, если отец сдержит слово, Варя даже представить себе не могла. Поэтому все хорошенько обдумав, утром того дня, что пришло письмо-уведомление, быстро собралась и даже так получилось, что прибыла к месту будущей службы первой, опередив даже Анну Гавриловну, которая за ними всеми, включая юную принцессу, как коршун следила, ни одно лишнее движение не ускользало от ее взора. И все это время Варя терялась в догадках, что заставило государя взять на этот ответственный пост Ягужинскую, если учитывать, что ее отец в такой глубокой немилости пребывал, что и не знаешь уже, что лучше — Сибирь или эта позорная служба главой золотарей. Но то, как Анна Гавриловна взялась за дело, быстро доказало княжне, что не только она должна в итоге доказать государю, что на ее семью можно положиться во всех делах, какими бы сложными и ответственными они не были.

Варя несмело сделала еще один шаг к двери и остановилась. Насколько она не робела перед своими ухажерами, а средь них и князья встречались и графов немеряно, а вот государя опасалась. Сама не знала почему. В последнее время он вышел из своеобразного затворничества и начал посещать ассамблеи, и даже сам бал устроил ради своей невесты, но как Варин взгляд останавливался на нем, так сердечко начинало дрожать как заячий хвост, и было одно желание убежать отсюда подальше. И даже сама она не понимала причины своего страха. Вроде бы и молод государь, и пригож собой, на загляденье, но как зыркнет бывало, так сразу и речь отказывает и пот на висках выступать начинает. И вот теперь государыня попросила ее зайти к государю и передать на словах ее просьбу.

Варя невольно улыбнулась, вспомнив невысокую хрупкую девушку, которую каждая из ее фрейлин превышала кто ростом, а кто статью. Казалось, что Филиппа страшно стесняется того, что такой воробышек. Понимание, что она идеально подходит государю и тому не удастся ее запугать, пришло, когда Филиппа протянула газету, где рассказано было, как она государя спасла, Ягужинской и тихо попросила Анну Гавриловну, которая французский знала, как родной, перевести непонятные моменты, потому что запуталась в эпитетах. При этом она краснела, явно стесняясь, но Ягужинская быстро выполнила ее просьбу. Саму статью фрейлины знали наизусть, ну еще бы, какая у них императрица будет боевая очень грело девичьи сердечки. Да и не сошедший еще в то время синяк с лица государыни ясно показывал, что была драка, и что Филиппа в ней поучаствовала. А вот сама Филиппа долго сидела молча, когда Анна Гавриловна закончила, а потом с улыбкой, от которой кровь в жилах стыла, так она хорошо со взглядом государя сочеталась, спросила о том, как бы ей пригласить Юдина к себе, потому что им явно есть, о чем поговорить.

В ответ Анна Гавриловна предложила перевести еще одну статью, где говорилось, как государь поверженного короля Августа в последний путь провожал в одиночестве. Сама Варя рыдала навзрыд почти час, когда читала ее. Филиппа тоже расплакалась. Только вот, как потом оказалось, вовсе не по несчастному Августу пролила она слезы. Она тогда им призналась, что встретилась с государем, перед тем, как тот пошел на Варшаву, и что, когда он ее отослал, она так сильно боялась за него, что что-нибудь случится… Она так переживала, что даже отказалась встречаться с ним, когда он вернулся в Москву и прибыл с визитом в Новодевичий монастырь. Про то, что случилось дальше в монастыре государыня тактично промолчала, бросив мимолетный взгляд на лицо Анны Гавриловны, несшее страшные следы этой жуткой болезни.

Мужские голоса за дверью кабинета стихли, и Варя встрепенулась. Сейчас дверь откроется, а она так близко стоит, что все сразу же подумают о том, что она подслушивает. В панике сделав шаг назад, Варя с ужасом поняла, что зацепилась кружевом юбки за металлические завитки, украшавшие стоящий неподалеку диванчик для посетителей. Дернув подол, она попыталась высвободиться, но кружево попалось на редкость крепкое. Она, чуть не плача, наклонилась, чтобы попробовать распутать злополучную юбку, и тут дверь открылась и оттуда вылетел мужчина, красный от переполнявших его чувств. Варя быстро выпрямилась, вот только мужчина бежал, ничего не видя перед собой, а она не успела его остановить… Как же хорошо, что пол в комнате застелен ковром. Наверняка это сделано для таких вот случаев, чтобы падающие посетители своей кровью драгоценный мрамор не пачкали, мелькнуло в голове в Вари, а после этого она осознала, что лежит перед кабинетом государя на полу, а на ней лежит какой-то мужчина. Забившись, словно птица в клетке она пыталась выбраться из-под тяжелого тела. В то же время тот, кто на нее напал, делал попытки подняться, но княжна своими брыканиями мешала ему сделать это.

— Господи, да полежи спокойно, что ты как кобылка необъезженная-то? Я же подняться не могу, ты меня снова на себя опрокидываешь, — простонал мужчина, которого Варя даже разглядеть не могла, из-за застилающих глаза слез.

— Петька, шельма такая! — голос государя Петра Алексеевича хриплый, словно он болеет или недавно болел, раздался как гром среди ясного неба. И Варя и Петька замерли, наконец-то посмотрев друг на друга. В напавшем на нее мужчине Варя теперь сразу же узнала Шереметьева, который на этот раз сумел быстро подняться, попутно порвав злосчастное кружево, зацепившееся за скамью. Варя тут же увидела протянутую ей руку Дмитрия, который легко поднял ее на ноги. А государь тем временем, с красным от ярости лицом смотрел на графа. — Да ты, скотина, уже даже меня не стесняясь, прямо здесь пытаешься на честь девичью посягнуть! Еще бы моим кабинетом воспользовался, с какой-нибудь девкой крепостной, да прямо на столе! — Варя на секунду задумалась, это как так на столе? А разве же так можно? И тут же залилась румянцем, одергивая себя за свои мысли. Может быть государь что-то и хотел добавить, но тут Дмитрий кашлянул, привлекая к себе внимание, а заодно и к ней. — О, Варвара Алексеевна, у тебя какое-то дело ко мне? — Почему-то именно сейчас, когда он не был заточен в ледяной панцирь спокойствия и гордости, как бывало обычно, Варя поняла, что совсем его не боится.

— Государь, Петр Алексеевич, государыня Елизавета, нижайше просит выделить ей в помощь мужчину, которого можно будет посылать с мелкими поручениями по подготовке к торжеству.

— Кто? — государь нахмурился, а потом хлопнул себя по лбу. — Ах, да, Филиппа же это имя выбрала. Так ведь я ей наказывал, что… — и тут его взгляд упал на графа Шереметьева, который хотел что-то сказать, но перебить государя не решился. — Хотя вот, прекрасный самец в полном здравии и расцвете молодости. И уже всей Москве доказал, какой он выносливый. Можешь уводить, Варвара Алексеевна, используйте его, как только можно, хоть дрова пущай рубит. Единственное условие — граф должен так уставать, выполняя поручения государыни, чтобы сил на ассамблеи у него уже не оставалось. И вот именно тебе, Варвара Алексеевна, поручаю следить, чтобы он ни на минуточку не присел, дабы отдохнуть, — и Петр Алексеевич зашел в кабинет, хлопнув за собой дверью.

Петька вроде бы ломанулся следом, но тут в комнату вошел князь Волконский с папкой подмышкой, а за ним начали собираться люди явно недворянского сословия, а больше на купцов похожие.

Дмитрий чуть прикусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться над выражением лица графа, и пошел к дверям кабинета впереди Волконского. И тут Петька повернулся к ней. В его взгляде было столько неприязни, столько откровенной ненависти, будто это она виновата в том, что он огорчил государя, и будто бы это она его сбила, тем самым обязав к выполнению этой ужасной для его деятельной натуры работы.

— Ну что, пошли, Варвара Алексеевна, представишь меня государыне в качестве вашего личного пажа и шута, и курьера, и комнатной собачки в одном моем лице, — процедил Шереметьев, и первым сделал шаг к выходу.