1941. Друид. Второй шанс

* * *

Гвен проснулся глубокой ночью от странного прикосновения. Что-то влажное осторожно, но настойчиво, касалось его руки. Он открыл глаза и, скосив их вниз к полу, увидел мохнатую кабанью морду.

— Опять ты? И как только пробираешься… Окна же с трудом открываются. Чего тебе? Опять сахар? — на морде мелькнуло узнавание. Кабан оказался известным сладкоежкой и при каждом удобном случае требовал новую порцию сладкого лакомства. — Нет?

Вытащив руку из под одеяла, потрепал животину по колючему щетинистому загривку. Тот тут же начался тыкаться башкой в ладонь, напоминая поведение ластящейся кошки. Известное дело, любая живая скотина ласку любит: хоть ты кошка, хоть дикая свинья из леса.

— Чего тогда? Совсем что ли…

Кабан вдруг вцепился, как заправский бульдог, в одело и начал его стаскивать. Еще и грозно похрюкивал при этом.

— Опасность… — до друида дошло, что его хотят предупредить. С этой мыслью странное поведение кабана становилось простым и понятным. — Плохие люди?

Свин оторвался от одеяла. Поднял морду и внимательно посмотрел на него крохотными черными глазками.

— Понятно.

Гвен уже был на ногах и натягивал на кальсоны штаны. Следом одел гимнастерку. Но едва потянулся за сапогами, как перед госпиталем раздался первый взрыв.

— Проклятье, почти успел…

Чертыхаясь, тут же рухнул на пол, закрывая голову руками. А сверху уже градом летели осколки стекла, куски деревянных рам. От следующего взрыва вырвало часть стены, засыпав комнату каменными осколками. По углам разбросало кровати с тумбочками.

Как только перестали рваться снаряды, вокруг стала раздаваться стрельба. Уцелевшие защитники госпиталя еще пытались организовать оборону. Слышались редкие сухие выстрелы советских винтовок, на которые гулко отвечал немецкий пулемет, карабины. Доносились лающие команды немцев, топот сапог.

Было ясно, что госпиталь обречен.

— Надо добраться до леса, — пробормотал парень, начиная ползти в коридор. Через него можно было добраться до кухни, которая как раз и выходила к роще. А оттуда было рукой подать до леса. — О, шинель… Хорошо.

Мороз уже сказывался. Поэтому он быстро натянул на себя чью-то валявшуюся среди кирпичей шинель, отметив полковничьи знаки различия. Хотя, какая сейчас была разница? Когда за окном хорошо за минус тридцать, то, что угодно оденешь.

До кухни добрался никого живого так и не встретив. Из одной палаты, правда, доносился чей-то стон, но дверь туда полностью завалило. Он попробовал разворошить свалившиеся бревна, но так и не смог. Пришлось отступить.

Среди валявшихся в беспорядке огромных кастрюль подобрал кем-то забытую винтовку с парой патрон. Теперь осталось лишь выбраться из горящего госпиталя и добраться до леса, а там можно было и подумать.

Гвен осторожно высунул голову на улицу, чтобы осмотреться. Дверь была снесена взрывом и заброшена за околицу.

— Хальт! — и его прямо в лоб уперся обжигающе горячий ствол немецкого карабина. Похоже, его хозяин только что стрелял, и не раз. — Стой, Иван! Стать ноги!

Сверху вниз на друида глядел хмурый немец, тыкавший в него своим карабином. Выглядел он довольно странно, если не сказать комично. На шинель из эрзац сукна был накинут старый овчинный тулуп. Голова в пилотке обвязана женской теплой шалью. Правда, смеяться совсем не тянуло…

— Бистро, бистро, Иван! — движением карабина немец показал, что нужно встать. — Буду пуф-пуф! — он надул обмороженный красные щеки, издав нечто похожее на выстрел. — О, майн гот! — и тут он разглядел знаки различия на шинели Гвена. Несколько мгновений удивленно разглядывал три красные шпалы на вороте шинели. Похоже, был немного знаком с советскими знаками отличия. — Оберст! Доннерветтер! Дас ист оберст!

Точно узнал, скрипнул зубами парень.

— Оберст!

Повторив это еще раз, немец размахнулся и припечатал Гвена в лицо прикладом. Парень простонал и осел на снег.

…В госпитале лишь немногим повезло так, как ему. Тех, кто уцелел после штурма, немцы быстро рассортировали на ценных пленников и остальных. Последних, куда вошла большая часть раненных и персонала, просто вывели к полуразрушенной стене и расстреляли.

Оставшихся в живых — примерно десяток бойцов из высшего комсостава и трех молоденьких медсестер — затолкали в грузовик, который сразу же рванул догонять передовые части. Немцы спешили вырваться из советского тыла и добраться до своих. Вот-вот их должны были обнаружить советские поисковые групп и взять их в клещи.

Поэтому остатки потрепанной дивизии рвались на запад. Без сожаления бросали технику, у которой кончилось горючее. Отцепляли орудия, чтобы вывезти солдат. Из неисправных танков или броневиков сливали горючее, чтобы заправить оставшиеся на ходу грузовики. Благодаря этому, а также промерзшей грунтовке, они смогли добраться до своих.

Там уже части 14-ой дивизии отправились на пополнение, а пленники — в один из окружных лагерей…