С чeм вы смешивaeтe свои краски?

Глава 20

Само телевидение и выступление меня не пугали, а вот наличие десятка репортёров очень даже.

— Мальчик ответит на несколько вопросов, и всё, — успокаивал редактор телевидения Фурцеву. — Конечно, вы можете отказаться.

Фурцева хотела, но не могла сделать это. Когда ещё такой случай предоставится? А с другой стороны, вдруг я чего не так скажу? Вдруг опорочу страну и так далее? На этот счёт в запасе имелся Сергей Дмитриевич. Он как-то быстро эту тему разрулил, поручившись за меня.

На телевидение Екатерина Алексеевна не поехала. Со мной отправились только переводчик и два представителя из посольства. У женщины-редактора встречающей стороны я поинтересоваться, в какое время будет эфир. Оказалось, что в шестнадцать часов. Притом что в Англии телевизоры достаточно дорогие и не получили ещё повсеместного распространения, а время не самое популярное, получалось, что посмотрят передачу не так много людей.

Успокоившись на этот счёт, я продолжил расспросы с непосредственностью ребёнка. Узнал у мадам, что она имеет дома телевизор Bush, размер экрана, судя по тому, что она показала руками, не более тридцати сантиметров в длину. Для этого времени большой. Всего в Англии сейчас два канала ВВС и ITV. Передачи идут с обеда и до одиннадцати вечера.

Как будет осуществляться съёмка, я толком не понял. Камеры стационарные, и переключать с одной на другую не планируют. Нас просто разместили в студии так, чтобы было видно журналистов и нашу группу во главе с диктором телевидения.

Передача посвящалась искусству, что было вполне логично. Первые фразы и вопросы сложностей не вызвали. Даже то, что все журналисты имели переносные магнитофоны, меня не обеспокоило. А дальше началось:

— Алекс, как ты оцениваешь перспективы развития абстрактного искусства в СССР?

— Не знаю, я всего лишь школьник.

— Тебе нравятся направления неформального искусства?

— Нет. Не нравятся. Я предпочитаю классическую живопись.

— То есть ты не поддерживаешь молодёжные направления в живописи?

— Я сам молод, как я могу не поддерживать сам себя?

— Ты не ответил на вопрос.

— Вы задали его без конкретики.

И тут же влез другой журналист:

— Правда, что тебя отправило сюда КГБ?

— Мы с делегацией искусствоведов приехали.

— Ты это не отрицаешь?

— Я не понимаю, о чём вы спрашиваете.

— Александр не имеет никакого отношения к КГБ, — вставил слово представитель посольства.

— Откуда такое знание английского языка?

— Бабушка учительница английского.

— Твоё отношение к расстрелу Пеньковского?

Боже, а это-то при чём? Мало нам было в школе собраний на эту тему. Учеников обязали провести обсуждения на тему предателя Пеньковского. Все майские газеты только этим и пестрели. Но ответил в духе советской пропаганды:

— Считаю, что шпион понёс заслуженное наказание.

И снова возвращаются к вопросам о КГБ и его влиянии на мою жизнь. Журналистов что, больше ничего не интересует? Ещё и мои сопровождающие молчат. Не то не успевают вставлять замечания, не то боятся ляпнуть лишнее. Я-то ребёнок, а с них спросят со всей строгостью.

— Господа, вы удивили меня своими вопросами, — начал я заводиться. — Я приехал в эту страну показать свои картины, обменяться опытом с молодыми художниками. Вам не интересно послушать, как я общался с космонавтами и рисовал их?

Судя по мордам — неинтересно. Им про шпионов подавай.

— Алекс, как тебе понравился Лондон?

— Красивый город.

— Ты хотел бы здесь жить? — снова попытка меня спровоцировать.

— Нет. Мне дома хорошо.

— Но Лондон же лучше Москвы.

— Это почему? — спросил, искренне недоумевая я. — В мире много прекрасных городов.

— Где бы ты хотел жить?

— Мне дома хорошо. Там моя семья, друзья, любимая школа.

— Что тебе не понравилось в Лондоне?

— Метро. У нас под землёй дворцы, а здесь мрачные станции.

— Мы слышали отношение господина Хрущёва к свободным художникам. Ты поддерживаешь или осуждаешь его действия?

Сидящий рядом со мной мужчина хотел было открыть рот, но я его опередил.

— Вы желаете обсудить действия руководства страны с двенадцатилетним ребёнком?

— Интервью завершено, всем спасибо, — прекратил это всё один из моих сопровождающих.

Журналисты ещё погалдели, но я уже не обращал на них внимания. С вымученной улыбкой на лице последовал за редактором. Пока взрослые ругались и спорили, я тихонько сидел в уголке. Как выяснилось, это был не прямой эфир. Разговор записывался на видеомагнитофон (в Англии они уже есть), и сейчас моё сопровождение торговалось, что пойдёт в эфир, а что нет. Получалось, нужно резать больше половины записей.

Особого смысла я в этом не видел. Журналисты для своих газетёнок напишут всё что захотят. Мне вообще-то хотелось пообщаться с кем-то из художников, а не с этой склочной компанией. Правда, их писанина возымела действие. Утром вышли газеты со статьями «КГБ и искусство», «Юные художники под пятой КГБ» и подобными, а уже после обеда появились посетители несколько иного плана, те, кто хоть немного разбирался в живописи и искусстве.

Один из них представился Дэвидом Хокни[5]. Он заявил о себе, как о представителе поп-арта. Пожаловался, что его здесь не понимают. Англия слишком консервативна для подобного искусства и он планирует перебраться в США, где более либеральный политический климат. Стоявший поблизости Сергей Дмитриевич стал похож на гончую собаку, взявшую след. Вообще-то было удивительно, что Хокни вообще стал вести со мной разговоры.

— У тебя интересная техника фотореализма, — отметил он мой триптих. — Я получил большое удовольствие от посещения выставки.

В общем и целом, внимание общественности я к себе привлёк. Решено было продлить экспозицию до конца лета. Разрешение от принимающей стороны Фурцева получила. Меня это уже никоим образом не касалось. Мою тушку продемонстрировали, умения проверили (пришлось рисовать несколько портретов карандашом под вспышки камер). Жаль, погулять по Лондону времени не было.

Илья выцепил меня за день до отлёта в Москву. Ему удалось достать билеты на дневной сеанс в «Доминион» на «Клеопатру» с великолепной Элизабет Тейлор в главной роли. Это уже был не день показа премьеры, но толпа, пришедшая на просмотр, оказалась внушительная. Прошлые мои воспоминания об этом фильме померкли, и я с удовольствием посмотрел его, поражаясь тому, какие грандиозные съёмки были организованы. В газетах написали, что это самый дорогостоящий фильм за всю историю и кинокомпания на грани краха. Многомиллионные прибыли от проката не покрывали себестоимость ленты. Вполне верю, что это так.

— Как тебе, понравилось, братишка? — привычно поинтересовался Илья после сеанса.

— Первая половина фильма лучше, чем вторая, — ответил я.

— Но какая всё же женщина! — восхитился он, подразумевая Элизабет Тейлор.

— Илья, ты когда домой? — перебил я его, задав давно волнующий вопрос.

— Скоро, — вздохнул он.

Значит, мне не показалось, и Илью «выводят из игры», дав напоследок немного отдохнуть.

— Запоминай адрес бабушки, — и продиктовал, добавив номера телефонов. — Первым делом к нам, — потребовал я.

— Как получится, братишка. Не хочешь себе чего-нибудь купить? — спросил он.

— А что, можно? — удивился я такой щедрости.

— Ну… у меня ещё есть резервы.

— Тогда давай на Оксфорд стрит.

— Э… Притормози, для тех магазинов у меня средств не хватит, — опешил Илья.

— Да мне ж не манто меховое нужно. Хочу в магазин тканей зайти и приобрести какие-нибудь яркие. Буквально по одному метру разных. Я тут детские мягкие игрушки делал. Получилось неплохо. Вот думаю выставку устроить. Для этого материал и нужен.

— Поехали, — согласился Илья.

Ассортимент тканей в Лондоне этого времени был приличный. Пьер Карден и прочие кутюрье, вдохновившись темой космоса, стали создавать женские наряды в стиле «лунной девочки». Нечто инопланетное с необычными головными уборами и платьями-балахонами из серебристых синтетических тканей.

Натуральные ткани разом стали немодными. Кожзаменитель и синтетика вышли на передний план. Их восхваляли за то, что одежда из таких материалов не мнётся и легко стирается. Насколько я успел заметить, уже стал зарождаться стиль унисекс. Дамы срочно переодевались в брючные костюмы. Подумав, я попросил Илью приобрести журнал мод для мамы, иначе будет смертельная обида. Синтетических тканей набрали прилично. Яркого, как я и хотел, цвета. Для маман всё же купил приличный отрез серебристой материи и на этом покупки завершил.

Вообще-то Илью я сильно удивил тем, что по сути ничего себе не приобрёл, кроме той одежды, что была куплена в первый день. Он ненавязчиво поинтересовался, что я думаю о местных магазинах и изобилии в них. Ответил нейтрально, что у нашей страны всё ещё впереди. Напоследок взял несколько наборов открыток для подарков друзьям. Вначале хотел шариковые ручки купить, но как оказалось, это дефицит. Да и дорогие они. Илья вначале не понял, о чём это я, после сообразил и пояснил, что «Bic Cristal» французские ручки, их так просто не купить. Не очень-то и хотелось. В школе такой ручкой всё равно не разрешат писать.

Со всеми своими пакетами я вернулся к Сергею Дмитриевичу. К моему удивлению, он мне краски купил! Примерно такие, что я приобрёл в одном из салонов Лондона. Зачем, я не понимал ровно до того момента, пока мужчина мне не пояснил:

— Саша, к тюбикам не прикасайся. Я сейчас их протру и положу внутрь этюдника. Понял?

— Понял, — подтвердил я.

— Допустим, на таможне тебя спросят, чьи это краски?

— Понятия не имею! Зачем мне два краплака и столько сиены жжёной? Я их в таком количестве не использую. Это не моё.

— Но у тебя они лежат в этюднике.

— Подложили, я же за вещами не следил всё время.

— Молодец. Так и отвечай, — удовлетворился ответом Сергей Дмитриевич.

Пакуя и складывая ткани, я снова прокрутил в уме эту сцену. Да не верю я! Не может КГБ быть таким наивным и действительно переправлять нечто секретное таким ненадёжным каналом. Если меня и проверяют, то совсем на другую тему. Скорее всего, как я себя поведу, зная, что краски предположительно с другим наполнителем? Буду я проверять, откручивать или ещё как-то действовать? Тюбики чистые и мои отпечатки на них стопроцентно останутся. К чему такие задачи для двенадцатилетнего мальчишки? Ещё бы предложили пейзажи Англии нарисовать с местами наилучшего десантирования. А Сергей Дмитриевич как нарочно три раза уходил курить, оставляя меня в номере наедине с этюдником. Ну-ну.

Удивительное дело, но на обратном пути никого мой этюдник не заинтересовал и чемодан в том числе, разве что на мяч, который Илья выиграл в парке аттракционов, кто-то покосился. Я тот в открытой сетке вёз, но проверять его не стали. Наша группа дружно и без вопросов прошла таможню. На всякий случай Екатерина Алексеевна спросила, не осталось ли у меня газет. Если есть, то лучше сразу выкинуть всю иностранную прессу. Газет как таковых не было, но я, когда отмываю кисти от масляных красок, заворачиваю их обрывками газет для просушки и придания формы кистям. Спросил, не воспримут ли эти огрызки как иностранную прессу? Фурцева рекомендовала не дразнить гусей и выкинуть всё, что содержало иностранный текст. Пришлось срочно перепаковывать этюдник.