Правь. Книга 1. Наследники рода Воронцовых

Глава 18

На летном поле было довольно свежо — ночи хоть и белые, но прохладные.

— Ну все, грузимся, — Иван повернул ключ в замке зажигания, и шелестевший на малых оборотах электромотор фургона стих.

Мы с Анькой вышли из салона, по ходу разминаясь — все-таки ехали довольно долго.

— Это он и есть? — Анька скривилась, пристально осматривая обшарпанный борт «Лирджета».

— Да, — ответил Иван, перехватив ее взгляд. — Не смотри на его внешний вид, птичка довольно крепкая. Я его лично проверил.

Анька хмыкнула, представив, наверное, себе Ивана в роли авиамеханика. Не тянул он в ее представлении на эту интеллектуальную профессию.

— Не мог «Сухого» арендовать, — буркнула она себе под нос. — Не люблю вражескую технику.

— Зато стоит дешевле и без очереди, — сказал Иван, открывая заднюю дверь фургона. — «Сухие» все расписаны для шишек, как простых, так и государственных. Да и стоят на приличных аэродромах, куда, как мне представляется, нам соваться не стоит.

— Наверное, папуасов возил в Африке, потом по дешевке сюда перегнали, — никак не успокаивалась Анька.

— Слушай, тебе шашечки или ехать? — возмутился Иван. — Что есть, на том и полетим. К тому же капитан лишних вопросов не задает, почему пара практикантов геологического факультета и их научный руководитель ну ни хрена не похожи на геологов. И почему ему надо лететь в Северо-Восточный Туркестан беспосадочно без дозаправки.

— Кирки за плечами нет? — спросил я. — Табельной? И казенной лопаты тоже?

— Трепло, — оценил меня Иван. — Берись вон за другую ручку.

Мы вынули из фургона один из лежащих пластиковых боксов и понесли его к трапу. Тяжелый, черт! Ну естественно, если учесть его содержимое. Которое было тщательно отобрано в муках и напряженной борьбой в партере с жабой, требовавшей «Еще! И побольше!». Ага, побольше, как же… Иван правильно сказал — только то, что сможете на себе унести, с недогрузом на десять процентов от грузоподъемности экзоскелетов костюмов. Меньше — можно, больше — ни-ни. Зато мы вооружились по полной и сменили наши короткие автоматы на нормальное, пусть и устаревшее оружие, справедливо рассуждая, что под наши-то боеприпасов в этом мире нет, а вот в армии ВАС и у любых повстанцев этого добра завались. И плунжерами они не пользуются, предпочитая старое доброе пороховое оружие — в климатических условиях от холодных горных перевалов до жарких джунглей лучше проверенных почти сотней лет образцов ничего нет. В конце концов, автоматные патроны россыпью проще найти, чем те же картриджи для плунжера.

С шутками-прибаутками с упоминанием родственников и их сексуальных отношений мы перетаскали в салон под надзор Аньки все боксы из фургона.

— Ну все, можно лететь, — Иван отошел от двери пилотской кабины, сел на одно из шести пассажирских кресел.

И с гулом турбин самолет поехал по рулежке, сворачивая на взлетку.

— Ну что, можете пока заняться своими делами, — сказал Иван, глядя на смарт. — Семь часов у вас есть.

— Эх, жаль покидать Питер, пусть даже и этот, — вздохнула Анька. — Завтра с утра заехали бы в стрелковое общество, потом культурная программа.

— Боюсь, что стрельба с культурной программой у нас будет там, куда мы летим, — покачал головой Иван. — Там нас точно не ждут с распростертыми объятьями.

— Посмотрим, — философски ответил я, наблюдая в иллюминатор, как все быстрее и быстрее мелькают огни по бокам взлетки, и, наконец, самолет оторвался от полосы. Постепенно уменьшался пейзаж за окном, потом его стало и не разглядеть.

Я откинулся на кресло и закрыл глаза — а что, подремать — здравая идея. Главное, правильная.

— Вы знаете, зачем я вас вызвал, — Куракин посмотрел на персонажа, сидящего за столом напротив него.

— Вызвать вы меня не можете, а можете только попросить прийти, — сказал сидящий в кресле человек.

— Да, пожалуй, что так, — сказал Куракин, ощущая некоторую неловкость. Вызвать того действительно было нельзя, и он мог отказать, если бы захотел.

Тот самый Старик, Козьма Радогорцев, из древних волхвов, чудом уцелевших после охоты Крестителей, и с тех пор скрывавшийся до тех пор, пока волшба не вышла наружу и не стала тем занятием, за которое не убивают и не ссылают в монастырь. Но древний волхв не служил никому. Только славянским богам и Прави, как он называл свою цель. В свое время он много попортил крови Крестителям, его предавали анафеме во всех храмах, считая безбожником, язычником и чуть ли не отродьем сатаны. Время от времени он исчезал, когда на сотню лет, когда на две, и потомки Крестителей расслаблялись. Но рано или поздно он появлялся вновь. Нет, он не враждовал с церковью, его враги были врагами Руси, и тогда появлялся Козьма Ярый, огнем и мечом вычищавший скверну лучше всех остальных. По неправому делу его не стоило беспокоить, он мог и обидеться и разобраться так, что не приснилось бы и в страшном сне. Причем, он не разбирал, кто перед ним, у кого какой титул или сан. Но здесь дело было правое, Куракин был уверен.

— Дело вот какое, — Куракин изложил волхву все, что знал.

Тот степенно погладил седую бороду, став похожим на Деда Мороза, по недоразумению облаченного в деловой костюм. Потом закрыл глаза и превратился в неподвижного истукана.

Прошла минута, вторая, третья… Козьма все так же сидел, не меняя позы, с закрытыми глазами. Куракин испытующе смотрел на него, ожидая, когда этот древний истукан проснется. Потом, не выдержал и кашлянул.

— Хорошо, я возьмусь за ваше дело, — Козьма открыл глаза, в которых словно бы горел потусторонний огонь, отбрасывающий блики на зрачки волхва.

— Вы их найдете? — с надеждой спросил Куракин.

— Я возьмусь за ваше дело, — повторил старый волхв.

— Оно не только мое, оно и Императора, — уточнил Куракин. — Государственной важности!

— Я пережил царей, генеральных секретарей и президентов, и вашего Императора тоже переживу, — медленно сказал волхв. — Мне нет дела до сюзеренов, мне есть дело только для моей родной земли, России и не только, везде, где был мой род.

— Так вы…

— Что вам непонятно? — спросил волхв голосом, от которого, казалось, завибрировали стены кабинета.

— Нет-нет, все… — пролепетал испуганно Куракин. Сила волхва не просто поражала, она угнетала. Даже он, официально самый сильный волхв в Российской Империи, не мог тягаться со Стариком.

— Мне будут нужны все ваши данные, — сказал волхв. — На бумаге, а не на ваших этих новомодных электронных досках и очках. Я умею работать и с вашими сатанинскими штучками, но предпочитаю видеть черты и резы на бумаге.

— Вот, конечно, пожалуйста, — засуетился Куракин, доставая увесистую папку с бумагами. — Что-нибудь еще?

— Ничего. Я вам сообщу.

— Все будет очень щедро оплачено…

— Я работаю не за деньги, если вы еще это не поняли, — сказал Козьма, поднимаясь с кресла.

— Как с вами связаться?

— Никак. Не ищите меня, — сказал Козьма, беря в руки папку. — И, если ваше дело окажется неправым, не взыщите.

У Куракина побежали мурашки по спине. Хотя чего бояться — в данном случае он был прав. А вот как посмотрит на это дело Старик… В любом случае, в волхве он был уверен. Главное — добраться до пришельцев, а остальное потом, по мере поступления.

— Эй, вставай, здоров ты дрыхнуть! Даже посадку проспал, — Иван потормошил меня за плечо.

Я проморгался сонными глазами. Из иллюминатора лился яркий солнечный свет. Самолет стоял на бетонке довольно-таки приличного аэропорта, залитого столь нелюбимым мной солнцем.

— Все, пошли!

Я ступил на трап и попал словно в баню — да тут градусов за тридцать! И это с самого утра. А говорили — Северо-Восточный Туркестан… Похоже, тут понятие «Северо-Восточный» сильно относительное, по мне так юга голимые.

У трапа уже ждал узкоглазый китайский фургон с мордой покемона.

Пока мы с Иваном, обливаясь потом, разгружали наши боксы, Анька летящей походкой спорхнула с трапа и теперь разглядывала здание аэровокзала.

— Пока тут некоторые прохлаждаются… — буркнул я сердито, кантуя очередной тяжелый бокс.

— Работайте, негры, солнце еще высоко, — пропела она. Ну понятно, она не просто прохлаждается, а ведет наблюдение. Пусть работает.

Наконец последний чертовый ящик был загружен в фургон, и мы заняли места в салоне китайской бурбухайки.

— Куда едем? — спросил улыбчивый казах в тюбетейке. — «Зодиак», «Престиж», «Релакс»? Или куда-то еще?

— На твой выбор, любезный, — ответил Иван. — Где потише, шум города надоел.

— Геологи? — спросил казах, оскалив белоснежные зубы.

— Ага, — сказал Иван и промолчал, всем видом демонстрируя неготовность к разговору.

— Хорошо, — вновь улыбнулся водитель.

Все удобства были за городом. Пришлось мне разглядывать пейзажи, поглубже посадив на переносицу очки — как я и говорил, солнце не люблю.

Через полчаса нас с нашими пожитками заселили в один из номеров загородного отеля. А вот водителя Иван не отпустил, сунув ему несколько сотенных бумажек.

— Вы тут пока заселяйтесь, а мне надо съездить по делам в город. Ну и не расслабляйтесь, если что.

— Хорошо, — сказал я и с наслаждением плюхнулся на застеленную кровать, широко зевнув. — Щас как посплю!

— Хорек, — подколола меня Анька. — Дрыхнуть только и горазд. Ты себе неправильный позывной взял, надо было «Хорь». Он бы правильно отображал твою ленивую сущность!

— Ага, — безмятежно сказал я. — А раз я хорек, то требую, чтобы мне почесали пузико! Можешь начинать!

Ну тут в меня как всегда прилетела подушка. Ничто в этой жизни не меняется, и любимая детская привычка сестры кидаться подушками тоже никуда не делась.

Иван вернулся уже под вечер.

— Ну что, расположились? — спросил он.

— Ага. Даже пообедали и в бассейне искупались, — подтвердила довольная Анька.

— Значит, как расположились, так и увеиваемся, — обломал наши мечты по поводу предстоящего отдыха Иван.

— Значит? — спросил я, предчувствуя неладное.

— Выезжаем ночью. Я договорился с контрабасами, они переправят нас через границу в районе Достыка.

— Люди надежные? — поинтересовался я.

— Насколько может быть надежен контрабандист, перевозящий через границу группу людей? Причем, которых всего трое, и у которых есть, что взять? Ответ — ноль. Так что держимся начеку, есть подозрение, что нас могут кинуть.

Под покровом ночи мы погрузили наши кофры в подъехавший сильно потрепанный «Исузу», рожа владельца которого несла на себе следы вырождения и сильно намекала на прошлые знакомства с тяжелыми предметами, приложенными к ней с большой силой. Увидев такую обезьяну, хотелось перейти на другую сторону улицы — не мне, конечно, для меня он не соперник.

— Тэньги? — коротко спросил бибизян с ужасным акцентом.

Иван достал из напузника пресс с катеринками, перехваченный банковской резинкой.

— Здесь десять штук, как и говорили.

Бибизян не стал считать бумагу — умел ли он, это еще вопрос — и тронул машину с места.

Под фарами ночная степь совершенно лишилась своего очарования. Кочки, пыль, изредка отсвечивающие зеленым чьи-то глаза… Короче, никакой зрелищности.