«Точка бифуркации»

Мне оставалось только кивнуть. А что тут говорить? Рассказать ему о том, что как только я начинаю вспоминать о том, что сделал, на душе становится настолько невыносимо, что хочется выть или вовсе наложить на себя руки? И если первое еще принесет хоть какое-то облегчение, то второе вряд ли. Те, кто был хоть немного знаком с теорией Антонова, знали, что следует за этим и, с радостью согласились бы на самую жуткую смерть в бою, чем на такое. Быть заложником собственного гниющего трупа до тех пор, пока не истекут твои собственные биологические часы, с последующим затем возвращением в исходную стадию для распада энергетических оболочек — мало кого устраивал. Конечно, это была пока всего лишь теория, одна подтверждать ее на практике никто не горел желанием. Старик ученый вообще редко когда ошибался. Вот и оставалось пользоваться древним, как мир приемом — тупо не думать.

Несмотря на свою банальность, идиома о том, что время лечит, не потеряла своей актуальности, хоть и не была верна до конца. Что-то лечит, а что-то, как в моем случае — просто притупляет, что само по себе уже не так уж и плохо. То, что в самом начале причиняет жуткую боль, через неделю воспринимается уже не так остро. Через месяц еще меньше. А через полгода и вовсе едва ли заставит поморщиться. Впрочем, тут смотря что. Чтобы зарастить иные раны не хватит и всей жизни… Но все-таки душа закаляется. Становится более невосприимчивой к ранам и потрясениям. Однако мало кто понимает, что главное в такой закалке — это не стать сильнее, а не очерстветь душой окончательно…

Я вздохнул. Судя по внимательному взгляду Стена, он прекрасно понимал, что сейчас творится в моей голове. Виду он, конечно, не подаст, но приглядывать, скорее всего, станет. До тех пор пока не сочтет свое внимание ненужным, либо пока я на деле не докажу свою психическую состоятельность.

— Что-то тихо сегодня дома, — решил перевести разговор в другую сторону я, — не слышно почти никого.

— Дых, уефали фсе, — промычал с набитым ртом Стен, — плефник расколофся.

— Что, так быстро?? — удивился я.

— Обычная сошка, — сморщился Владимир, присаживаясь к нам за стол, — полчаса вдумчивого разговора и он начал заливаться соловьем.

— Странно как-то…

— А что, ты ожидал от представителя альтернативной формы жизни какой-то особенной стойкости и демонстративного презрения к своей судьбе? — иронично поинтересовался Стен.

— Ну… — смутился я.

— Любая тварь жить хочет, — спокойно прокомментировал Владимир, прихлебывая из кружки холодный компот, — а даже если и нет, то ко всем можно свой ключик подобрать, главное знать как.

— Не ко всем, — демонстративно решил оспорить его утверждение я.

— Таких единицы, — усмехнулся мастер, — и почти все они, как правило, долго не живут.

— Почему??

— Не имея привязанности к жизни, хотя бы к одной какой-то ее стороне — очень быстро утрачиваешь всякий интерес к собственному существованию. Так обычно мыслят люди в депрессии и недалекие склонные к суициду подростки.

— Еще кое-кого забыл, — ухмыльнулся Стен, увлеченно ковыряясь вилкой в зубах.

— Идейные, — хмыкнул Владимир, — самые опасные из всех. Но таких мало. Большинство же людей, например, элементарно боятся боли. У них есть страхи, тайные или явные желания, привязанности. Узнай их, грамотно распорядись, и он окажется в полной твоей власти.

— Да это все понятно, просто… противно как-то, — поморщился я.

— Противно? — удивился оперативник, — ты же видишь это в мире каждый день. Реклама по телевизору и во всех доступных и недоступных общественных местах. Пропаганда, формирующая твое сознание. Общественный строй и моральные нормы, придуманные опять же не тобой. Плебс кичится в социальных сетях и на форумах собственным мнением, но не задумывается, что их «собственное мнение» уже было высказано кем-то другим еще задолго до них. Просто из всего этого многообразия, ты выбираешь то, что тебе ближе всего. Что ты сам считаешь правильным. А потом гордо всем говоришь, мол, «Это — мое мнение!», — Владимир отхлебнул из кружки компот, — Тебе предлагают меню, как в ресторане, а ты просто делаешь выбор. Вот только список блюд уже сформирован и утвержден заранее самим поваром.

— Ладно-ладно, уел, — выставив вперед руки, покачал головой я, — был не прав.

— Так думай что говоришь, — спокойно закончил он, — голова на плечах есть — пораскинуть мозгами никто не мешает.

— Ты ему еще расскажи, что информация — это тоже оружие, — откинувшись на стуле, пропел в потолок Стейнульв, — а также как повар может сделать так, чтобы ты из перечня блюд, выбрал именно то, которое ему нужно.

— Думаю не стоит, — поднявшись из-за стола, повел широкими плечами Владимир, — пойду пройдусь.

— Все зависит от поступков, — запоздало брякнул я, глядя, как скрывается в дверном проеме седой хвост, стянутый на затылке черной резинкой, — даже злой человек может совершать добрые поступки.

— Ну надо же, — Стен так натурально умилился и пустил скупую слезу, что на короткий миг я ему даже поверил. Пока не услышал продолжение…, - неси скорей дневник, пятерку буду ставить. Нет, ну надо же! Так, глядишь, и в шестой класс тебя скоро переводить придется! Как только выучишь и сдашь следующий экзамен — так сразу. Так что давай записывай новую тему: «не бывает абсолютно злых или добрых людей, бывают лишь поступки и их последствия». Как тебе это? Не слишком сложно?

— Пошел ты знаешь куда?

— Знаю, — обрадовался он, — ышшо за едой! Пирог с рыбой будешь?

— Нет.

— А зря. Алиса лично пекла, старалась. Для Вовы, правда, но мы ведь ему ничего не скажем, да?

— Ему — нет. А Алисе я все расскажу.

— Какой ты злой, — покачал головой Стен, доставая из холодильника длинный, завернутый в махровое полотенце сверток, — сожрать чужое — это ведь так увлекательно! Ничего-то ты в жизни не понимаешь.

— Да куда уж мне до тебя, — буркнул я.

— Это верно, — с самым серьезным видом покивал он и, не разворачивая сверток, направился с ним на выход.

— Эй! — запоздало опомнился я, — так куда все уехали-то?

— Следить и собирать данные, — пожал он плечами, — обычная оперативная работа. Ну а остальные так, по кое-каким бытовым нуждам.

— Выходит, стало что-то известно?

— Нет, — покачал головой Стен, — про недавние события пленник ничего не знает — обычная мелкая сошка в их иерархии. Зато благодаря ему, нам стало известно, что тут неподалеку, находится чудесное местечко, где притаилось целое гнездо упырей. Дядьки там не в пример серьезнее и наверняка знают больше нашего клыкастого неудачника. Митров как узнал, сразу выслал группу на разведку. Дураков там нет — рано или поздно пропажи они хватятся и насторожатся. Поэтому действовать нужно будет быстро. Но не опрометчиво.

— Будет штурм? — сглотнул я.

— Скорее всего, — кивнул он, — информация для нас по-прежнему является приоритетной задачей. А судя по тем данным, что мы получили — там ее навалом. Как-никак их местная шишка решила почтить визитом наши края и приехала сюда на отдых.

— Хм… И что нам теперь делать?

— Ждать, — оперативник снова пожал плечами, — От нас сейчас ничего не зависит. Ну и для начала понизить уровень адреналина в крови. Может, хоть тогда перестанешь тупить как сегодня все утро.

Брошенная ему вслед вилка воткнулась прямо в подло подставленный под удар пирог. Из глубины коридора тихонько прошлепали шаги, и раздалось довольное, постепенно удаляющееся в сторону второго этажа мурлыканье. Вот же… Выведя из организма остатки веществ, болтающихся в крови после недавней схватки, я поднялся из-за стола и потопал с охапкой грязной посуды к раковине.

Что ж, в чем-то он конечно прав. Смысл суетиться если от нас ничего не зависит? Каждый занимается своим делом. Одни разыскивают пропавших без вести, другие — занимаются слежкой. Третьи — ищут оружие и боеприпасы, обеспечивают нас провизией и всем необходимым. Алиса с отцом, приводят в порядок раненых и помогают Альцману потрошить упыря. Пара аспирантов, чудом выживших в прошлой бойне, следят за приборами и активно ассистируют, не забывая при этом собирать данные для отчетов. Владимир с парнями охраняют периметр. Все работают, все при деле. Прочие, немногие оставшиеся — находятся в резерве. Мало ли какой может случиться форс-мажор, поэтому свободные единицы всегда должны быть в штате, чтобы не отрывать других от работы. Вполне обычная практика.

Я усмехнулся. Неожиданно вспомнился известный производственник Генри Форд, знаменитый помимо всего прочего еще и тем, что платил на своем заводе бригаде ремонтников за отдых. Пока они сидели у себя в каптерке — им стабильно капала зарплата. Но как только что-нибудь ломалось и конвейер сборки вставал — тут же загоралась лампочка, извещавшая о том, что денежный поток работягам прекратился. Чем дольше стоял конвейер, тем больше денег утекало у них из зарплаты. Стоит производство? Теряет деньги не только его хозяин, но бригада обслуживания. Поэтому ремонт у этого зубра автопрома всегда проводился в кратчайшие сроки: быстро и качественно. Ну а с меня что взять, кроме анализов? Научными степенями не отягощен, опыта допросной работы не имею, исследованиями в подобной сфере занимался исключительно в качестве подопытного… да и вообще. Митрову прекрасно известны свойства каждого своего сотрудника и где их можно применить лучше всего. Раз не нагрузил работой — значит так и надо. Тем более что жаловаться на столь вовремя выдавшийся отдых было бы просто глупо.

Поэтому я решил последовать давней армейской традиции: выдалось свободное время — ешь и спи впрок. Никогда не знаешь, когда тебе пригодятся все силы. А учитывая текущие обстоятельства — лишними они точно не будут.