ХВ. Дело № 2

Я не решился расспрашивать самого «пирокинетика» — на первом же занятии он одарил на меня таким угрюмым, таким неприветливым взглядом, что охота к доверительным беседам отпала сама собой. Между прочим, Олег оказался единственным из «акторов», чья сила напрямую зависела не только от разделяющего нас расстояния, но и от взаиморасположения. Она достигала пика, когда я стоял в пяти шагах у него за спиной, и быстро падал, стоило сократить или разорвать дистанцию, или же сделать хотя бы шаг в любую сторону. Чтобы понять это, мне не пришлось прибегать к расспросам — всё и так было ясно по яркости и размерам образующихся огненных шаров и тому расстоянию, которое они пролетали.

Выходит, Гоппиус с его аппаратурой всё же подобрал ко мне ключик? Или это «обмен разумов» наделил меня способностями своего рода «парапсихологического усилителя», в присутствии которого способности остальных делают резкий скачок? Интересно, очень интересно…

На ужин я так и не пошёл, и даже не стал просить ребят принести поесть нам с Марком. В «особом корпусе» имелся небольшой буфет, и я вполне удовлетворился сладким крепким чаем с бутербродами. Марк же так и не оторвал голову от подушки, сколько я его ни тряс, собираясь заставить проглотить хоть несколько кусков. Такая трата энергии, которая выпала ему сегодня — это не шутка. В итоге, положил ему рядом с кроватью на табуретку плитку шоколада, словно ребёнку в долгожданный праздник — ничего, проснётся, утолит голод...

Шоколадом спецкурсантов снабжали щедро — при нашем режиме это действительно был продукт первой необходимости, иначе не получалось бы выдержать темп занятий вкупе с совершенно чудовищными тратами энергии. Но на этот раз даже его не хватило — с утра Марк поднялся вялым, обессиленным, отказался идти на завтрак — и я, забеспокоившись всерьёз, отвёл его в медкабинет. Медицина у нас была своя, особая, и заведовала ею милая сорокалетняя женщина, приехавшая из Москвы. Осмотрев Марка, она сделал укол (по-моему, глюкозы) и заявила, что на ближайшие три дня он проведёт в изоляторе — а она пока устроит тотальный осмотр всех спецкурсантов на предмет таких же, как у моего напарника, признаков истощения.

Обещание своё она выполнила. После завтрака к её кабинету выстроилась небольшая унылая очередь, а отлаженный дневной график полетел кувырком. Я был одним из немногих, кого это не коснулось, а потому после занятий в школе (география, математика, урок естествознания, как здесь называли начала зоологии), а потом — свобода, выразившаяся в моём случае внеплановым занятием по стрелковой подготовке.

Стрелять я любил ещё с «той, прошлой» жизни — как и возиться со сборкой-разборкой и чисткой смертоносного железа. Попав в спецкурсанты, я смог дать этой страсти расцвести пышным цветом, и всякую свободную минуту, если она выпадала, старался проводить на стрельбище. Благо, патроны мы могли жечь без счёта, инструктор знал своё дело туго, а арсенал, что ни неделя, то пополнялся — нас явно стремились познакомить с самыми распространёнными образцами огнестрела, как отечественными, так и заграничными. Поначалу это были револьверы и автоматические пистолеты (помню восторг, который я испытал, увидев длинноствольный «Люгер» так называемой «артиллерийской» модели и старый добрый «Маузер» С96.) Потом к ним прибавились винтовки и карабины — как массовые «Энфилды», «Маузеры» и «Арисаки», так и более экзотические автоматы Фёдорова и BAR М1918 родом из САСШ, снабжённая, как ручной пулемёт, сошками. Сегодня же меня ожидал очередной сюрприз: инструктор выложил на обитый оцинкованным железом стол два пистолета-пулемёта: германский «Рейнметалл» с дырчатым кожухом ствола и боковым магазином-улиткой от «Люгера», ну и главную «вишенку на торте», «Томмми-ган», модель 1928-го года, излюбленную гангстерами Аь-Капоне и агентами ФБР, в 1929-м году, именуемого «Бюро расследований» — с передней рукояткой под рубчатым стволом и огромным дисковым магазином на сотню патронов.

После того, как рассосался первый приступ ликования (как же, оружейная легенда — и у меня в руках!), я испробовал «Томми-ган» в деле — и тут-то восторги мои несколько поутихли. Оружие было тяжёлым, громоздким, управляться с ним, имея в активе одни только физические возможности пятнадцатилетнего подростка было затруднительно. Я поинтересовался у инструктора, не найдётся ли в закромах диска на полсотни «маслят», а то и, чем чёрт не шутит, коробчатого магазина? Он посмотрел на меня с уважением и отправился за заказанным, а я, нащупав специальную защёлку, отсоединил от затыльника пистолета-пулемёта деревянный приклад. В таком «урезанном» виде и с облегчённым магазином «Томпсон» стал куда удобнее, и я провёл на стрельбище часа два, расстреляв не меньше полутысячи бочонков-патронов калибра 45 АКП. Под конец занятия кисти рук у меня ныли — отдача у «чикагской швейной машинки» была куда мягче, чем у той же «мосинки», но всё же ощущалась. Но я не унывал, тем более, что инструктор, впечатлённый моими успехами, пообещал принести на следующее занятие «Льюис» (знаменитую «самоварную трубу), новейший чешский ручной пулемёт ZB vz. 26, прародитель британского «Брена», а так же «окопную метлу» — американский армейский дробовик «Винчестер» М97.

…На обед я явился чисто отмытым (иначе несговорчивый дэчеэска попросту не пустил бы в столовую) но всё равно распространял вокруг острые запахи сгоревшего пороха и ружейной смазки. Парни, с завистью косились на меня, с трудом удерживаясь от расспросов -приставать с ненужными разговорами к спецкурсантам не рекомендовалось. Я же торопливо хлебал борщ и прикидывал, кого же из нас всё-таки готовят, экспертов по парапсихологии или боевиков-экстрасенсов? По всему пока выходит второй вариант: парашютная подготовка, вождение автомобиля, знакомство с иностранными образцами оружия — всё это в сочетании с файерболами и прочими «сверхспособностями» наводит на очень, очень определённые мысли.