Штурмовик из будущего-2

* * *

С высоты в восемьсот метров земля представала в виде огромной карты, на которую нанесли синие жилы рек и ручьев, паутинки дорог, маленькие, словно игрушечные, жучки машин и танков. Кое-где поблескивали на солнце ажурные нитки железных дорог.

Но для Григория, ведущего шестерку «илов» на боевое задание, вся эта красота выглядела иначе: река — водный рубеж, холм — возможный опорный пункт гитлеровцев, роща — укрытие для немецкой колонны, пасторальный лужок — замаскированный полевой аэродром. Что поделать, война учила видеть все весьма специфически.

— Перестроение! — отрывисто скомандовал экспат и штурмовики красиво перестроились в правый пеленг, готовясь к атаке. Четверка «яков» стремительно унеслась вверх.

Дивин напряженно вглядывался в землю, пытаясь отыскать разложенные полотнища условных сигналов, которыми пехота должна была обозначить направление удара. Сегодня предстояло обработать участок, где засели отступающие фрицы. Они умело вкопали в землю несколько танков и теперь намертво удерживали этот рубеж, не давая возможности советским войскам развить наступление.

— Черт, да где же они? — Комэск выругался с досады. Понять что либо внизу не удавалось даже ему. Не помогал ни богатый опыт, ни сверхострое зрение. Сплошная мешанина разрывов и стелющийся по перепаханной снарядами земле плотный дым затрудняли обнаружение вражеских позиций. Да и, чего греха таить, мастерами маскировки фрицы были весьма изрядными.

— Кощей, как бы по своим не ударить, — прорезался сквозь треск в наушниках озабоченный голос Куприянова.

— Да понимаю я! С командным пунктом никак связаться не получается. — В эфире на самом деле творилось черт знает что. Как обычно, в разгар боевого дня назойливо пищат морзянки, слышны чьи-то позывные, приказы и команды, хриплый мат боли и радостные возгласы. Пойди, разбери, где здесь эта проклятая «Резеда»?! А Николай прав — без четкого понимания, где свои, а где — чужие, можно влипнуть в неприятную историю.

Слева по курсу вспухли несколько серо-черных облаков. Но эта стрельба вдогонку фашистских зениток «илам» не опасна. Эффективность ее чрезвычайно низкая и поэтому Григорий даже не стал отдавать команду о выполнении противозенитного маневра, сосредоточившись на «чтении» обстановки на земле.

— Есть! — радостно воскликнул вдруг Дивин. Близкий взрыв отбросил в сторону маскировочные сети, раскрыв искусно спрятанные позиции противотанковой артиллерии немцев. — Ребятки, курс сто десять!

Штурмовка была ожесточенной. Обрабатывая зарывшихся в землю немцев, эскадрилья делала уже четвертый заход, когда ведущий истребителей прикрытия, что носились над «ильюшинами», связался с экспатом и встревожено предупредил:

— Кощей, на подходе «мессера» с «лапотниками», уходим!

Дивин повернул голову. С запада быстро приближалась черная туча мошкары. Она стремительно вырастала в размерах и вскоре уже можно было ясно различить три девятки Ю-87 и двадцать «мессершмитов». Судя по всему, нещадно избиваемые наземные войска фашистов запросили помощи и их командование решило парировать нашу атаку.

Десять против тридцати семи. Что делать? Конечно атаковать, как иначе?! Стоит им сейчас развернуться и начать уходить и «худые» мгновенно набросятся, задавят численностью. А «юнкерсы» тем временем преспокойно нанесут мощный удар по пехотинцам и танкистам, идущим в атаку на гитлеровские оборонительные позиции, сорвут ее, дадут возможность своим войскам еще глубже зарыться в землю и тогда выковырнуть их оттуда станет во стократ труднее.

— Приготовиться к атаке! Бьем «лаптежников» в лоб, лезем прямо в их кучу.

Замысел был прост. Настырно атаковать подошедшие к месту боя гитлеровские пикировщики, смешать их строй, напугав возможным тараном, заставить сбросить бомбы на свои позиции. Ну и заодно укрыться от «мессов» в гуще Ю-87.

— «Горбатые», вы что задумали, валим домой! — забеспокоился ведущий «яков». — Гансов до жопы, они нас в два счета срубят!

— Глохни, падаль! — презрительно выплюнул экспат. — Хлопцы, сначала обстреляем ведущих «лапотников». Прорва — бей по второй девятке, Катункин — на тебе третья.

Шестерка Ил-2 синхронно развернулась навстречу гитлеровцам и смело ударила им прямо в лоб. «Мессеры» потеряли всего несколько секунд, не сразу сообразив, что русские решатся на столь отчаянный шаг и этого вполне хватило штурмовикам, чтобы нанести мощный удар по их подопечным.

Строй фашистских пикировщиков сломался. Один загорелся и начал падать, другой как-то неуклюже развернулся, задел крылом товарища и в воздухе вспух огненно-черный клубок. А избавившиеся от своих бомб и потому вполне маневренные «ильюшины» вломились в их строй, как стая волков в овечью отару.

— Стрелки, не зевайте, насыпьте им перцу за шиворот!

Эх, если бы еще эти трусы помогли, мелькнула в голове Дивина шальная мысль, сейчас бы чертям тошно стало.

Вражеский бомбардировщик надвигался на него, стремительно увеличиваясь, закрывая штырек носового прицела. Григорий в мельчайших подробностях уже мог разглядеть бледное лицо фашистского пилота, который что-то кричал, широко раскрывая рот. Не иначе, звал «худых» на помощь, умолял спасти его от проклятого ивана. Хрена тебе лысого, сволота, получай!

Экспат с ожесточением надавил на гашетки и на крыльях его самолета расцвели огненные цветы, к «юнкерсу» потянулись разноцветные струйки, уперлись в размалеванный драконами и тиграми борт, нещадно раздирая его в клочья. Миг и немец густо задымил, заклевал носом и резко пошел на снижение.

— Влево! Влево, командир! — закричал в этот момент стрелок и Дивин потянул ручку управления, сразу же остро пожалев, что под ним сейчас не легкая «ласточка»-«як». Вот где фигуры высшего пилотажа крутить одно удовольствие.

Мимо пронеслись трассы чужих очередей. «Худой» с оглушительным ревом промчался сверху, едва не врезавшись в хвост штурмовика и Григорий успел заметить даже пару пробоин в его желтом брюхе и тянущийся за истребителем дымный след. Видать, не зевали наши стрелкачи, встретили мерзавца как подобает. Жаль, что не сбили, но и так неплохо.

Еще один «юнкерс» перевернулся на спину и, объятый дымом и пламенем, стал падать. Фрицы не выдержали и торопливо стали освобождаться от подвешенных под фюзеляжами бомб. Боевой порядок «лаптежников» окончательно сломался, превратился в безобразную кучу-малу, где каждый летчик стремился лишь убраться подальше от сумасшедших русских, вырваться из их огненных клещей.

— Не отставать, садитесь им на хвост! — закричал Дивин. Ни в коем случае нельзя было отрываться от «лапотников», чтобы не дать возможности «мессершмиттам» отыграться на дерзких противниках.

Группа «ильюшиных» рванула вдогонку, добавляя паники и неразберихи, расстреливая в упор обезумевших гитлеровских асов.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Вот и немцы, наконец, сумели все-таки оторваться от преследователей, и экспату пришлось в срочном порядке командовать «сбор», замыкая оборонительный круг и вытягивая его на восток, чтобы уйти на территорию, занятую своими войсками. Хорошо еще, что все шесть машин каким-то чудом уцелели в этой сшибке, хотя самолет Куприянова подозрительно кренился на правый бок, а в фюзеляже «ила» Валиева зияла здоровенная дыра.

«Мессершмитты» яростно набросились на группу советских штурмовиков, но дружный огонь шести стрелков и пулеметно-пушечные очереди пилотов заставляли их открывать огонь издалека и потому урон от него получался минимальным.

И тут произошло неожиданное: из мотора «ила» Челидзе вдруг полыхнуло пламя. Экспат не смог понять, кто именно нанес роковой удар — все мысли были заняты тем, как помочь товарищу, что ему подсказать, чтобы спастись.

— Маневрируй, Реваз! Слышишь? Маневрируй, сбивай огонь! И тяни, тяни на восток, дружище, линия фронта уже близко!

— Не вижу... ничего не вижу...

Слабый, едва слышный голос Челидзе полоснул по сердцу острой болью. Что с ведомым? Ранен?

«Ил», разматывая за собой широкую траурную ленту черного дыма, стремительно понесся к земле. Григорий попытался было прикрыть его, но огненные трассы вмиг преградили ему путь. Оставалось лишь держать строй и бессильно материться, беспомощно наблюдая за тем, как два «месса» нагло, совсем не опасаясь возможного ответа, заходят в хвост машине Челидзе и начинают слаженно бить по ее хвостовому оперению. Самолет Реваза превратился в огромный факел, косо прочертил свой последний штрих в небе и врезался в землю перед фашистскими позициями.

— Суки! — громко крикнул Валиев. Его штурмовик задрал нос и выплеснул мощную струю огня в сторону крутящихся рядом с ним «мессершмиттов». Один из истребителей не успел увернуться и, перевернувшись через крыло, камнем рухнул вниз.

— Так их, «горбатые»! — азартный возглас в эфире незнакомого летчика заставил пилотов штурмовиков начать еще сильнее крутить головами. Неужели помощь? После того, как «яки» бросили их, Григорий уже и не рассчитывал на чью-нибудь поддержку.

Восьмерка истребителей с незнакомыми очертаниями, но с эмблемами советских ВВС, свалилась на «худых», с ходу зажгла троих и деловито начала разделывать под орех оставшихся. Фрицы тут же прекратили бой и сыпанули в разные стороны.

— О, так это «кобры», — сказал удивленно Прорва. — В первый раз их вижу вживую.

Экспат рукавом гимнастерки вытер мокрое от пота лицо. Кобры — шмобры... плевать! Внутри все дрожало и ныло. Руки словно прибавили в весе и Дивин едва мог заставить их двигаться. Усталость навалилась, точно огромная плита, придавила к сиденью, плеснула в глаза свинцовой мутью.

— Домой, ребята, — через «не могу» прохрипел Григорий, стараясь не вырубиться, остаться в сознании.

Неожиданно пришла пугающая, поначалу, а потом, если подумать, вполне здравая мысль, которая вытеснила все остальные и целиком захватила сознание: те четверо истребителей, что оставили их на съедение гансам — покойники. А потом хоть потоп!