Русская война 1854. Книга вторая

Глава 3

Вокруг стоны, лязг брони, грохот сапог и тяжелое дыхание. Мои люди, которые доверили мне свои жизни… Я в итоге принял решение и уже был готов командовать отход, когда возле моря взлетела очередная осветительная ракета Конгрива. И в ее отблесках я увидел медленно снижающегося «Карпа». Крылья перебиты, из самого шара через десятки пробитых дыр вырывается воздух — но он не падал. Скользил вниз, а замерший на дугах пилот лежал без движения. Ранен, оглушен, убит?

— Прокопьев! — рявкнул я мичману. — Передавай через птичку Алферову, чтобы выдвигался к нам!

По плану… По старому плану: как раньше мы прикрывали возможный отход ракетчиков, так теперь и они должны были сидеть на краю кладбища, готовясь встретить наших вероятных преследователей. Теперь не встретят, мне понадобятся все оставшиеся ракеты в новой атаке.

— Что будем делать? — Игнатьев подошел ко мне и задал этот вопрос шепотом, чтобы не услышали остальные. — Я ведь считал выстрелы с берега. Там по силе залпа около двух рот собралось, и они готовы к бою. Нас в два раза меньше…

Костры подожженных пороховых складов еще горели, разгоняя по окрестностям причудливые тени и иногда пугая взрывами еще не разорвавшихся снарядов.

— Сколько мы потеряли? — в ответ спросил я.

— Четверых безвозвратно. Одного пулей в лицо, трех — штыками. Еще полтора десятка легких.

— Гранаты в первом бою не тратили?

— Все как на тренировках. Чтобы не влететь в свое же пламя, придержали.

— Значит, по одной гранате у нас есть. И десять ракет… — я прикидывал силы.

— Восемь, господин штабс-капитан, — доложил подошедший на позицию мичман Алферов. — До последнего склада достали не с первого раза. Пришлось тратить дополнительные выстрелы.

Восемь ракет, восемьдесят одна граната… Я думал, ждет ли враг от нас нового натиска? Будет ли готов и к чему именно? Удара в лоб может не хватить, и, если французы выдержат первый удар, тогда все. Нам будет даже не оторваться.

— Прокопьев, сигналь на базу. Мне нужно знать, когда пилоты смогут снова взлететь, — я выдохнул. — И передай, что Степан знает, что делать. Он давно этого хотел.

— Говорят, к вылету готовы. На позиции будут через десять минут, — голос Прокопьева дрогнул, когда он обменялся сообщениями через Митьку.

— Тогда через пять минут выступаем, — решил я.

— План? — сглотнул Алферов.

— Идем в лоб, — я словно чувствовал сопротивление. Людей, себя самого, чего-то еще неведомого и невидимого… — Штурмовики первыми. Гранаты кидаем в стороны, чтобы нас не смяли с боков. Путь перед собой расчищаем штыками, надо пробиться на вершину холма и занять его укрепления. Ракеты используем по крупным скоплениям врага. По артиллерии — только если ее успеют повернуть в нашу сторону.

Кажется, в это время было не принято объяснять свои планы. Да так в любое время! Командиры приказывают, солдаты исполняют, надеясь, что, если каждый сделает то, что должен, это приведет к победе. У нас же было еще несколько минут, и не тратить же их на то, чтобы изводить себя мыслями о смерти. Так что я стоял и рассказывал, как мы действуем, что должны сделать пилоты Степана, чего мы ждем и куда прорываемся дальше.

— Время, — доложил следящий за часами Прокопьев.

— Выступаем, — кивнул я.

— Ваше благородие, — придержал меня Игнатьев. — Я знаю, вы считаете, что к позициям нужно подбираться скрытно, не вставая под пули, но… Если пойдем врассыпную, даже с ракетами и гранатами нужной силы удара не будет. Не прорвемся.

— Что ты предлагаешь? — спросил я, уже зная ответ.

— Пойдем колонной. Владимирцы встанут в первых рядах, чтобы задать темп, матросы сзади, чтобы навалиться, когда врежемся во врага.

Мне очень много чего хотелось сейчас сказать. Про потери, про идущие на пули плотные ряды… Но в то же время ефрейтор, который провел в таких боях больше десяти лет, точно разбирался в этом лучше меня. Готов я принять его совет?

— Идем колонной, — от сжатых челюстей по шее, а потом и по спине пробежала волна дрожи. Страшно, но, раз решил, надо делать. — Я с вами.

— Мы знаем, ваше благородие, — Игнатьев лишь усмехнулся.

Посыпались команды, солдаты сбивали ряды, я даже сквозь еще гремящие взрывы слышал, как хрустят пальцы, сжимающие винтовки. Вперед… Тени скрывали нас какое-то время, но вот начали раздаваться выстрелы, замелькали фигуры на холме возле орудий. А страха не было. Здесь и сейчас в моей крови было столько адреналина, что он сжигал любые лишние эмоции.

— Мичман Прокопьев, давайте наудачу одну ракету по передним позициям, чтобы береглись! Как вы можете! — крикнул я.

Сзади долетело взволнованное «есть». Я слышал топот шагов, скрежет разворачиваемой треноги с направляющими, треск… Ракета, запущенная удачливым мичманом, пролетела прямо над нами и врезалась точно в баррикаду перед позициями французов. Несколько долгих секунд, пока догорела трубка замедлителя, и взрыв. Во все стороны ударила картечь, и бодрый голос с той стороны, строящий наших врагов, неожиданно затих.

— Молодец Прокопьев! — так же во весь голос крикнул я. — Как надо попал, вражеский офицер даже голоса лишился от удивления! Или еще какой штуки, без которой порядочному мужчине жизни нет!

Раздались смешки, и мы чуть ускорились. Именно чуть: если кто побежит, то потеряем строй. Французы же, несмотря на потерю офицера, собрались — над укрытиями появилась линия вражеских бойцов, вскинувших винтовки, выстрел… Я успел подумать, что колонна еще тем хороша, что сужает фронт атаки, а потом рядом начали падать солдаты. Мои солдаты. Очень хотелось верить, что их просто сбило с ног. Что кирасы защитили!

— Ура! — заорал ефрейтор Игнатьев.

— Ура! — заорал я вслед за ним.

— Ура!!! — заорали все остальные.

Мы кричали, но не бежали, все так же печатая шаг, освещенные отблесками затухающих пожаров. Французы споро заряжались, скоро будет еще один залп, но мы уже подошли достаточно близко. Темнота, паника, удачный залп мичмана Прокопьева — все сыграло свою роль. И, едва оказавшись на дистанции броска, штурмовики передней линии тут же закинули вперед абордажные гранаты. Стеклянные колбы разлетелись от ударов, пламя выплеснулось на укрепления, на людей, не столько убивая кого-то, сколько добавляя паники. И света! Свет у них, тень — у нас, мы словно на несколько мгновений выпали из поля зрения.

А потом вернулись. Владимирцы опять обогнали меня в последний момент, нанося первый удар. Солдаты в синих мундирах и красных штанах попытались встретить нас, и, возможно бы, у них получилось. Но им просто не хватило глубины строя. Я давил, меня давили вперед — мы просто снесли всех на своем пути. Раскидали во все стороны остатки гранат. Ракетчики посекли картечью одну крепкую группу с арабскими рожами — наверно, зуавы — собравшуюся ударить нам наперерез. Они не успели, как когда-то части Минского полка на левом фланге при Альме. А мы успели, прорвались, захватили холм с его укрытиями и пушками.

— Заряжено, но не успели повернуть и выстрелить! — крикнул мичман Алферов, первым догадавшийся проверить стволы.

— Доворачивайте! Когда синепузые полезут, будьте готовы дать залп, — я отдал приказ и повернулся в сторону моря.

Там уже должны были показаться «Карпы» Степана, но их почему-то не было. Если так пойдет и дальше, как бы нас не зажали. А французы тем временем начали собираться, окружая холм. После пристрелочного залпа из пушек они не спешили. Часть их построились на расстоянии около четырехсот метров и начали повзводно поливать свинцом наши позиции. Все мимо, как и должно быть на такой дистанции, да еще и в сумерках. Но ходить прямо уже не получалось.

— Нашли сбитый шар, — доложил мичман Алферов. — Это «рыбка» Золотова. Мичман из последнего набора. Активный, талантливый, и так глупо попался.

— А сам Золотов? — спросил я и невольно нахмурился.

— Его нигде нет. Похоже, сразу увели в сторону.

— Понятно, — я нахмурился еще больше. — Шар сжечь и всем собираться на обратной стороне позиции. Если через пять минут никто не появится, будем прорываться сами…

— Идут! В смысле летят! — заорал Прокопьев. — Только не с моря, а со стороны бухты!

Я разом все понял. Ветер успел поменяться, повторить прошлый заход уже не получалось, и пилоты вслед за атмосферным фронтом сменили линию захода на атаку.

— Пятисекундная готовность! — заорал я. — Залп! Прорываемся! Наша задача — чтобы французы даже подумать не смогли задрать головы к небу!

Солдаты мгновенно сосредоточились. Еще недавно покачивающиеся штурмовики подобрались для третьего за вечер рывка.

— Ждем! — придержал я их, пока французы не дали еще один залп. — А теперь вперед!

Снова владимирцы двинулись колонной вперед. Через несколько секунд прямо над их головами разрядились пушки, разбивая французскую линию. Не до конца, но вслед за ядрами ударили последние ракеты, а потом… Серыми тенями над освещенным лагерем пронеслись семь «Карпов». По ветру, они еще и ускорители запалили в последний момент — вышло довольно быстро.

Если бы французы ждали этого, то точно бы среагировали. А если бы среагировали, то перестреляли бы пилотов как курей. Вот только они не ждали атаки сверху, а Степан, наконец, получил возможность сделать то, о чем так давно мечтал. Последние остатки зажигательных абордажных гранат висели в специальных мешочках рядом с пилотами. И, выйдя на линию атаки, они щедро раскидали их во все стороны.

Минимум половина гранат ушла мимо. И это неудивительно, потому что мы хоть и обсуждали возможность такой атаки, но никогда не тренировались бросать что-либо, учитывая скорость полета, ветер и прочие неприятности. К счастью, оставшихся шариков оказалось достаточно, чтобы окончательно расстроить ряды французов. Мы снова почти без потерь добрались до них, а потом пробились сквозь окружение.

— Раненых не бросаем! — увидев, как солдат рядом пошатнулся, я успел подставить ему плечо, и дальше мы шагали уже вдвоем.

— Залп нужно дать, ваше благородие! — прохрипел сбивший дыхание Игнатьев.

— Отставить залп! — запретил я.

Видел я такие попытки задержать преследование на Альме. Ноль попаданий, ноль пользы. Лучше мы лишние метры пройдем и встретим врага хотя бы под прикрытием кладбища… К счастью, никого встречать не потребовалось. Вражеский командир не рискнул отдать приказ о преследовании в темноте. В нашу сторону лишь пару раз выстрелили наугад и остались тушить пожары, осматривать заклепанные пушки и разбираться с другими последствиями нашего рейда.

А мы уже спокойно дошли до нашей половины Карантинной бухты, где нас дожидался отряд Ильинского, готовясь в случае чего прикрывать.

— Помогите с ранеными, — поприветствовал я капитан-лейтенанта, а потом почувствовал, что и сам теряю сознание.

С чего бы это? Попробовал постучать себя по щекам, чтобы очнуться, но руки двигались так медленно. А потом я увидел на пальцах кровь и уже окончательно отключился.