Война и Мир

— Сожалею, что выразился недостаточно ясно. Я лишь хотел сказать, что помолвлен. Скоро моя свадьба. Если ты согласна быть моим другом на таких основаниях, без чего-то большего, то я с радостью пойду тебе навстречу.

— Значит, просто друзья… — Крицкая побледнела и покачнулась, вцепившись рукой в спинку дивана. Глаза ее расширились, ноздри затрепетали, а в голосе зазвучала печаль. — Так много и так ничтожно мало! Ты помолвлен! И кто она?

— Сейчас незачем об этом говорить. Скоро и так все узнаешь.

— Пусть так… Все оказалось тщетно…

— Ничего не бывает тщетно, все имеет смысл, только иной раз надо немного потерпеть, чтобы его увидеть.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — просто ответил я. — Поверь, я не хочу тебя уязвлять или делать больно. Твоя жизнь не стояла на месте, тоже можно сказать и обо мне.

— Ты изменился и все равно остался тем же, кого я когда-то полюбила, — на это я ничего не ответил, лишь стоял и смотрел ей прямо в глаза. В моей позе не было вызова или желания показать себя, я просто был самим собой. Я не хотел ничего доказывать или выяснять отношения. — Ты хороший и честный человек, — она первая отвела взгляд в сторону. — И все же я рада, что мы встретились и поговорили, мне это было необходимо. Прощай, — гордо выпрямив спину и подняв подбородок княгиня Крицкая направилась к выходу.

— Постой, — я задержал ее. На самом деле, Катя решилась на весьма смелый для современной женщины поступок, самостоятельно отправившись на мои поиски в другую страну. Похоже, ей действительно требовалось поговорить. Конечно, она рассчитывала на большое! И пусть я не обязан давать ей то, зачем она приехала, но мог и должен оказать посильную помощь даме, оказавшейся в подобном положении. — Где ты остановилась? Что теперь будешь делать?

— Я остановилась в Бухаресте, в гостинице «Гераси». На вокзале меня ожидает компаньонка, мы возьмем билет на поезд и вернемся в Бухарест.

— В таком случае я провожу тебя. Чем я могу тебе помочь? Есть какие-то трудности?

— Нет, спасибо, ничего не надо.

Мы вышли из гостиницы и неторопливой походкой отправились на вокзал. Журжево был совсем маленьким городком, где все здания находились в шаговой доступности, так что не было никакого смысла брать извозчика.

Шли молча, никому не хотелось говорить. Я не видел за собой вины, но и особой радости не чувствовал. Встреча оставила на душе двоякий осадок.

На вокзале Катя познакомила меня со своей компаньонкой и подругой, девушкой по фамилии Болдырева, происходившая из дворянской семьи. С ними находилась и служанка.

Полтора часа мы провели в сквере, ожидая, когда подадут поезд до Бухареста. Я проводил дам до вагона, поцеловал на прощание княжне руку и возвратился в свой номер, обдумывая минувшую встречу.

День выдался непростым, в чем-то даже напряженным. И все же под вечер я решил, что данная беседа оказалась нужной. Наконец-то мы с Крицкой полностью развязали связывающий нас узел, наконец-то прояснили все нюансы.

Засыпая, я невольно сравнивал Софью и Катю. Обе были разными, но в тоже время чем-то похожими, интересными, необычными, со своими мечтами и желаниями. Ситуация сложилась так, как сложилась и я считал, что все сделал правильно. И все же, нет-нет, а проскальзывала мысль, что жизнь моя могла сложиться иначе.

Ночью мне что-то снилось, что-то, связанное сразу с двумя девушками, но сна я не запомнил, а утром, сделав гимнастику и позавтракав с Шуваловым и Фальком, окончательно решил больше обо всем этом не думать, не переживать и вообще, выкинуть любовную лирику из головы. У меня есть Софья Шувалова, есть ее согласие, а большего и не требуется.

Сев на пароход и разместив гусар, мы поплыли в Никополь, достигнув крепости через шесть часов. Там уже находилась внушительная делегация во главе с императором, Главнокомандующим, цесаревичем и его братом.

Николай Романов выслушал мой рапорт кратко, поздравил с помолвкой, но было видно, что предстоящий мирный конгресс занимает все его внимание и отвлекаться он не хочет.

В Никополе стояла целая флотилия пароходов с тремя нашими канонерскими лодками для охраны. В Вену готовилась отправиться видная группа лиц, включающая не только Романовых, но и военного министра Милютина, а также свыше двадцати генералов, не считая сотню полковников, подполковником и прочих офицеров. При этом никто не учитывал находившихся с нами дипломатов или тех, кто вместе с министром иностранных дел Игнатьевым уже давно уехали в Австро-Венгрию.

Николай Романов, как шеф Бессмертных гусар, пожелал, чтобы любимый полк сопровождал его в Вену. Полный полк, учитывая коней и нестроевых чинов, отправить по Дунаю было бы затруднительно, так что ограничились двумя эскадронами во главе с Седовым. С ним находились Некрасов, Громбчевский и мой брат Дмитрий, нашедший с гусарами общий язык и проводивший много времени в их компании. То уважение и смею надеяться, любовь, которую они питали ко мне, как-то незаметно перешла и на Митю. А еще там был американец Януарий Мак-Гахан, которого я также был рад видеть.

Кроме гусар Смерти нас охраняли бравые молодцы лейб-гвардии Преображенского полка под командованием генерал-майора князя Оболенского.

Место для меня нашлось на пароходе Романовых «Звезда», я вновь вошел в свиту цесаревича, а вот гусар разместили на нашем военном трофее «Хилал», который переименовали и ныне он носил имя «Россия». Подобное я посчитал хорошим знаком.

В полдень 7 октября, отслужив молебен, под звуки военного оркестра, наша внушительная флотилия отправилась вверх по Дунаю. Дабы сократить время нахождения в пути, плыть предполагалось до Будапешта, а оставшуюся часть дороги проделать на поезде.