Комсомолец 2

Глава 26

Я хорошо запомнил ту новогоднюю фотографию, где Комсомолец стоял в своей дурацкой будёновке на фоне ёлки рядом со Светой Пимочкиной, Пашей Могильным, Славой Авериным и Надей Бобровой. Процентов на девяносто был уверен, что фотографировались тогда студенты не в общежитии горного института. Потому что помнил: видел на новогоднем фото не только людей и ёлку, но и вполне приличную по нынешним временам мебель — не убогие общажные кровати и шкафы. Фон, что был за спинами студентов, сохранился в моей памяти лишь в виде отдельных образов: светлые стены, стеклянные дверцы шкафов, посуда, полки с книгами, пузатая ваза и… большеглазая тряпичная кукла.

Не спрашивал у Людмилы Сергеевны Гомоновой, где именно её сестра встречала ставший для неё последним Новый год. Потому что не предполагал, что подобное знание мне пригодится. Но даже теперь почти не сомневался: сделали фото не в комнате общежития (уж точно, фотографировались студенты не в нашей комнате и не у девчонок, где мы отмечали день рождения Ольги Фролович). Тем удивительней было слышать слова Пашки Могильного о том, что мы будем накрывать новогодний стол в первом корпусе. Отметил, что в нынешней реальности события пошли не по прежнему пути, где Комсомолец в будёновке фотографировался на фоне наряженной ёлки.

Планировать новогодний стол мы начали только в воскресенье двадцать восьмого декабря. Зареченские аборигены на выходных съездили домой, оклемались там от ужасов зачётной недели (из всех первокурсников горного института я единственный, кто не мандражировал перед сессией — только злился на Феликса). Об экзаменах старались пока не думать (они будут аж в следующем году!). А вот о предстоящем празднике вспомнили. Делегация девчонок явилась к нам в комнату (пришли не только Света и Оля — впервые нас посетила Надя Боброва), где мы посовещались и решили: первое отдельное от родителей празднование Нового года — важное событие. Решили отметить его с размахом (сброситься по пять рублей!).

При нынешних ценах на спиртное пять рублей «с носа» не показались мне «размахом». Если только парни не собирались пить дешёвый портвейн или закусывать «Столичную» хлебом и килькой. Но я своё мнение приберёг: придерживался образа бедного советского студента. Лишь ненавязчиво подкорректировал меню праздничного стола, привязал его к Пашкиным обещаниям. Могильный прихвастнул, что достанет прибалтийские шпроты; знает, где на рынке продаются «нормальные», а не синюшные курицы; пообещал раздобыть для праздничного стола хорошие шоколадные конфеты и мандарины; купить консервированный горошек для салата «Столичный». Пашкин выбор салата поддержали все — единогласно.

Я сообразил, когда подсчитывали стоимость продуктов, почему салат «Оливье» (или его аналог — «Столичный») советские граждане сейчас считали «особенным» салатом, едва ли не блюдом богачей. Всё дело оказалось в том, что его ингредиенты приходилось покупать, а не брать из погреба или с огорода, как для того же винегрета. В Зареченске «свойские» продукты были у многих (особенно — у тех, кто проживал в «частном секторе»). Покупки продуктов для салата в магазине горожане считали неоправданными расходами (консервированный горошек, яйца, майонез, курица или колбаса — на всё приходилось тратить деньги: на зареченских грядках эти продукты не росли), старались избегать подобных трат.

Общими силами мы распределили обязанности при подготовке к празднику. Пашу Могильного единогласно назначили ответственным за «добычу» дефицитов, к которым перед Новым годом относились не только шпроты и шоколадные конфеты «Белочка», но и банки с зелёным горошком (мандарины так и вовсе можно было раздобыть только на рынке, но Паша заверил: «знает места» — купит их «дешевле и не хуже»). Славке Аверину перепала «охота на птицу» — Паша описал ему, где на городском рынке можно приобрести хорошую курицу: именно запечённую в духовке курицу мы решили сделать главным блюдом стола. Девчонкам досталась «готовка». Меня же с подачи Пимочкиной сделали их помощником — товарищем «принеси-подай».