Целитель 10

Глава 16

Понедельник, 25 августа. Ближе к вечеру

Ленинград, набережная канала Грибоедова

Капитан Родин свернул с Невского, и зашагал вдоль канала, удаляясь от пышнотелых соборных колонн и шумливого проспекта.

Центр города заставляет ускорять шаг, лавировать в толпе, спешить и нервничать, поглядывая на часы, а здесь, в старом, скученном Питере, время будто замерло. Машины тут — редкость, да и люди двигаются неспешно, всему зная свой срок.

Порой прищуришься, и во-он тот дедушка с палочкой, в шуршащей болоньевой ветровке, представляется действительным статским советником — в черной накидке с крылаткой. Седые пряди обжаты лоснящимся цилиндром, а тросточка в руке — просто так, для пущей важности.

«Фантазер…»

Завидев грифонов с тускло-золотыми крыльями, злобно вцепившихся в цепной мост, Родин припомнил сегодняшнее задание, и скривил губы. Вербовка всегда давалась ему с трудом. Было противно возиться с предающими — словно копаешься в вонючих потрохах без перчаток! Однако, служба.

«Надо, Кир, надо! — глубокий вздох расправил легкие. — Вон, бери пример с дипломатов — и кланяются врагу, и ручкаются, и в глазки заглядывают…»

Капитан перешел канал Грибоедова, лениво несущий темную воду, и не сразу юркнул в нужный подъезд — подзабыл дорогу.

«Чекист, называется…» — шевельнулось недовольство.

Засопев, Кирилл миновал гулкое парадное и, сдерживая шаг, поднялся на третий. Дом будто вымер — ни звука. Вот и ладненько… Никого сейчас не хотелось видеть, даже мельком.

«Нехорошая» квартира встретила накатом домашней, стоялой прохлады, отсекавшей уличную духоту. Распаренный, Родин зябко поежился, и обошел жилплощадь, не разуваясь. Хозяин-американист дважды заверил, что у него не принято гостям тапки предлагать.

Штатовский манер-с.

В комнатах было темновато и не прибрано. Книги повсюду разбросаны или загромождают письменный стол шаткими стопками. Ну, хоть на кухне чисто — Кирилл питал стойкое отвращение к немытой посуде.

«Подождем… — глянул он на часы. — Скоро пожалует, изменничек…»

По инструкции, работа с агентом должна вестись только на квартирах, два-четыре раза в месяц. И работа эта — самая сложная, самая деликатная. Как говаривал еще жандармский полковник Зубатов, агента надлежит оберегать, как любимую женщину, с которой ты находишься в порочной связи.

А начинается всё с внимательного, пристального изучения будущего источника. Вот так же и с Виталием Назаровым вышло. Родин служил «контриком» в Технологическом институте, где Назаров преподавал, слывя неплохим специалистом. Уже и кандидатскую защитил, и десятка два статей тиснул, но некая гнильца в натуре не давала ему покоя.

Кирилл долго присматривался к этому человечку, тихому на вид и как будто бы довольному жизнью. Он увлеченно исследовал сильные стороны Виталия и понятные человечьи слабости, раздумывал над поступками «объекта», подсовывал в разговоре с ним разные ситуации, предлагая их оценить, а то и вовсе выступить экспертом. Ну, и помогал, конечно… До денег Назаров был жаден.

И вот, потихоньку-помаленьку, подошла очередь вербовки. А чего тянуть? Они с «Виталей» практически друзья! Всё по инструкции…

Вчера, считай, подал рапорт начальству, а уже с утра — получите разрешение на агентурную работу и присвоение псевдонима.

«Но сколько же это писанины! О-о…»

Надо будет завести сразу два агентурных дела — личное и рабочее, куда подшивать сообщения, подписку о сотрудничестве, псевдоним… А еще отдельно заполнить карточку агента…

Капитан пристыл к стулу, расслышав шаги украдкой.

«Явился, не запылился!» — подумал он, упруго вставая и цепляя медоточивую улыбку.

Клацнула дверь, впуская высокого, сухопарого мужчину, немного за тридцать, с тонкими чертами нервного лица.

«Ему бы, с такой-то наружностью, в амплуа травести выступать, — неприязненно подумал Родин. — Шикарная выйдет донна Роза!»

— Привет, Виталя! — молвил он вслух, включая обаяние на максимум. — Проходь. Не разувайся!

— Привет… — неуверенно вытолкнул Назаров, сторожко осматриваясь. — Первый раз на конспиративной квартире!

— Конспиративные — это, которые комитетские, а тут явочная, — деловито растолковал Кирилл. — Жилец разрешает попользоваться квадратными метрами, и денег не берет. Ну, что? — ухмыльнулся он. — Оформим, так сказать, наши отношения? Хе-хе…

Кандидат технических наук замялся.

— А, может, без расписок? А? — несмело предложил он. — Я, если что узнаю, на словах тебе всё передам…

— Виталя, — с чувством сказал Родин, — ты пойми, это не игра в одни ворота. Мы своих людей не бросаем! Даже если милиция на тебя наедет, выручим.

Синие глазки Назарова блеснули — то ли азартом, то ли хитрецой.

— И-эх! — он залихватски махнул рукой. — Ладно! Давай свои бумаги. Кровью подмахнуть?

— Можно и чернилами, — сдержанно улыбнулся Кирилл. — Вот тут… И еще тут, внизу… Ага… — с дружелюбной небрежностью он закинул бумаги в папку. — Кофе будешь? С коньячком?

— Это зависит от кофия и «звездочек»! — ухмыльнулся агент.

— «Нескафе» с «Мартелем» устроит?

— О, вполне!

Вскоре известный аромат потянулся из крохотной кухни, перебиваемый «крэпэньким» духом. Назаров, потирая руки, пошел на запах.

— Угощайся, — благодушно заворчал Родин. — Новости есть или так посидим?

— Да уж не знаю… — потянул Виталий, пригубив. — М-м-м… Здорово! Помнишь, ты про конгресс спрашивал? Ну, тот, в Минске, в МРТИ. Тогда еще, по слухам, Машерова пшеки похитили!

— Это не слухи, — выдал Кирилл тайну.

— Здорово! — выдохнул Назаров, и непонятно было, к чему относится его восклицание — то ли к разболтанному секрету, то ли к бодрящему напитку.

— Так что там, на конгрессе? — Родин церемонно пригубил «коктейль».

— Ну, я ж там был, — Виталий повел стаканом. — Не в первый день, когда парадные речи, а во второй. Как раз по делу много чего сказали… Выступал один кандидат наук… Гирин или Гарин… Гарин, Гарин! Он же первым высокотемпературные сверхпроводники открыл! За такое, вообще-то, Нобелевка положена… Ну, да ладно. Меня, помню, поразила одна странность… Я там встретил пару знакомых — Геру из московского Физтеха, и Полю из Новосибирска. Учился с ними в донецком универе. Ну, пересеклись, побалакали о том, о сем… А я потом задержался, денька на два — по семейным, так сказать, обстоятельствам, хе-хе… И вот, захожу я в институт на третий день. Все разъехались, а студенты в фойе стенгазету развесили — фотки наклеили, и подписали посмешнее, гонор потешить. Над Сахаровым поиздевались, помню, еще над кем-то… И вдруг вижу нашего Полю! Стоит, смотрит на эту дацзыбао, а сам аж трясется от злобы, как панночка в «Вие»! Лицо перекошенное, и шипит, почему-то по-польски: «А пес ци мордэ лизал! Курва его мач, быдлаку хамски!» Вот в таком роде. А потом, осторожненько так, оторвал фото Гарина — и в карман. Губы дергаются… — Виталий покачал головой. — Никогда не думал даже, что бывает такая ненависть!

— А этот Поля… он тебя видел? — во внимательном взгляде Кирилла мелькнул интерес.

— Нет, я за колонну отошел, позвонить хотел, а тут он.

— Заня-ятно… — медленно выговорил Родин. — Ладно, допивай — и пошли!

* * *

Наученный фильмами «про шпионов», агент покинул явку первым. А Кирилл задержался.

Вымыл руки с мылом, и лишь после водной процедуры отер лицо, будто разминая затекшие мышцы. Ткнулся лбом в нагретое стекло и зажмурил глаза.

Сквознячок ласково касался щеки, и Родин усмехнулся.

Генерал Бобков всегда советовал встретиться с агентом на следующий день после вербовки — оценить настроение, поддержать… Пусть ощутит заботу, и уповает.

«Ладно, — вяло подумал капитан, — приободрю. Подотру сопельки. Мне же с… этим работать».

Часы в кабинете американиста отзвенели куцый мотивчик — и шесть размеренных медных ударов поплыли по комнатам, гуляя тягучим эхо.

Вторник, 2 сентября. Утро

Щелково-40, проспект Козырева

В монтажно-испытательный комплекс спокойно бы поместился синхрофазотрон. Да и ворота открывались монументальные. А мы собирали скромный инвертор — ворогам грозить.

Сварили прочную раму-клетку, внутрь запихали более-менее шаровидную вакуумную камеру, облепленную магнитными катушками, и воткнули в нее шесть довольно компактных излучателей тахионов — сверху, снизу и с четырех сторон.

Материал образца для инверсии времени выбрали, не раздумывая — железо. Крупинку стали, один кубический миллиметр. Вроде, пустячок, но стоит этой металлической чешуйке аннигилировать… Семьдесят с лишним кило в тротиловом эквиваленте!

Конечно, не рванет, как бомба — вся масса перейдет в гамма-кванты, да еще в пустоте, но даже десятитысячные доли грамма излучения — это очень много. И для громких опытов мы отыскали «полигон» — пустырь на северной окраине города. Бульдозеры нагребли кольцевой бруствер высотой в два человеческих роста — вот за этим валом и поставим эксперимент.

Я-то был уверен, что предосторожности излишни — микромир живет-поживает по своим законам, и, если даже полыхнет один процент инвертируемой массы, то, значит, допущена ошибка в расчетах.

Нет, — я упрямо мотнул головой, — никаких изъянов в теории!

Зря мы, что ли, два месяца впахивали без выходных? Вон, на Олимпиаду, и то не съездили ни разу! Даже мишку с шариками не проводили — время дороже.

— Володя, Ипполит Григорьевич! — в моем голосе звучала непоколебимая уверенность. — Загоняем «КрАЗ»!

Киврин с Вихуревым с усилием распахнули гигантские створки, и бортовой грузовик с замасленным краном-манипулятором радостно взревел дизелем, подаваясь задом. Медленно заехав, наполняя МИК гулким ревом, «КрАЗ» притормозил.

— Цепляем!

Громыхнула кран-балка под потолком, опуская крюк с позвякивающими стропами. Корнеев с Бубликовым ловко зацепили установку.

— Вирай помалу!

Инвертор качнулся, отрываясь от бетонного пола, повис, чуть кружась, и медленно вознесся. Гремя под потолком, мостовой кран перенес «клетку» и плавно опустил в кузов.

— Майнай! Харэ!

— Володька! На тебе — подключение к сети.

— Так точно! — ухмыльнулся Киврин.

— Ипполит Григорьевич…

— Телеметрия! — кивнул Вихурев, сверкнув очками.

— Мы подъедем через полчасика.

«КрАЗ» покинул МИК, оставляя витать вонючий перегар, а я с Бубликом запахнул ворота.

— Готовим приборы. Проверь, чтобы все работало, как часы… Лучше часов!

Виктор по привычке бросил ладонь к непокрытой голове.

— Бу-сде!

— Давай…

Напряжение покидало меня, словно утекая. Даже нетерпение унялось. Я пересек огромный зал, подходя к прицепу-тралу, где возлежал танк «ИС-3», только без башни. На ее месте громоздился коробчатый каркас, обтянутый брезентом. Лишь спереди, сквозь прорезанную дыру, высовывалось толстое, ребристое рыло излучателя.

Инвертировать вовне, на расстоянии, получилось далеко не сразу. Все варианты перебрали, пока не додумались до тахионных пульсаций. От обычного пучка толку было мало, а вот череда импульсов давала стойкое обращение во времени. Правда, «бил» танк не дальше десяти метров, но для зачина, как говорил Андропов, годится.