Штурмовик из будущего-2

Глава 27

— Гриш, ты бы закусывал, — Таисия жалостливо вздохнула и пододвинула тарелку с наваристым борщом поближе к экспату. — Остынет ведь. А я тебе потом еще вермишель с котлетами принесу. Поешь! Не хочешь котлеты, у нас вишня спелая есть. Бойцы из БАО где-то целый бачок нарвали, давай сбегаю?

— Так я и не пью почти, чего тут закусывать? — возразил Дивин. Поглядел с недоумением на пустой стакан, который, оказывается, держал все это время в руке, и небрежно поставил его на неровную поверхность грубо сколоченного на скорую руку деревянного стола. В летной столовой — длинные некрашеные столы и такие же длинные скамьи под навесом из маскировочной сети — уже никого не осталось. Где-то поодаль, за пределами неровного круга от слабеньких лампочек, испускающих тусклый красноватый свет, невидимый повар гремел у своей полевой кухни чашками-плошками. — Я ж только законные наркомовские сто грамм употребил. Так право имею.

— Да я и не спорю, — опять вздохнула девушка. — И понимаю все.

— Слушай, а что это за песню вы тут вчера вечером пели? — спросил неожиданно экспат. — Что-то про Днепр?

— Про Днепр? — задумалась Таисия, припоминая. — А, это одна из девочек наших в отпуске была, услышала где-то и слова записала. Хорошая песня, правда? Поэт товарищ Долматовский сочинил.

— Споешь? — попросил Григорий.

— Да ну, — смутилась девушка. — У меня голос слабый. В компании с другими еще ничего, а одна даже пробовать не стану.

— А тебе вон, Шварц подпоет, — улыбнулся Дивин. Он уже давно заметил кота, который шарился в траве неподалеку. Услышав свое имя, питомец на секунду замер, а потом все-таки вышел к людям, гордо распушив хвост. Примерился, запрыгнул на скамью рядом с хозяином и ткнулся ему в бок лобастой головой. Дескать, чего надо?

— Ой, я ему сейчас чего-нибудь вкусненького принесу, — всполошилась Таисия.

— Сиди, — придержал ее за руку экспат. — Хватит его закармливать. И так уже сам поперек себя шире стал. Шварц возмущенно мявкнул. — Я тебе поспорю! — Григорий ловко ухватил шерстяного наглеца за шкирку. — Разом хвоста накручу! — Кот прикрыл глаза и обреченно обмяк, демонстрируя покорность злодейке-судьбе.

— Не надо, отпусти, ему же больно! — начала причитать девушка. Шварц жалобно мурлыкнул.

— Аферист! — отбросил мнимого страдальца Дивин и брезгливо вытер ладонь о штаны. — Нашла, кого жалеть. Эта скотина даже у Карпухина умудряется за обедом что-нибудь выпросить, представляешь? Слушай, правда, давай споем что-нибудь? Душа не на месте.

— О Куприянове думаешь?

Экспат помолчал, а потом скрипнул зубами.

— И о Кольке, конечно. Просто…ты знаешь, вот сколько смотрю со стороны, а все равно привыкнуть никак не могу. Адъютант эскадрильи приходит, вещи сбитых летчиков собирает, а после некоторых ребят вообще ничего не остается — ни писем, ни фотографий. Получается, все, чем они владели, с ними и сгорело. Будто и не было человека. Даже родным отправить нечего.

— Но ты же письма домой пишешь, — робко сказала Таисия. — Я видела, всегда пишешь. Зубами, правда, так страшно скрежещешь.

— Пишу, — мотнул согласно обгорелым чубчиком Дивин. — Я тебе никогда не рассказывал, что именно пишу? Нет? А, тогда слушай. Когда есть повод рассказать о последнем героическом бое товарища, тогда проблем нет. А как быть, когда ничего славного и запоминающегося в смерти не найди, хоть обыщись?

— О чем ты, Гриш? — девушка смотрела непонимающе. — Как такое возможно?

— Легко! — криво усмехнулся экспат. — Загибай пальцы: Ярослав Вяжевич — врезался в холм при низкой облачности при заходе на посадку. Ибрагим Гасанов — в госпитале помер, от заражения крови. Родион Кирюхин — сбит огнем своих же зениток. Валька Миронов — не раскрылся парашют. У Семки Данилова отказал двигатель, когда он в штопор вошел. Петька Ерин от осколка шального снаряда прямо на аэродроме. Каждый из них — это как рубец на сердце, что никогда не заживет. Скажи, что я про их смерть должен написать?! Некоторые всего разок в небо и поднялись. Да там и остались.

Таисия тихонько заплакала, утирая лицо накрахмаленным фартуком. Шварц снова запрыгнул на скамейку и прижался к ней, неловко тычась усатой мордой и громко мяукая. Утешал.

— Ладно, ты прости меня, солнышко, — экспат неловко приобнял девушку за плечи и привлек к себе. — Накатило что-то. Слушай, а принеси еще водки? Я же знаю, у повара вашего точно есть в заначке. Душа горит.

— Нет! — решительно отрезала Таисия, вытирая слезы. Куда только ее жалкий вид делся. — Не хватало еще грусть-тоску выпивкой заливать. Насмотрелась я такого вдоволь. У нас в коммуналке через одного мужики спивались. А ведь какие рабочие были — золотые руки. Но как к заразе этой пристрастились, так ничего, кроме стакана в жизни больше не интересовало. Даже не проси! Лучше за патефоном схожу. Ты ведь петь хотел? Вот и пой.

Дребезжала мембрана. Шипели старые заезженные пластинки. На звуки песен подошли летчики и стрелки. Появилась стайка девушек — связистки-телеграфистки, официантки, работницы штаба. Подтянулись даже истребители. Жизнь брала свое — вскоре в танце закружилось несколько пар.

Григорий по-прежнему сидел за столом. Курил, рассеянно чесал развалившегося у него на коленях Шварца и молчал.

— Слышь, командир, я слыхал, что Куприянова к Герою представили, — плюхнулся рядом Валиев. — Посмертно. А воздушного стрелка к Красному Знамени.

— Пассия твоя штабная проболталась? — угрюмо осведомился Дивин, глотая горький дым папиросы. Ильмир смутился. Но вдруг упрямо вскинул подбородок.

— Зачем так говоришь? У нас с Машей все серьезно. Война закончится — распишемся. Я про нее уже родителям написал. И она своим про меня тоже.

— После войны? — нехорошо прищурился экспат. — Долго ждать придется. Еще два года.

— Откуда знаешь? — обалдел ведомый. — Мы ведь фрицам хребет нынче переломили. Теперь погоним вражину!

— Силен немец, Ильмир, — грустно вздохнул Григорий. — Вся Европа на него работает. Видал, что у гансов убитых в ранцах? Вино, сыр, колбаса — все из других стран. А техника, вооружение? Нет, помяни мое слово, еще долбить их и долбить. Но я точно тебе говорю: перемелем эту свору поганую! В мелкую труху перемелем. И в Берлине, на рейхстаге их, напишем обязательно, что, мол, дошли. Точка!

— Рейхстаг? А, это за ложный поджог которого товарища Димитрова фашисты судили? — насупился Валиев, зло сжав кулаки. — Знаю, на политбеседах Вардан Эрнестович рассказывал. — Сволочи!

— Вот-вот, — кивнул согласно Дивин. — Именно там и накорябаем что-нибудь матерное. А Шварц еще и нужду в кабинете их бесноватого фюрера справит.

Ильмир громко засмеялся.

— Умеешь ты, командир, меткое словцо подобрать. Как скажешь, прям камень с души упадет.

— Что я тебе, клоун цирковой? — недовольно проворчал Григорий. — Говорю, что думаю. Кстати, невеста твоя не сказала, часом, когда в тыл отправят?

Валиев густо покраснел.

— Да ну, какая невеста.

— А кто ж еще? — удивился экспат. — Конечно невеста. Сам только что в драку кидался, доказывал, что у вас все серьезно, все по-взрослому. Так что, хорош тут щеками полыхать, докладывай.

Ильмир огляделся по сторонам. Потом подвинулся поближе к Дивину, зашептал на ухо.

— Не будут нас в тыл выводить. Пополнение скоро пригонят. И самолеты новые. В пути уже перегонщики. Маша сказала — только это секрет, командир, — что нам какие-то другие «илы» дадут.

— Какие еще другие? — удивился Григорий. Но неожиданно задумался и потер лоб, припоминая. — Ах ты ж, черт. Неужто пушечные? Но они ведь говеные совсем. Пустая трата сил и времени.

— Ты про что, командир? — изумленно приоткрыл рот Валиев. — Откуда про новый штурмовик знаешь?

— Тоже мне, секрет Полишинеля! — отмахнулся от него экспат. — Я еще год назад под Сталинградом видел, как войсковые испытания машины с пушками ШФК проходили. Прилетали к нам эксперты из НИИ ВВС. Висит такая мандула в обтекателе, боекомплект всего сорок снарядов, попасть из нее можно разве что, если очень сильно повезет. Из одной стрелять вообще нельзя, потому что самолет мгновенно в эту сторону разворачивается. А из двух требуется бить короткими, по два-три снаряда очередями. Да и отказы частенько случались. Зато пилотировать на порядок сложнее. «Илюха» и так утюг утюгом, а с пушками и маневренность никудышная, и виражить невозможно. А нагрузка на рули такая, что за штурвал штангиста или борца надо сажать. Иначе ни за что не удержишь. Хотя, врать не буду, легкие танки как орешки из этой пушки щелкали. Да и средний, если метров с пятисот приложить, то мало вражине не покажется. Так это еще, повторюсь, попробуй попади. В общем, барахло!

— Нет, там какая-то другая пушка упоминалась, — отчаянно замотал головой Ильмир. — Точно не ШФК. Это ведь Шпитального, правильно? А там другое обозначение было.

— Да? Ладно, тогда поглядим, что за зверя нам приволокут, — плавно закруглил разговор экспат. Не говорить же товарищу, что и НС-37 — а другого ничего попросту нет — тоже полная фигня. На «яках» и «лаггах» еще куда ни шло, но на Ил-2 эта идея окажется пустышкой. Лучше бы дурью не маялись, а побольше ПТАБов присылали.