Курсом зюйд

5

Татары очень редко осаждали крепости. Давно канули в Лету те времена, когда явившиеся из далёких восточных степей воины Чингисхана славились отменным тяжелым доспехом и умением штурмовать вражеские твердыни. За минувшие века они благополучно избавились от лишней тяжести. Зачем дорогая броня, когда идёшь не воевать, а арканить безоружных крестьян? Но была у крымчаков и знать, которая могла себе позволить доспех не только финансово — на случай, если потребуется осадить крепость и, перекрыв ей всё снабжение, вынудить к сдаче.

Вот именно массу знатных воинов сейчас и наблюдали в подзорные трубы офицеры харьковского гарнизона. Татарские мурзы и принцы присутствовали во вражеском войске в значительном количестве, крутились в основном вокруг главного бунчука — ханского.

— Девлетка нам честь оказал, лично явился, — невесело усмехнулся Айгустов. – Тыщ сорок их здесь, никак не менее. Поглядим, пришлёт ли переговорщика.

Дальнейшее наблюдение показало, что татары явились не одной только конницей. Вскоре в их обозе были замечены орудия, притом не абы какие, а новые, французские. Значит, намерения у ребят более чем серьёзные: конницей крепости не поштурмуешь, а пехота из татар очень так себе. Турок, кстати, в их лагере никто не заметил. Зато Рёншельт углядел нечто знакомое.

— Валахи, — сказал он со смехом, комментируя увиденное. – Уж не те ли самые, что сбежали из нашей армии, едва стало ясно, что продовольствия в обрез? Лично я не против спросить с них за это.

— Думаю, у вас будет такая возможность, — ответил ему Черкасов, продолжая наблюдение за вражеским лагерем. — Полагаю, что этих как раз разжалуют из конницы в пехоту и пошлют на штурм первыми. Не свои — не жалко.

— Неужели даже не предложат условия капитуляции? — продолжал насмешничать швед.

— Может, и предложат. Всё-таки хан здесь, а при нём наверняка свора турок и французов на ролях военных советников и соглядатаев. Девлет вероятнее всего захочет порисоваться перед Европой. Но здесь меня интересует одно: кого именно пришлют в качестве парламентёра.

— Так ли это важно в нашем положении, капитан?

— Поверьте, очень важно… А вот и парламентёры.

Из ставки хана выехала кавалькада из нескольких всадников, и Евгению очень не понравилось увиденное. Если четверо татар сопровождения были из числа отборных воинов хана, его личной охраны, то собственно парламентёр оказался вполне себе европейцем — в офицерском кафтане, высоких кавалерийских сапогах и в шляпе с перьями на голове. Парика на этом типе не наблюдалось, да он и не нужен был здесь, посреди ханского войска. Но не успел Евгений хотя бы предположить, кого это сюда принесло, как услышал тихое, сквозь зубы процеженное шведское ругательство.

– Кажется, вы его узнали, фельдмаршал, — сказал он.

— Ещё бы мне его не узнать, — прошипел Рёншельт. — Отто Клинковстрём. Я знал двух его братьев, Карла и Леонарда. Один погиб во время штурма Полтавы, второй — сидит у вас в плену, где-то значительно севернее. А этого мой король ещё из Варшавы направил к татарам в качестве посланника, договариваться о союзе против вас. Ах, чёрт раздери, как же это плохо!

— Что именно? — без тени иронии поинтересовался Евгений. — Что посол вашего короля слишком много на себя берёт, или что вы успели дать нам некое слово?

— Боюсь, этот человек сейчас представляет интересы вовсе не моего короля, — Рёншельт то ли не заметил, то ли сделал вид, что не заметил прямой словесный укол собеседника.

— С чего вы взяли?

— В противном случае он сидел бы в Бахчисарае и не высовывал носа, ожидая приказов его величества. Подобная деятельность, — фельдмаршал ткнул в сторону подъезжающей кавалькады подзорной трубой, — способна лишь нанести непоправимый вред королю. Едва ваш царь узнает…

— А ведь он узнает… если, конечно, нас здесь не перережут.

— Вот это-то и плохо, капитан! — воскликнул швед. — Я, конечно, очень надеюсь, что ошибаюсь в своих предположениях, но подобные кунштюки не должны становиться достоянием широкой публики. А значит, все мы должны замолчать — навеки.

Евгений усмехнулся.

— Сорок тысяч татар против шести тысяч солдат гарнизона осаждённой крепости, — сказал он, и только сейчас позволил себе иронию. — Вы ведь уже были в аналогичной ситуации, только по другую сторону крепостных стен. И года ещё не прошло. Помните, чем закончилось?

— К нам на выручку не придёт армия царя, — буркнул Рёншельт.

— Ручаюсь, она и не понадобится. Курьеров мы, конечно, отправили, но я не помню, чтобы где-то поблизости находились крупные силы. Исход сражения будет зависеть только от нас самих.

У Рёншельта на лице чуть ли не в буквальном смысле читалось: мол, мне бы вашу уверенность. Но всё же фельдмаршал промолчал. Не иначе снова вспомнил Полтаву.

Интермедия.

—…Договор вскоре будет подписан. Вы понимаете, что это означает для нас?

— Более чем. Но я не в силах этому помешать. У меня не так много полномочий, чтобы…

— От вас требуется совсем иное. Османская армия уже готовится выступить из Румелии. Приложите все усилия, чтобы русские уверились — это против них. Убедите посланницу царя, что румелийская армия через Валахию и Молдавию пойдёт войной на южные области России. Остальное возьмут на себя наши братья в тех краях… и в самой России. Хоть их там крайне мало, но влияние Братства в этой варварской стране постепенно растёт.

— Я сделаю всё возможное. Какова будет моя задача после того, как сия мадам убедит царя выступить против турок?

— Тогда её миссия на земле завершится. Думаю, вы не откажетесь стать последним, кого она увидит в этой жизни…

Возвращаясь к себе, шевалье де Сен-Жермен обдумывал, как могут обернуться события. И понял: Братство почему-то не рассматривает один-единственный вариант — что дама не поверит в историю с турецкой армией. Что тогда прикажете делать?

У шевалье не было ответа на этот вопрос. Как и на другой — что тогда сделают с ним самим.

Глава 9. Искусство возможного