Штурмовик из будущего-2

Глава 3

— Значит, вы в рапорте на имя командира эскадрильи утверждаете, что когда вышли на поляну, где находились сигнальщики, они уже были мертвы. Я правильно вас понял, товарищ лейтенант? — капитан Карпухин оторвался от бумаг, поднял голову и испытующе посмотрел на Григория.

— Именно так все и было, — Дивин ответил делано безразличным взглядом. — Не знаю, что там они между собой не поделили, только двое уже не дышали, а третий отходил. Я подошел к нему, оружие в сторону откинул на всякий случай, хотел на дорогу вытащить, но тут волки набежали. Сказать по правде, струхнул малость, их ведь целая стая была. Ну и так бочком, бочком, ретировался, пока они ракетчиков рвали.

— А подруге своей почему сказали, будто не нашли никого? Вот, — капитан покопался в лежащих перед ним бумагах, вытащил один из листков и прочитал вслух: — Вольнонаемной Таисии Остаповой. Верно?

— Пугать не хотел, — покаянно улыбнулся экспат. — Мало ли, вдруг она захотела бы на них посмотреть, а там такая мясорубка... ну вы сами все видели, чего я рассказываю-то? — лейтенант напрягся. Прокатит или нет? Так себе объяснение, если честно, на тоненького.

— Да видел, — особист поморщился. — Развелось этих людоедов в окрестностях, спасу нет! — он раздраженно отложил в сторону ручку. — Совершенно невозможно работать, — вроде как пожаловался Карпухин. — Ладно, идите. Если понадобитесь, вызову.

— Есть! Разрешите вопрос?

— Чего еще?

— Про ребят — тех, что за линией фронта сбили, ничего не слышно?

Капитан почесал висок. Подумал немного, но все же ответил:

— Пока нет. Линию фронта не переходили. И от партизан никаких сообщений не было.

— Жаль, — искренне огорчился Григорий. — Так я пойду?

Карпухин вяло махнул рукой и потянулся к графину с водой.

Экспат вышел из блиндажа особиста и с облегчением выдохнул. Кажется, все прошло удачно. Но лучше все-таки больше не лезть на рожон. Ну или хотя бы постараться. В самом деле, на кой они ему сдались, сигнальщики эти? Есть охрана аэродрома, есть Карпухин — вот пускай и занимаются поимкой вражеских ракетчиков, это их непосредственная обязанность, в конце концов. Так нет, поддался эмоциям, помчался убивать, да еще и мантиса на волю выпустил. Мальчишество форменное. Хорошо, волчья стая подвернулась, а если бы нет?

— Сильно мурыжил? — Тая крепко-крепко ухватилась за руку, смешно засеменила рядом, пытаясь подстроиться под его шаги и опасливо покосилась на землянку Карпухина. — Гриш, ты прости, если я что не так ляпнула, ладно?

— Забудь, — отмахнулся Дивин. — Все в порядке, было бы из-за чего расстраиваться. Подумаешь, волки троих предателей загрызли. Собакам — собачья смерть!

— Жуть какая! — девушка вздрогнула. — А я думала, что брешут. Выходит, их и правда живьем растерзали?

— Одного. Двое других к тому времени уже мертвыми были. Да забудь ты про этих сволочей! Ночью сколько хороших людей погибло, а ты иуд вспоминаешь.

Во время ночного налета фашистских бомбардировщиков сгорели четыре штурмовика, еще два получили серьезные повреждения. А еще осколками убило восьмерых техников и пятерых красноармейцев из охраны. Остальные, к счастью, успели укрыться в отрытых заранее щелях.

Вдобавок три мощные фугасные бомбы взорвались на взлетной полосе и теперь бойцы БАО ударно приводили ее в порядок. Засыпали воронки, утрамбовывали, очищали от осколков. Ни в коем случае нельзя было допустить срыв полетов. Из дивизии уже звонили Хромову, с недовольством интересовались, как долго еще его «ильюшины» будут стоять без дела.

А еще в полк с утра пораньше нагрянули несколько контрразведчиков. Их очень интересовали немецкие ракетчики. Трупы, точнее, все, что от них осталось, нашли в лесочке, примыкающем к аэродрому. И теперь там во всю работали приезжие оперативники. Искали рацию и шифроблокноты, как вскользь обмолвился Карпухин во время беседы с экспатом. А потом ненавязчиво так поинтересовался, не может ли товарищ лейтенант помочь органам в этом вопросе. На что тот абсолютно искренне сказал, что ничего подобного не видел. Да и когда ему было это увидеть, собственно?

— Товарищ лейтенант, вас к командиру полка! — посыльный едва не налетел на Григория. — Срочно!

— А когда иначе-то было? — усмехнулся Дивин. Крепко поцеловал на прощанье Таю и пошел, не оглядываясь на полковой КП.

— Возьмешь новеньких, — Батя нехорошо смотрел исподлобья. Эх, сказать бы комдиву, чтобы не мотал нервы подчиненным попусту, а то майор после этих накачек готов всех растерзать буквально в клочья! — Пойдете на железку. Задача прежняя — искать и уничтожать немецкие эшелоны. Вы вот сюда — карандаш показал на тоненькую линию железной дороги. — Смотрите в оба, по данным разведки гитлеровцы где-то в этом районе прячут бронепоезд. Вероятность того, что наткнетесь вдруг на него не слишком большая, но все же. А вы, капитан, — Хромов посмотрел на Карманова, — с двумя оставшимися экипажами вот сюда, — карандаш плавно переместился и уткнулся в другой квадрат. — Вопросы?

Через полчаса взлетели. Экспат, подобно заботливой курице, опекающей цыплят, собрал вокруг себя недавно пришедших в эскадрилью пилотов и повел группу на запад. На земле он самым тщательным образом проинструктировал товарищей, строго-настрого наказал им держаться мертвой хваткой за хвост его «ила», точь-в-точь повторять все маневры, бомбить и стрелять «по-ведущему», то есть, только тогда, когда он начнет это делать.

— Напоремся на «мессов», — поучал Григорий пилотов, — выполняйте все команды стрелков. Но и сами не зевайте, смотрите за самолетом противника. Увидите, что фриц начинает носом водить, значит, прицеливается. Старайтесь его опередить: ручку — вправо, жмете на левую педаль, сбрасываете газ и скольжением, к земле, уходите из-под обстрела. Против «мессершмитта» самый действенный прием. Подтверди, Андрюха?

Старшина Пономаренко слабо улыбнулся и согласно кивнул. Его наконец-то выписали из лазарета, чему экспат был несказанно рад — летать без стрелка откровенно достало. Все-таки знание того, что спину прикрывает надежный друг, здорово поднимало настроение и повышало уверенность в собственных силах, позволяло сосредоточиться на атаке цели.

Пулемет на новой «четверке» — Григорий, не мудрствуя лукаво, попросил присвоить машине привычный номер — стрелок успел перебрать до последнего винтика. Что-то подкрутил, что-то смазал, недовольно хмыкая, а потом, как и прежде, принялся священнодействовать над лентой и патронами. Хорошо, когда что-то в мире остается неизменным. Успокаивает как-то.

Четверка штурмовиков просочилась в немецкий тыл, прошла на бреющем над деревней, помеченной на карте в качестве контрольного пункта, и круто развернулась вдоль линии железной дороги.

Экспат очень внимательно наблюдал за тем, что творится внизу, но пока не замечал ничего подозрительного. То ли немцы попрятались, опасаясь налета советских штурмовиков, то ли он просто попал в какой-то пересменок в движении поездов. Печально, коли так.

— Командир, глянь, на полустанке состав какой-то?

Григорий отреагировал на подсказку старшины мгновенно. Голова еще не успела осознать до конца сказанное, а тело уже двинуло в нужном направлении руки-ноги и штурмовик пошел в разворот. И только после этого Дивин с секундным опозданием отрывисто спросил по СПУ:

— Дай ориентир.

Ведомые послушно повторили маневр и шли чуть позади самолета экспата. Лейтенант кинул в их сторону короткий взгляд, убедился, что все в порядке и снова переключился на эшелон, показавшийся подозрительным его стрелку.

— Тьфу, Андрюх, что ты в нем нашел?

Штук пять или шесть каких-то старых то ли платформ, то ли полувагонов, засыпанных всякой рухлядью. Паровоза не видно. Зачем тратить время на эту свалку металлолома?

— Дорога к ним из леса накатанная, — доложил Пономаренко. — Зачем прокладывать путь к списанным вагонам?

А в самом деле. Григорий повел машину низко-низко, едва не срубая винтом верхушки деревьев. Попытался отследить, куда же ведет загадочная дорога. Но, снова непонятки, колея в одном месте резко обрывалась. Просто шла-шла и закончилась. Ага, как бы не так!

— Молодец, Андрей! «Штыки», делай, как я. Приготовиться к атаке!

Дивин потянул ручку на себя, задирая нос «ильюшина». Набрал высоту, зашел на обнаруженную цель от солнца, чтобы максимально затруднить прицеливание немецких зенитчиков. А в том, что их здесь пруд пруди, лейтенант уже не сомневался.

Четверка Ил-2 зашла на эшелон чуть сбоку, чтобы увеличить вероятность попадания.

— Атака!

Стокилограммовые фугаски устремились к цели. Взрыв... второй... неужели промазал?!

Есть!!!

Два багрово-черных султана взметнулись вверх из самого центра замаскированного бронепоезда. А следом на него обрушились еще двенадцать «гостинцев». Правда, новички отбомбились не столь удачно — в цель угодило всего три фугаски. Но и они наделали много шума — в полном смысле этого слова — на земле стал рваться боекомплект вражеских орудий.

— Молодцы, а теперь врежем по складу! — скомандовал Григорий.

Совсем простая загадка: что может скрываться в том месте, где вдруг резко обрывается дорога от затаившегося бронепоезда? Конечно, склад горючего и боеприпасов. Даже к гадалке не ходи!

Правда, теперь из леса по штурмовикам дружно заработали зенитки. Фрицы, поняв, что их обнаружили, открыли бешеную стрельбу. И надо было обладать недюжинной храбростью, чтобы заставить себя направить самолет в огненную завесу. За себя Дивин был спокоен на этот счет, но вот желторотики?

— Старшина, все идут?

— Все, — отозвался Пономаренко. — Ах, чтоб тебя! «Одиннадцатого» подбили!

За «илом» под номером одиннадцать тянулся черный шлейф густого дыма. Отдать приказ прыгать? Но куда — под ними во-первых лес, во-вторых — фашисты. Лейтенант стиснул зубы.

— Бьем эрэсами!

Шестнадцать реактивных снарядов вонзились в накрытый маскировочными сетями гитлеровский склад. Там полыхнуло, раздалось несколько сильных взрывов и вдруг ярко, будто гигантские свечи, загорелись сразу несколько высоченных сосен.

«Ильюшины» начали выходить из пике. Казаков — именно он вел подбитый самолет — начал делать это слишком низко. Взял, судя по всему, ручку чересчур резко на себя, чтобы набрать высоту, потерял скорость, мгновенно сорвался в штопор и... глухой взрыв, столб пламени и все.

— Собрались! — страшным голосом заорал Григорий, заметив, как дернулись в разные стороны две оставшихся машины. — Держать строй, продолжаем работать. Потом плакать будем! — и про себя закончил: «Если выживем».