Курсом зюйд

Глава 4. Север — юг

1

«…Задача французов — сорвать переговоры. Задача англичан — исключить саму возможность проведения каких-либо переговоров с нашим участием и с учётом наших интересов. То есть просто вышвырнуть нас из процесса, поставив в положение колонии. Угадай, кто ближе к реализации своего плана? Верчусь, как уж на сковородке, но думаю, что игра по их правилам ни к чему хорошему не приведёт. Ибо колода краплёная. Предлагаю в приватных разговорах вести беседы без увёрток. Прямота суждения — не самый плохой ход, особенно когда думаешь, что говоришь…»

И снова письмо от Катерины. Написала открыто, без шифрования, и передала с боцманом «Полтавы». По её словам — человек надёжный, хоть и нравом по-моряцки буен. Надобно присмотреться к сему Сенявину[1], ежели толк в нём есть, то и карьер ему со временем будет исправный. Флот растёт, офицеры — притом из своих — надобны.

На дворе декабрь, за окном промозглая приморская стужа с метелью. Зимний дворец ещё не достроен, живут в Летнем, однако хорошо, что при его возведении послушал советов Артемия Сергеича и знатно утеплил сие строение. Ни единого разу о том не пожалел… В кабинете тепло, в соседней комнате Дарьюшка с детьми — слышно, как с Петрушей и Павлушей в загадки играют, да изредка попискивает в колыбельке самый младший — Сашка. А на душе — мрак и холод.

В Петербурге, в его парадизе — орудует явный враг, притом чувствует себя как дома. А там, в Дании, у Отечества без всякого стеснения пытаются отнять плоды Полтавской виктории. Оставить Россию в одиночестве, а самим составить комплот, в точном соответствии с предвиденным ранее. Что ему остаётся? Лишь одно: дозволить своему посланнику действовать по усмотрению. Пытаясь ограничить Катьку дополнительными условиями, он лишь помогает врагам.

Страшно ли ему? Безусловно, да. Хотя в том он никому, кроме жены, не открылся, но существует опасение, что разномастные немцы найдут себе предводителя и начнут вредительствовать всем, кому только смогут. И хорошо, ежели речь зайдёт о курфюрсте ганноверском или короле прусском. А ежели к тому дню Георг Ганноверский станет ещё и королём Англии?.. Англичанам невыгодно рвать отношения с Россией: что их флот ныне без русского мачтового леса, пеньки, льна для парусов? Однако ежели наградою за временные неудобства станет полное подчинение России, они готовы немного потерпеть, ибо в случае победы в их распоряжении окажется ключ к мировому господству. Притом много ранее двадцатого столетия.

Противостоять английским претензиям на равных ныне могут одни французы. Но пока ещё дышит старый король, пока действует его кабинет, они с упорством одержимых продолжат воевать с Россией руками турок — ибо шведов из сего комплота выбили надолго. Пётр Алексеевич не исключал, что «брата Каролуса» попытаются тем или иным способом выкрасть до подписания договора, потому охрана коронованного пленника была усилена егерями. А французы… Луи Четырнадцатый совсем из ума вышел, совершенно серьёзно считает, что управляет всеми делами в Англии, а значит, нет резона обращать на них внимание. Незадолго до Полтавской баталии изволил ему, царю русскому, прислать письмо, будто собственному губернатору в колонию — с требованиями и без должного титулования. Само собою, на то письмо ответа не последовало: больно много чести… Катерина говорила, что в их истории старик в сии годы так сильно не хворал, что пришлось бразды правления дофину передавать. Да и сына с внуком и старшим правнуком старый чёрт пережил. А здесь вот как вышло: не вынес вестей о полном разгроме шведов. Ежели лекари его совсем уморят, Пётр Алексеевич плакать точно не станет. И тогда откроется возможность убедить дофина обернуться наконец и дать укорот англичанам.

А начинать следует прямо сейчас, не дожидаясь, пока старый Луи Богу душу отдаст. И раз маркиз де Торси самолично прибыл в Копенгаген, то пусть Катька его в оборот берёт. Немцам с датчанами станет показывать, будто бы Россия намерена установить должные отношения с Францией, а французам — демонстрировать любезности в адрес цесарцев, пруссаков и тех же датчан. Ну, а ежели она сумеет напустить тумана английскому посланнику, уверяя, что всё сие не более, чем ширма для самых дружеских отношений с Англией… Ежели управится, то вернётся домой в чине тайного советника.

И Василий Лукич уже в Копенгаген выехал, тот ещё ловкач. Пусть Катька под его началом поработает, ей полезно.

В декабре редко воюют. В это время обычно в тиши кабинетов скрипят перья и шуршат бумаги. Самое опасное время, когда громче всего говорят недруги. Но и Россия нынче имеет свой голос.

На столе у государя не только письмо от Катерины, но и проект её новой статьи для европских газет. С текстом надобно как следует поработать, дабы, словно новоизобретённая бригантина Скляева[2], проскочить под самым носом у вражеских эскадр и не получить при том залп в упор. Непростая задача, да и времени в обрез. Однако статья должна появиться в газетах не позднее третьей декады декабря — в Европе аккурат отпразднуют Рождество и Новый год, будет что почитать на досуге.

Пусть читают. Тем занятнее пойдут дела в Копенгагене. А весной видно будет, насколько хорошо это сработает. К Катькиной статье надобно кое-что дописать, из самых свежих новостей. И тогда она уже перепишет набело и отправит сие к издателям.

2

Полтава изменила многое. Не только европейские расклады были смешаны в кучу и перетасованы заново, но и в мусульманском мире произошли без преувеличения тектонические сдвиги.

Пока в Копенгагене полным ходом шли двусторонние встречи между представителями высоких договаривающихся сторон, в столице Высокой Порты — Истанбуле — в одну по-зимнему долгую, безветренную ночь во дворце Топкапы происходило некое движение. Вообще-то султанский дворец всегда жил своей жизнью, даже глубокой ночью. Но в этот раз наблюдавшаяся там активность явно отличалась от повседневной. Сновали туда-сюда отдельные люди и небольшие группы янычар, возглавляемые офицерами в головных уборах с высоким пером на челе. Тихо, словно мышки, сидели в гареме мать, наложницы, сёстры и маленькая дочь султана Ахмеда Третьего. Они ещё помнили, как он сам пришёл к власти — точно такой же ночью, вынудив своего брата отречься от престола. Взрослых братьев у султана больше не осталось. Племяннику Махмуду десять лет. Аллах был немилостив к Ахмеду, отняв у него в течение года трёх маленьких сыновей. Потому предъявить права на престол мог лишь Махмуд… или тот, кто за ним стоял, ибо по малолетству этот принц вряд ли бы способен составить и возглавить заговор против дяди. Называли имя Нуман-паши Кёпрюлю — мол, это его рук дело.

Тем не менее, вновь на горизонте возникла фигура бывшего великого вазира Балтаджи Мехмеда-паши. Обратившись к янычарам, он призвал не слушать негодяя Нуман-пашу, который продался франкам за их презренное золото, чтобы возвести на престол десятилетнего мальчика и самому править за него. Некоторое время янычары колебались, но всё решил Морали Ибрагим-паша, который приказал кораблям подойти на минимальную дистанцию ко дворцу и открыть орудийные порты. Среди янычар пересказывали предупреждение капудан-паши — мол, если мятежники сложат оружие до первого выстрела с кораблей, они будут прощены. Если после — не видать им пощады. Яснее выразиться было невозможно, и потому янычары вняли голосу разума и бывшего вазира. Голову Нуман-паши в срочном порядке отделили от туловища и доставили султану в качестве повинной.

Мятеж был оперативно подавлен, а не менее оперативно подсуетившийся Балтаджи Мехмет-паша снова стал вазиром. Верных людей надо награждать.

Принца Махмуда дядя убивать не стал: пока у него самого нет живых сыновей, племянник оставался единственным наследником рода Мехмеда Фатиха. Но принца заперли в роскошной комнате, допуская к нему лишь немых слуг и пару пожилых учителей. Нетрудно было догадаться, что судьба мальчика, буде у Ахмеда явятся здоровые сыновья, могла повиснуть на волоске. Закон всё того же Мехмеда Фатиха предписывал по восшествии на престол избавляться от родственников мужского пола. С некоторых пор закон смягчили, и это немедленно привело к череде переворотов, как удачных, так и не очень.

На сей раз Ахмед отделался испугом. Посол России Пётр Толстой, ранее писавший канцлеру Головкину: «А предуготовление к войне чинят немалые и являются ко мне не зело приятны», — теперь депешировал в Петербург о том, что султан, хочет или нет, а должен будет начинать заваруху. Такова была его плата за то, что удержался на троне, пришлось пообещать янычарам и военачальникам новый поход против неверных. И что подогреваются эти настроения щедрыми золотыми россыпями из рук французского посланника барона де Ферриоля. «Мыслю я, купно с цесарским посланником Иваном Тальманом[3] надобно держаться», — писал Толстой, так как предполагалось, что турки традиционно арестуют посла страны, которой объявят войну, а австриец найдёт способ быстро оповестить об этом. Фон Тальман был в этом солидарен и обещал русскому коллеге сделать всё возможное, чтобы весть о войне пришла в Петербург как можно скорее. Тем более, что француза он тоже терпеть не мог.

Но пока выступать в поход против России турки не торопились. Они ждали. Ждали весны, обещанных французами денег, кораблей и военных инструкторов, сбора и подвоза припасов. А ещё — они ждали добрых вестей о том, что султан севера, Карл, свободен и вновь стоит во главе армии.

Интермедия.

— Что означает усиление караулов, брат мой?

— Ничего хорошего. Вас собираются, прошу прощения, освобождать.

— Ничего не имею против свободы, однако, для чего сие? У меня остался лишь флот, армии больше нет.

— Иной раз и флота довольно. А за армией дело не встанет. Ради того, чтобы досадить нам, и своих солдат вам подкинут.

— Честно говоря, предпочёл бы ваших, брат мой. С ними я скорее добуду немеркнущую славу, чем с какими-то жалкими французами, которых бьют даже австрийские увальни.

— Своими я и сам покомандую. А вам я бы советовал вспомнить собственные слова насчёт наших разногласий и прочего.

— Я всё прекрасно помню. Но неужели мне нельзя немного помечтать?..

3

Чем дальше шло расследование, тем сильнее у «Холмса» крепло подозрение, что взрыв парового котла на флотской лесопилке был отвлекающим манёвром.

На чём Юрий Николаевич основывал свои выводы? Вроде бы ни разу не наткнулся на что-то, однозначно указывающее в этом направлении. Но мелкие намёки, словесные и вещественные, рассыпанные то тут, то там — словно мыши нагадили — складывались именно в такую картину.

Кто выигрывал от приостановки работы лесопилки на несколько дней? Собственно, никто. Там и так собирались ставить второй котёл, просто немного ускорили темпы его установки. Со здешними сроками постройки кораблей задержка в полгода или даже год была практически в пределах нормы. А вот шумиха, и отвлечение всех наличных дознавателей на это дело… Кто-то очень хорошо знал, что Пётр Алексеевич весьма болезненно воспринимает любые нападки на флот. Так как поджечь готовые или строящиеся корабли не получилось бы ни при каких условиях — уж поверьте, там охрана даром свой хлеб не ела — то оставалось произвести атаку на менее охраняемый объект. Лесопилку, то бишь. Тем более, там и паровой котёл в наличии, а то, что эти штуки при определённых условиях умеют взрываться, уже знали. Одним словом, идеальная цель для…отвлечения внимания.