ХВ. Дело № 2

IХ

До узкой площадки перед дверью, в которую упиралась винтовая лестница, осталось не больше пяти ступенек, когда Марк, шедший позади меня, крикнул: «Назад! Там смерть! — и спиной вперёд повалился на Татьяну, едва не сбив с ног и её. Куче-мале не дал состояться поднимавшийся последним Марио — он не дал упасть девушке и подхватил Марка, который впал в натуральную истерику — бился у него в руках, корчился, кричал о неминуемой смерти, пытался вырваться и кинуться вниз.

Я замер, опустившись на колено. Дверь наверху была приоткрыта, и из узкой, не шире ладони, щели на каменные ступени падала полоса неровного жёлтого света — похоже, верхний зал донжона, как и прочие виденные нами помещения замка, освещался свечами.

Я поднял ладонь и дважды сжал её в кулак. По оговоренной нами заранее системе это означало — «всем сидеть тихо!» Татьяна послушно опустилась на колено, бессвязные вопли Марка сменились невнятным мычанием — Марио зажал ему рот ладонью. Проку от этого, конечно, было немного — если наверху и оставался кто-то живой, то он уже нас услышал.

Медленно досчитав до двадцати пяти я, не поднимаясь, переполз на две ступеньки выше. Толкнул стволом дверь, она медленно, со скрипом распахнулась.

Ничего. Низкий каменный зал, занимающий, похоже, половину верхнего этажа донжона; в дальней стенке — низкая деревянная дверь, по сторонам от которой дают неверный свет три массивных, на три свечи каждый, кованых канделябра.

Я поднялся на ноги, прижимаясь, на всякий случай, к косяку.

— По ходу, тут пусто. Марио, как он там, оклемался?

Сзади завозились.

— Простите, сам не знаю, что на меня нашло… — прохрипел Марк. — Прислушался, хотел понять, есть ли кто-нибудь наверху — тут-то меня и накрыло. Никогда такого не было…

— Ладно, поднимайтесь. Тут только одна дверь, нам, наверное, туда. Тань, доставай свои прутики, сейчас они пона…

Две фигуры отделились от стены и медленно двинулись навстречу — раскачиваясь на ходу, разведя неестественно длинные руки. Движения их были неправильными, нечеловеческими — как у сломанных марионеток, управляемых к тому же неумелым кукловодом. Свет шести свечей подсвечивал фигуры со спины, и поэтому я не сразу разглядел жуткие подробности — белые, как бумага, лица, испятнанные чёрными и зелёными пятнами, провалы на месте вытекших глаз. А ещё — пунктиры пулевых строчек, пересекавшие грудь каждой из фигур, из которых скупо сочилась алая кровь — следы очередей, выпущенных в упор.

Такого ужаса я ещё не видел — не в этой жизни, не в предыдущей. Разве что, в очередном ужастике, на экране, но там от неестественно дёргающихся фигур не исходил густой запах свежей крови и ещё чего-то — приторно-сладковатого, отвратительного. «Да это же зомби! — оторопел я. — Ну, конечно, самые настоящие ожившие мертвецы, причём свежачок, судя по следам пуль на груди…. Мы же и упокоили — только что, там, внизу, в круглом зале, где Марио со своим машингеревером устроил настоящую мясорубку…

За спиной тонко, предсмертно заскулил Марк, Татьяна обхватила его обеими руками, не давая кинуться вниз по лестнице. Марио оказался вдруг рядом со мной, слева и чуть сзади — руки у него тряслись, ствол «беретты» ходил из стороны в сторону, а я всё стоял и глядел на приближающийся кошмар, не в силах пошевелиться.

Правый зомби, тот, что шёл на меня, был в униформе либенфельсова охранника, чёрной с серебряными знаками — с каждым шагом он рывком поднимал правую руку, в которой зажат был короткий меч. Второй, облачённый в белый с красными крестами плащ, вооружился карабином — он держал его одной рукой, как палку, занеся для удара над головой, и приклад с каждым шагом скрёб по низкому каменному потолку.

— Что же вы застыли? Стреляйте же! — резанул по оглохшим барабанным перепонкам Татьянин надрывный вопль. Жуткий морок сразу отпустил — я вскинул ствол, целя «своему» зомби в грудь и изо всех сил, будто опасаясь, что спусковой крючок «Астры» не поддастся, заклинит, надавил на спуск.

Магазин, все двадцать патронов, вылетели одной очередью. Ни одна из пуль не пропала даром, но зомби это не остановило — разве что, заставило шатнуться назад да замедлиться на секунду-другую. Изрешеченный торс фонтанировал кровью, часть очереди пришлась бродячему трупу в плечевой сустав, и теперь левая рука болталась на бледных, заляпанных кровью, жгутах жил — но правая неумолимо шла вверх, занося меч. Шаг, ещё шаг — и смертоносная железяка пошла вниз. Я, как мог, принял удар на «Астру», отточенным движением отбросил клинок в сторону и прикладом, «коротким бей» без замаха приложил зомби в физиономию. С тем же результатом — он качнулся назад, выронил меч и с неожиданной ловкостью вцепился мне в горло. Я подался назад, споткнулся и полетел на пол спиной вперёд, увлекая за собой нападавшего. Удар о камни вышиб из лёгких остатки дыхания, и я вдруг оказался нос к носу с ожившим мертвецом нос к носу, глядя в чёрные пустые провалы глаз, из которых сочилась кровавая слизь, вдыхая тошнотворное амбре из щербатого рта — напоследок приклад «Астры» всё же проредил его оскал…

Хватка ожившего мертвеца, против ожидания, оказалась не такой уж и железной. Всё дело было в панике — вместо того, чтобы заученным борцовским приёмом (не зря же нас натаскивали в «особом корпусе» инструктора по рукопашному бою!), я схватил зомби за запястья и попытался оторвать его от своей шеи. Бесполезно, мёртвые пальцы всё глубже вписались мне в гортань, в глазах потемнело, поплыли кровавые круги — и тогда я правой рукойиз последних сил нашарил за поясом «браунинг», ткнул стволом под подбородок мерзкой твари и нажал на спуск. И давил, давил, пока пистолет отзывался грохотом, пока ствол не выплюнул в кровавое месиво, образовавшееся на месте головы моего жуткого противника, последний кусок свинца калибром девять миллиметров, и затворная рама не встала с громким щелчком на задержку. Хватка сразу ослабела — зомби обмяк, но двигаться не перестал — теперь он трясся, словно в эпилептическом припадке, сучил ногами, заливая мне лицо и грудь кровью из разнесённого вдребезги черепа.

И вдруг всё кончилось. Страшный груз куда-то делся с моей грудной клетки; крепкие руки подхватили меня под мышки и усадили, прислонив спиной к дверному косяку. Я жадно вдыхал напоенный запахом крови и мертвечины воздух и ощупывал свою многострадальную гортань. Господи, больно-то как…

Марк оттащил никак не желающего снова издыхать мертвяка в сторону — тот ещё дёргал ногами, почти оторванная левая рука волочилась за ним на пучке мускулов.

— В голову их надо, в голову! — сказал Марио. Он стоял надо мной, сжимая в руке перехваченный за ствол «Манлихер». Приклад был измочален, весь в крови и ошмётках белёсой мозговой ткани. — Иначе нипочём не свалить. Я в своего весь рожок высадил, а когда он всё же нацелился шарахнуть меня по башке, — отобрал карабин и сам разнёс ему башку. Живучая погань — уже и половины черепушки как не бывало, а оно всё дёргается…

— Да уж…кхе-кхе… я сам понял, когда увидел, что у него грудь вся в дырках от пуль… — прокашлял я.

…понял, говоришь? А зачем тогда стрелял, другим подавал пример? Тоже мне, командир, называется…

Я повернул голову — зомби в белом плаще валялся шагах в трёх от меня. Действительно, головы у него не было вовсе — только шея, какие-то кровавые лохмотья, да скалящийся выщербленными зубами обломок нижней челюсти. Я едва сдержал рвотный позыв.

— Держи вот, вытри лицо…

— Татьяна — и когда она успела подойти? — протягивала мне платок. Лицо у неё было бледное, без единой кровинки. Я благодарно что-то прохрипел (воздух не желал выходить из полураздавленной гортани) и утёрся — вернее сказать, размазал кровь по лицу и рукам. Нашарил рядом «Астру» — ну, конечно, ствольная коробка смята, на металле — глубокая зарубка от удара клинка, затвор намертво заклинил в заднем положении.

… вот долбаные андеды, испортили такую хорошую вещь!..

— А сейчас ты что-нибудь чувствуешь? — спросил я. — Вон за той дверью?

Марк скривился от напряжения. Похоже, он ещё не вполне отошёл от встречи с зомби — лицо бледнее мела, лоб в капельках пота, руки мелко дрожат. Но — пытается бодриться, сжимает «люгер» мёртвой хваткой. Не пальнул бы ненароком от излишних нервов…

— Да пусто там, точно… заговорил он и вдруг запнулся, даже зубы лязгнули.- Стоп… что-то, кажется, прослушивается. Еле-еле, тень, отголосок…

И замолк — надолго, минут на несколько. В залитом кровью, провонявшем смертью зале повисло напряжение — и оно сгущалось с каждой секундой.

— Ф-фух!... — Марк потряс головой, и я шумно выдохнул — оказывается, всё это время я задерживал дыхание.

— Ошибочка. Кто-то живой там определённо есть. Один, до смерти перепуган — так, что соображать не может. Совсем.

— Что ж, раз соображать не может — значит и стрелять не станет. Может быть. — сделал я вывод. — Вы всё же держитесь у стен. А ты, Марк, разряди ствол, а лучше — отдай от греха Марио. Если что — мы и вдвоём справимся, а мне так будет спокойнее.

Я загнал в «браунинг» свежую обойму, передёрнул затвор — и решительно пнул каблуком дверь.

За дверью оказался ещё один зал, немного уже первого — видимо, перегородка разделяла самый верхний этаж пополам. У стены наверх, к деревянному люку, преграждавшему выход на верхнюю, наружную площадку донжона, вела каменная лестница, а весь центр зала занимал деревянный помост высотой около метра. По углам — россыпи чёрных свечей, на полу мелом нанесён круг, по контуру которого тоже мелом были нанесены свастики, шестиконечные звёзды, кабалистические знаки и прочие, незнакомые мне, но явно оккультные символы. На ложе распростёрся ещё один мертвец — в чёрно-серебряной униформе изрешеченной пулями, с вытекшими глазами и бумажно-белой, покрытой трупными пятнами кожей, — но на это раз недвижный. Голову и грудь его опутывали провода, идущие в угол, к аккумуляторной батарее, присоединённой к реостату и ещё каким-то приборам. Но дело было даже не в них — лежащего мертвеца придавил сверху человек в балахоне из белой шерсти, с головой, прикрытой глубоким капюшоном. Мы осторожно приблизились.

— Этот самый — живой, которого ты учуял из-за стенки? — прошипел я.

Марк мотнул головой. Нет, не он. Этот — мёртвый как кочерга, точно говорю…

Вдвоём с Марио мы попытались разделить этоу жутковатую композицию, сняв мертвеца с его страшного ложа. Вернее, попытались снять — оказалось, что «нижний» покойник мёртвой хваткой стиснул горло «верхнего». Марио, матерясь по-итальянски, один за другим разлепил ледяные пальцы, и труп шумно рухнул на пол. При этом он перевернулся на спину, капюшон съехал, открыв узкое костистое лицо, огромный лоб с залысиной. Глаза выпучены, рот раззявлен в попытке сделать один, последний спасительный глоток воздуха.

Марк охнул.

— Это же Либенфельс!

— Он самый. — я сплюнул — Сдох-таки! Жаль, а так хотелось подержать его за кадык… Лучше скажи, где ты тут живого учуял? Я пока вижу одну только падаль…

Поначалу мне показалось, что их двое — оба в белых, расшитых тевтонскими крестами балахонах, только один сидел, привалившись к стене, и кровь из разрубленной ударом меча головы стекала ему на колени, образовав на полу большую багровую лужу. Этот был безнадёжно мёртв — хато второй, маленький, щуплый, скорчился в углу и тихо, по-собачьи скулил.