1941. Друид. Второй шанс

Глава 1

Знакомство с Гвэном

В селении Рамини, раскинувшемся на северо-восток от Бычьего холма, царила непривычная тишина, которую редко где встретишь. Скуластая ребятня испуганно выглядывала из окон на опустевшую улицу. Самые смелые даже приоткрывали двери, чтобы высунуть в получившуюся щель головы. Только их все равно матери затаскивали обратно и награждали заслуженными шлепками.

Взрослые тоже старались без особой надобности не выходить во двор, пытаясь все свои дела делать под крышей. Даже скотина в сараях притихла, словно прочувствовала тяжелую атмосферу. Лишь петухи, никогда не отличавшиеся сообразительностью, то и дело начинали перекликаться друг с другом.

Причина всей этой мрачной плотной тишины, опустившейся на селение, в этот самый момент тихо и мирно умирала в небольшой бревенчатой хижине. Сельский друид Ируин, давно уже отмеривший полуторавековой срок на этой грешной земле, сильно занемог почти неделю назад, и сейчас готовился «отойти в мир иной». При нем оставался лишь его ученик, не испугавшийся древних поверий о тяжкое доле умирающего лесного мага. Легенды гласили, что магические силы нельзя унести с собой, а нужно обязательнокому-то передать.

— Не надо печалиться, мой мальчик, — на лице лежавшего на медвежьей шкуре старца появилась грустная улыбка, придававшая ему особенно умиротворенный вид. Всем своим видом он говорил, что готов завершить здесь свой жизненный путь, и спокоен за своих соплеменников. — Смерть — это не конец пути. Впереди меня ждет новая дорога… Точно также старый дуб засыхает от удара молнии и превращается в труху, а после прорастает из желудя в новое, столько же могучее дерево.

Стоявший на коленях перед его постелью, молодой широкоплечий парень, не говоря ни слова, сжал руку умирающего. Правда, тут же отпустил ее, испугавшись, что сделал больно.

— Не надо грустить, Гвэн. Я ухожу с легким сердцем… Мой век был полон всего, о чем можно только мечтать. В воспоминаниях я вижу матушку, расчесывающую мои непослушные кудри и корившую меня за шалости. Помню прекрасных девиц, за которыми бегал в соседние селения… И, знаешь, мой мальчик, твое ученичество было для меня большой радостью. Я ведь, до встречи с тобой, уже и не чаял, что найду достойного этой тяжелой ноши. Из всех моих учеников лишь ты показал, что сможешь…

Продолжал улыбаться старый друид, смотря куда-то в закопченный потолок. Его взор затуманился, словно он, и правда, видел все, о чем только что говорил. Голос становился все тише и тише, пока, наконец, не превратился в невнятное бормотание.

Парень, не отпуская руки старика, тяжело вздохнул. Его плечи опустились ниже и ниже. Агония учителя причиняла ему страшную боль.

— Гвэн… — старый друид вдруг открыл глаза и требовательно посмотрел на него. — Гвэн, чувствую, мне осталось совсем немного. Наклонись ближе.

В глазах ученика блеснула слеза.

— Теперь ты не мой ученик, а новый друид селения, — парень всхлипнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарыдать. — И должен знать нашу общую тайну. Слушай меня внимательно. История о тайном снадобье, придающем силы Богов, не древняя легенда, а произошла на самом деле. Свиток с ингредиентами я храню под седьмой половицей от двери.

Рука старца медленно поднялась, и его скрюченный темный палец уткнулся в сторону двери их хижины.

— Но… помни, уче… — его язык уже заплетался, говорил он с трудом. — Готовить его можно лишь в годину тяжелых испытаний… Поклянись в этом, Гвэн… Только, когда случится самое страшное…

От душивших его слов, парень так и не сказал ни слова. Схватил руку старца и поцеловал ее.

— Клянусь, учитель. Клянусь, — горячо зашептал он, когда справился со слезами. — Клянусь, учитель, только не покидайт…

Но старец уже покинул этот мир. Его голова откинулась на лежанку, борода задралась к верху.

— Как же так… Учитель… Зачем? — «прорвало» Гвэна, уткнувшегося в медвежью шкуру. Глухие рыдания сотрясали его. — Почему ты ничего не сделал? Ты же мог… Учитель…

Еще долго парень вел этот бессмысленный разговор, в котором звучали и безграничная любовь, и жалобы, и даже страх перед одиночеством. Все тут смешалось в одно целое, став для него спасительной отдушиной.

Выговорившись, он так и уснул рядом с телом своего учителя, по-прежнему, не выпуская его руку. Теперь только время и целительный сон могли’сгладить' боль от его утраты.

Рассвет следующего дня Гвэн встретил уже на ногах. Ему предстояло отдать последнюю дань своему учителю, похоронив его в священной дубраве.

— Прощай, учитель. Ты всегда был слишком добр ко мне…

С этими словами парень стал обертывать тело старца в серое холщовое полотно. Метр за метром ткань закрывала ноги, туловище, руки. Самым последним скрылось с глаз бледное лицо друида, которого Гвэн касался особенно осторожно.

— А теперь, учитель, я отнесу тебя в священную дубраву к месту твоего упокоения.

Гвен, быстро вышагивал по утоптанной дорожке. Высохшее от болезни тело почти ничего не весило или он просто не ощущал его тяжести. Позади него в десяти — двадцати шагах держались и остальные жители селения, старавшихся, правда, близко к нему не подходить. Боялись, что тут говорить. Они и до этого с большой опаской поглядывали на старого друида и его ученика, считая их не от мира сего.

— Вот мы и на месте, учитель.

У одного из развесистых дубов, кряжистых, мощных, каким раньше и был сам друид, была же вырыта яма. Почти у самых торчавших корней, словно готовых принять в свои объятья непутевого отпрыска.

— Сейчас, учитель, сейчас… — парень осторожнопридал уже коченеющему телу коленопреклоненную позу. Ведь сын Леса возвращался в свою настоящую обитель, что могло происходить лишь таким способом. — Потерпи.

Именно так и появились первые деревья в священной дубраве. Под каждым из этих огромных дубов, перед которыми жители села изливали свои тайные чаяния, был похоронен друид, хранитель и защитник местных традиций и обычаев. Самый первый из них, Арникон Целитель упокоился здесь уже больше двадцати веков назад, когда поселился здесь в самой лесной чащобе. Его сменил Виттор Мудрый, до сих пор воспеваемый в легендах, как мудрец, способный найти выход из любой ситуации. Были и другие друиды, что, как и отцы-основатели, жили в этом селении и служили его жителям. И вот пришел черед Гвэна.

— Спи спокойно, учитель, — бросив последний ком земли, парень мимолетно коснулся коры дуба. — Ты вернулся домой.

Больше он ничего не сказал. Не приняты были среди них долгие и красивые речи, полные пустых и ничего не значащих слов. Лучше что-то сделать стоящее, чем много и велеречиво об этом рассказывать. Так его учили, так парень и поступал.

Он еще долго так стоял. В голове было совершенно пусто, тоскливо, словно все недавние эмоции оказались погребены вместе с телом учителя. Стоял и слушал, как шумит листва на деревьях, как щебечут птицы.

— Почтенный Гвэн… Друид… — кто-то его несколько раз позвал. Сначала голос звучал тихо, затем чуть громче. — Почтенный!

Углубившись в себя, парень не сразу понял, что обращаются к нему. Встрепенулся, развернувшись назад.

— Почтенный Гвэн, я… это… — перед ним стоял кряжистый мужик, по самые глаза заросший густой курчавой бородищей. Он что-то пытался сказать, напряженно косясь в сторону свежей могилы. — Ну… того! Сговорились ведь… Э-э-э про медведя — шатуна. И как?

До Гвэна с трудом дошло, чего от него хотели. Насилу разобрались. Оказалось, этот самый Митрил, сговорился с его учителем по поводу помощи в охоте на медведя-шатуна, который бродил в близости от селения. Местные, как прознали про такое, вообще, перестали в лес ходить. Особенно плохо только, что пора сейчас была самая подходящая для заготовки лесных богатств.

— Да, Митрил, учитель говорил мне. Пойдем, посмотрим на этого зверя, — парень, поправив на плече кожаную суму с особыми зельями, решительно шагнул в сторону леса. Ему как раз сейчас нужно было отвлечься. Охота на зверя же могла оказаться хорошей встряской. — Или тебе еще в дом нужно вернуться?

Охотник пожал плечами. Зачем ему домой? Он всегда был вооружен всем, что могло понадобиться в лесу. За спиной мешок с немудреными припасами. Там же саадак с луком и колчан с десятком стрел. За поясом был небольшой топорик, в руках — массивная рогатина с широким стальным наконечником.

— На, в дороге пожуй, — Гвэн вытащил из сумы пару сушенных корешков, источавших странный пряный запах. — Пригодится.

Несмотря на свой весьма неприглядный вид, снадобье было довольно хорошим подспорьем для охотника. Делали зрение зорче, а слух лучше. Да и сон, как рукой снимало. В таком деле очень помогало и зверя выслеживать, и в засаде сидеть.

— Благодарствую, почтенный Гвэн, — Митрил, явно знакомый со снадобьем, жадно схватил корешки и тут же отправил их в рот. Через мгновение от него стал раздаваться громкий хруст. — Теперь эту паскудину в раз найдем.

Едва они вступили в лес, Митрил преобразился. Его неуклюжесть, угловатость вмиг исчезли. Шаг приобрел упругость и легкость. Ступал так, что ни единый листочек или травинка не шелохнулись. Рогатина, крепко зажатая в руках, казалась продолжением тела. Сразу было видно, что лесной житель и с самого рождения знает эту стихию.

У одного из деревьев, кора которого была исполосована следами громадных когтей, он остановился и начал шумно вдыхать воздух. Обострившееся после приема снадобья обоняние ему могло многое сказать о зверях, что сейчас бродили поблизости. Ведь, могло и так статься, что ни они моментально из охотников в жертву превратятся. В лесу все может случиться, если «ухо востро не держишь».

— Там он, почтенный Гвэн, — наконечником рогатины Митрил показал на север в сторону раздвоенного дерева. — В малиннике сидит. Обожрался малины и гадит, что есть духу. Самое время с ним разобраться.

Охотник быстро оглядел парня, на какое-то мгновение задержавшись на его серповидном кинжале на поясе. Недовольно что-то буркнул, а затем проговорил:

— За мной держись, друид. С твоим ножичком здесь делать нечего. Нашего зверя им только пощекотать можно. И за это благодарствую…

Усмехнувшийся Гвэн протянул ему еще один корешок с парой засохших ягодок на нем. Точно такой же и сам сгрыз. Если охотник прав, то острота реакции им сейчас точно не помешает. Эти корешки были корнями одного растения, что росло лишь на болоте и на самой трясине. И добраться до них всегда было не самым простым делом, оттого и особенно ценились они. Снадобье из этих корешков на некоторое время резко повышало реакцию охотника, придавая ему невероятную скорость.

— А тапереча молчком… — донеслось до парня из-за широкой спины охотника, медленно исчезавшего в густом кустарнике.

Следующие две или три сотни шагов они продвигались медленно, осторожно. Еле-еле ноги переставляли, чтобы, не дай Боги, разморившегося на солнце зверя не потревожить. Обходить пришлось с наветренной стороны, отчего еще столько же пришлось пройти.

Гвен уже успел взопреть, пока они через кусты пробирались. Рубаха по кафтаном стала мокрой, хоть выжимай. Вдобавок, спина так чесаться началась, что едва в глазах не потемнело.