Точка Лагранжа

— И вы за всем этим наблюдали? — спросил отец. В голосе его я угадал явное раздражение — то ли лысым докладчиком, то ли самим фактом происшествия.

— Да, согласно условиям учений. — подтвердил психолог. — Мы были готовы среагировать в любой момент, но сочли, что следует дать участникам довести дело до конца. Что до царапин…. — он поглядел на отца поверх оправы очков, то о них мы узнали только потом, когда стало ясно, что придётся всё-таки вмешаться.

— Из-за Штарёвой? — осведомился сидящий в углу, на кресле Евгений Петрович. Я покосился на нашего персонального И.О.О. — он, как всегда, доброжелательно улыбался, только пальцы нервно тискали тонкую пластиковую папку. Любопытно, что у него там… на этот раз?

— Это было решение главного врача «Астры». — психолог обозначил лёгкий поклон в сторону сидящей напротив его брюнетке лет тридцати, в таком же «фирменном» халате. на женщину, сидящую напротив него. — Может, лучше вы, Татьяна Викторовна?..

— Разумеется. — врачиха кивнула. — Я до последнего тянула с решением, но когда мне стало ясно, что девочка впала в тяжелейшую истерику и сама с трудом сможет выйти из этого состояния, я приняла решение о прекращении учений и эвакуации Штарёвой.

— Только её? — уточнил из своего кресла И.О.О. Папку он раскрыл и держал на коленях.

— Сначала — только её. — ответил за женщину докладчик. — Однако, для этого на борт «Астры» пришлось подняться двоим… мнэ-э-э… нашим сотрудникам…

Скажите уж проще — санитарам. Сказал И.О.О. — Надеюсь, обошлось без смирительной рубашки и уколов?

— Не понимаю вашей иронии. — сухо ответил психолог. — Да, Штарёва оказала сопротивление, и пришлось её… мнэ-э-э… обездвижить при помощи подручных средств.

— Зафиксировали кисти рук полотенцем. — вставила врачиха. — Связали, проще говоря.

— Так и было. — подтвердил лысый психолог.

Я живо представил, как двое здоровенных санитаров с волосатыми, толщиной в ляжку нормального человека, крутят красавицу Владу а та визжит и полосует их наманикюренными ноготками по физиономиям. Любопытно, а в невесомости они бы с ней справились?

— К сожалению, Марк Лерой к тому моменту совершенно перестал понимать, что происходит, и вместо того, чтобы помочь нашим сотрудникам справиться со Штарёвой, наоборот, попытался её отбить. — снова заговорила врачиха. — Ситуация, таким образом, окончательно вышла из-под контроля, а когда санитары всё же сумели урезонить обоих подростков — один из них сгоряча проговорился о сегодняшней аварии на орбите, в которой серьёзно пострадал Дмитрий Ветров, куратор группы.

— …к сожалению, всё происходящее в кают-компании могли слышать по внутренней трансляции остальные члены группы. — заговорил лысый. — В таких условиях нам пришлось принять непростое решение о приостановке эксперимента. Сейчас с каждым из них работают психологи.

— Ясно. — И.О.О. захлопнул папку и встал Я тоже вскочил со своего стула. — Итак, вынужден с прискорбием констатировать, что эксперимент, по сути, сорван. Позже, Игорь, Леонидович, всё позже…. — он поднял ладонь в предостерегающем жесте. — завтра с утра проведём детальный разбор, там и выскажетесь…

Лысый психолог, явно собравшийся возразить, захлопнул рот и сел. Физиономия его выражала явное несогласие с начальством.

— А что Штарёва? — спросил отец.

— Спит после ударной дозы успокоительных. — отозвалась Татьяна Викторовна. Ещё предстоит разобраться, чем вызвана столь бурная её реакция — насколько нам известно, её отношения с Лидой Травкиной были в последнее время, мягко говоря, натянутыми.

«Да из-за кота они ссорились! — чуть не крикнул я. — Обе, и наша «Юлька Сорокина», и Влада, оказались заядлыми кошатницами, и всячески старались удерживать мистера Томаса возле себя. На что кот реагировал с редкой невозмутимостью, предпочитая получать порции обнимашек и вкусностей от обеих. Стоп, а может, Влада вовсе не из-за Лиды устроила истерику, а из-за мистера Томаса? А что, с неё станется…

Но, разумеется, я оставил это озарение при себе. Сами разберутся, вон, какие все тут учёные, в очках…

Видимо, И.О.О. заметил моё колебание.

— У вас есть что добавить, юноша?

Я отрицательно мотнул головой.

Тогда все свободны. А вас… — он посмотрел на меня долгим взглядом. — А вас, Монахов, я попросил бы задержаться. Буквально на минутку, я хотел бы вам кое-что сказать… тет-а-тет. Простите, Геннадий Борисович… а вы, юноша, присаживайтесь.

— Ничего-ничего, я в коридоре подожду… — отец кивнул и вышел, оставив меня на растерзание. Я сел.

..Ну, папочка, я тебе это ещё припомню…

— Могу вас поздравить, Алексей. — И.О.О. смотрел на меня как энтомолог на редкий экземпляр жужелицы или медведки, ещё не насаженный на булавку. — Вы один создаёте отделу психологии нашего Проекта больше проблем, чем все остальные, вместе взятые. Как вам это удаётся?

— Ну... — я пожал плечами. — А в чём, собственно, проблемы? Вроде, у нас в «ботаническом саду» никаких конфликтов не было, всё тихо-мирно…

— Конфликты что, конфликты — это ерунда. Нашим психологам только дай поразбираться в чужих ссорах, покопаться в нижнем белье да повытаскивать скелеты из шкафов — уж извините, что так нелицеприятно высказываюсь, наболело, право же…. Но с вами, Алексей, беда другая: мои… хм… коллеги попросту ничего не понимают. Смотрите, что пишут…

Он порылся в давешней папочке и извлёк несколько скрепленных вместе листков.

— Вот, это место: «…после тщательного анализа поведения объекта… каждому из вас присвоен псевдоним, это для удобства, — сделан вывод, что такое поведение нехарактерно для пятнадцатилетнего подростка, а, скорее, для немолодого мужчины, возрастом от пятидесяти пяти до шестидесяти лет. На это указывает манера речи, построение фраз, а так же то, как он принимает решения.

Листки вернулись обратно в папку.

— Тут ещё много чего написано интересного. Не желаете, юноша, как-то прокомментировать? И имейте в виду, это мнение не только психологов. Ваш бывший вожатый, Дмитрий Ветров, дай бог ему здоровья, подтверждает эти выводы.

Удержаться я не мог.

— Вы что, верите в бога? — не удержался я.

— Оставим в покое мои суеверия. Ветров утверждает, что вы и в Артеке вели себя не по годам уверенно и рассудительно. Вот, пожалуйста…

Он перебрал листки.

— «Порой мне казалось, что этот парень старше меня, причём как минимум, раза в два». Что, с учётом его возраста, как раз и даёт интервал, указанный нашими психологами — пятьдесят — шестьдесят лет. Что вы на это скажете?

— А как с тем, что меня в итоге выставили из финала конкурса фантпроектов? Вылазка в Пушкинский грот — не слишком взрослый поступок, не находите?

Он покачал головой.

— Я тоже так сказал.

— И что вам ответили?

— Что вы, Алексей, сочли возможность заработать дополнительный авторитет в глазах своих друзей достаточным основанием для риска.

— А отец… он в курсе?

— Мы решили пока не тревожить Геннадия Борисовича. У него и без того забот хватает, особенно после недавнего прискорбного происшествия.

Я кивнул. Что верно, то верно: случившаяся с Димой беда наверняка добавит отцу седых волос…

— Так я жду… — напомнил И.О.О., когда пауза затянулась. — Что скажете?

— Хм… версия, что я пришелец с другой планеты, вселившийся в тело настоящего Алёши Монахова, подойдёт?

— А если без шутовства? — он поморщился, словно откусил лимон.

— Каков вопрос, таков ответ, уж извините. Спросите что-нибудь повразумительнее, тогда и будет без шутовства.

…вот бы удивился наш загадочный И.О.О., знай он, что я ответил всерьёз… ну, почти.

А может, он как раз знает?..

— Вы сейчас подтверждаете то, что здесь написано. — Евгений Петрович постучал согнутым пальцам по листкам. — И, похоже, не понимаете, чем это угрожает лично вам.

Я демонстративно вздёрнул бровь.

— А чем мне это может угрожать? Я что, провинился? Если да — то, может, объясните, в чём именно?

— Ещё как провинились, юноша. Окончательное заключение об участии в космической программе дают именно психологи Проекта. А они очень не любят того, чего не могут понять.

— Я хмыкнул.

— То есть, ваши коллеги дадут мне от ворот поворот только потому, что не могут разобраться в моём поведении?

— Если коротко, без экивоков — то именно так.

Я снова хмыкнул, на этот раз озадачено. Шутить-то можно сколько угодно, но И.О.О. похоже, говорит серьёзно…

— Может, это и ошибка… — я заговорил, тщательно выбирая слова, — но мы, я сам и мои друзья, полагали, что решение принимаете как раз вы, и никто другой. Мы были неправы?

— Лесть — не самый лучший метод в серьёзном разговоре, Алексей. — наставительно произнёс мой собеседник. — Хотя — в чём-то вы пожалуй, правы. Принимать окончательное решение о вашем участии в проекте буду именно я.

— И?..

И.О.О. встал. Я торопливо поднялся вслед за ним.

— Вам, несомненно, известно, что такое «точка Лагранжа». — заговорил он. — Однако, я позволю себе напомнить: это такая точка в системе из двух тех, которая остаётся неподвижной относительно обоих. Такой точкой в определённом смысле, являетесь и вы, Алексей — причём двумя этими тяготеющими телами являются наш Проект во всей своей полноте, а второй — группа ваших друзей, и артековские, и здешние, московские. Кстати, и масштаб подходящий — если сравнивать, скажем, массы Солнца и нашей маленькой планеты…

Он замолк. Я тоже молчал — скорее, от неожиданности.

— Так вот, вы уже скоро год, как упорно держитесь на периферии этой системы — но в отличие от реальной «третьей точки Лагранжа» вы, в свою очередь оказываете влияние на её составные части.

Он снова сделал паузу.

— Я наблюдаю за вами всё это время и, признаться, так ничего и не понял — хотя не скрою, вы интересны мне до чрезвычайности. Но, в отличие от наших психологов перестраховываться не собираюсь.

И подал мне руку. Я протянул свою в ответ. Ладонь И.О.О. оказалась сухой и неожиданно горячей, словно у него была температура. Но жар этот удивительным образом не производил болезненного впечатления.

— Вы допущены. Шут с вами, готовьтесь, летите, вместе со своими друзьями и собакой, раз уж ни они, ни вы друг без друга не можете обойтись. Покоряйте пространство хоть до самой Альфы Кассиопеи… если сумеете. Но учтите, я буду за вами следить очень, очень внимательно!

…Вот тебе раз! Насчёт Альфы Кассиопеи — это что, оговорка? Если да, то, как говорили в иные времена, «по Фрейду» Интересно, а он догадывается, как мы его называем между собой? Готов спорить — не просто догадывается, а знает наверняка…

«…Это что же, выходит, кирдык, спалился? — гадал я, спускаясь вслед за отцом по лестнице в холл. — Да, вот так и сыплются попаданцы — на мелких, но постепенно накапливающихся несоответствиях в поведении…» А если серьёзно — то больше всего, я сейчас жалел о том, что мне в здешних магазинах не отпустят даже пива. Хотя пиво не поможет, тут нужны более крепкие субстанции — лучше всего, конечно, коньяк. А где его взять, когда в глазах любого работника торговли тебе всего-то пятнадцать лет от роду?..