Штурмовик из будущего-2

Глава 24

Кого с собой взять? Дивин шел к палатке, в которой жили летчики его эскадрильи и мучительно размышлял над непростым вопросом. Ведомый у него Валиев и вроде бы ответ лежит на поверхности. Но, если брать во внимание важность предстоящего вылета, то куда логичнее представляется лететь в компании с тем же Прорвой. А что, немцев у Прохоровки именно он и обнаружил, выходит, что ему и карты в руки. Летчик опытный, проверенный, его показаниям поверят гораздо быстрее, чем словам более молодого коллеги. Да, пожалуй, так будет лучше всего.

— Гришка, собирайся, на «рентген» полетим, — отрывисто приказал экспат, зайдя в палатку. Другие пилоты разом притихли и уставились на комэска. — Батя приказал перепроверить информацию о немецких танках под Прохоровкой. Техники сейчас устанавливают аппаратуру на мою машину, будем снимать. Желательно, во всех деталях.

— Не понял, — удивился Рыжков. Он развалился на своей койке, закинув ноги на спинку, и лениво курил. — Мы же все гансов там видели, какая еще перепроверка?

— Ты нашу технику в том районе наблюдал? — ласково поинтересовался Дивин. — Оцени район их предполагаемого развертывания и наступления. А потом сложи два плюс два. Ильмир, ты не видел, куда я очки свои бросил?

Прорва ненадолго задумался.

— Черт, они же на Прохоровку пойдут! — Рыжков резко побледнел. — А там фрицы окопались и готовят теплый прием. Но…тогда получается, как только немчура засечет нас, враз сообразят, что к чему и начнут лупить изо всего, что имеется, верно? Им ведь совсем не нужно, чтобы их планы раскрылись раньше времени.

— Верно мыслишь, — похвалил его экспат. — Наверняка они уже связались со своими штабами и запросили авиационное прикрытие района. Да и зениток, думаю, навтыкали по самое не могу.

Прорва поднялся с койки. Пружины жалобно скрипнули. Ожесточенно затушил бычок в импровизированной пепельнице — гильзе от тридцати семи миллиметрового зенитного снаряда. Потом молча надел ремень и взял с тумбочки шлемофон.

— Стрелкам надо приказать, чтобы тоже готовились, — мрачно сказал он, застегивая пуговицы на воротнике гимнастерки.

— Уже, — кивнул Дивин. — Я вот думаю еще кассеты с «капустой» загрузить. Вдруг, сразу не найдем фрицев. Глядишь, передвинули засвеченную технику. Так можно будет по подозрительным местам сыпануть, спровоцировать их.

— Сойдет, — согласился Рыжков. И после небольшой паузы осторожно спросил. — Кощей, а «маленьких» дадут? Неохота от «мессеров» в одиночку отбиваться.

— Ну а как же, — успокоил его Григорий. — Сразу восьмерку выделили на сопровождение. Каменского со товарищи. Они тоже будут снимать, но со своей высоты. Так что, рассчитывать, что там что-то путное получится, я бы всерьез не стал. Сам знаешь, какие из истребителей разведчики. И по всему выходит, что нам с тобой отдуваться придется. Может, немного на себя фрицев отвлекут, и то хлеб. А тут мы с тобой на бреющем, да на мягких лапах.

— Кто бы сомневался, что именно нам голову в пасть черту совать придется! — угрюмо отозвался приятель. Пальцы его слегка подрагивали, и одна из пуговиц никак не желала попасть в петельку.

— Не дергайся раньше времени, — тихо посоветовал ему экспат. — Все будет хорошо!

— Да подташнивает меня что-то, — с тоской сказал Рыжков. — Второй день сам не свой. Кусок в горло не лезет.

Плохой знак, дернул щекой Дивин. Обычно такая ерунда происходит с летчиком, когда он подошел к пределу своих сил, и нервное напряжение достигло своего максимума. Оставить Гришку и взять с собой другого пилота?

— Лететь сможешь?

Прорва невесело усмехнулся.

— А куда я денусь?

— Удачи, командир! — негромко пожелал Куприянов. Остальные пилоты вразнобой присоединились к его словам.

— Не боись, Мыкола, когда вернусь, опять надеру тебе задницу в шахматы! — улыбнулся Дивин. — Так что, готовься.

Они с Рыжковым вышли из палатки наружу.

— Красота какая! — поднял голову эскпат. Небо раскинулось над ними светло-голубое, прозрачное в своей обманчивой свежести. Ветер неспешно гнал по нему редкие облака. Некоторые из них своей причудливой формой напоминали диковинных животных.

— Жарко, — вяло отозвался Рыжков. — От духоты этой проклятущей в сон клонит.

— Ничего, сейчас взлетим, на высоте попрохладней станет, — успокоил его экспат.

— Перебиты, поломаны крылья, — затянул вдруг Прорва старую песенку, переделанную летчиками.

Дикой болью всю душу свело

И зенитными пулями в небе

Все дороги мои замело.

Я хожу и лечу, спотыкаясь,

И не знаю, куда упаду…

— Брось, хватит грусть-тоску нагонять, — недовольно поморщился Дивин. — Не тереби нервы. Вон, даже Шварц от твоего воя сбежал куда подальше.

— Грубый вы человек, товарищ старший лейтенант, — вздохнул с сожалением Рыжков. — Ладно, пошли молча.

Лететь второй раз было тревожнее. Во-первых, на кону стояла судьба многих сотен танкистов и пехотинцев, что могли попасть во вражескую засаду. А, во-вторых, оба летчика понимали: надо не только подтвердить прежние данные, но и уточнить количество гитлеровцев, спрятавшихся у Прохоровки, их точное местонахождение. А это не так-то просто, ведь фрицы явно не будут снова столь любезны, что отпустят разведчиков восвояси без стальных «гостинцев». Наверняка ведь насторожились после их первого пролета и постарались плотно прикрыть район от незваных гостей.

Дивин решил попробовать исполнить старый трюк, что выручал его уже несколько раз. Пролететь через линию фронта, а потом зайти в нужный район из тыла немцев — глядишь, не сразу поймут, что это советские самолеты. К слову, время подлета к нужному району рассчитали так, чтобы попасть на обеденное время. Черт его знает, немцы — аккуратисты, вдруг часть зенитчиков будет занята приемом пищи? Тем более, суматоха сейчас в воздухе будь здоров. То и дело проносятся в разных направлениях большие группы бомбардировщиков, истребителей, штурмовиков. Обе стороны лупят по противнику что есть мочи.

Но, на самом деле, особых иллюзий Григорий не питал. Так, больше уговаривал сам себя, да старался подбодрить Прорву и стрелков. Понимал, лупить их будут в хвост и в гриву. «Эрликоны» обеспечат им горячий прием. Эти швейцарские зенитные орудия, спаренные, счетверенные, смонтированные на турельных установках, которые приводились в действие небольшим, но мощным моторчиком, легко вращались на триста шестьдесят градусов и били точно и кучно. На высотах до двух тысяч метров опасны неимоверно! А двадцатимиллиметровые снаряды снабжены самоликвидаторами и даже не встретившись с целью взрываются в воздухе, поражая осколками все и вся.

На контрасте с другими зенитными снарядами, снаряды «эрликонов» трассирующие, разноцветные. Чаще всего ярко-оранжевые. Наводчикам орудий это помогает лучше целиться. Ночью, против наших «кукурузников» в паре с ними обычно еще используют прожектора. Убойное сочетание.

Экспат сориентировался по карте и полетному времени. Совсем скоро будут на месте. Ага, вон уже железка показалась.

— Гриша, приготовились. «Соколы», вижу цель, начинаю работу, — это уже истребителям.

— Принял, — скупо отозвался Каменский. Даже при всей остроте своего чудо-зрения Дивин не мог рассмотреть, куда подевались «яки». Видать забрались на самую верхотуру и бдительно наблюдают за крадущимися над самой землей «илами». В принципе, нормально, у кого высота, у того и преимущество. Как там было в материалах Махрова: «Высота, скорость, маневр»? Так, вроде, определял формулу успешного боя известный советский ас Покрышкин. Точнее, будет определять. А, не суть! Сейчас голова болит о другом.

Экспат впился глазами в землю. Трудно, ох как трудно выдержать правильный курс. Все изрыто бомбами и снарядами, тут и там разбросаны остовы сгоревшей техники: бронемашины, танки, орудия, повозки. Кое-где лежат сбитые самолеты — и наши, и фрицевские. Вместо указанных на картах дорог появилось множество новых — военных — от автомашин и танков. Они причудливо петляют, разделяются, сходятся и вновь разбегаются.

Григорий опять сверился с картой, закрепленной в самодельном планшете на колене. Отрезок в пару-тройку километров перед началом аэрофотосъемки недаром назывался участком уточнения боевого курса — перед тем, как нажать на кнопку, следовало подправить курс.

— Прорва, на пять градусов довернем. Действуем по плану.

Ну, «четверочка», вывози, родная! И прости, тебе сейчас достанется.