Завет

– Совсем сбрендил, родной? – спросила Альма. – Или опять чужие бабы покоя не дают? Смирно, солдат!

Скарт послушно замер на месте, и Мартин выхватил у него фотографию.

– Я подам на твою подружку в суд за то, что у меня встал, – заявил дроу.

– Приложи к косяку и долбани пару раз дверью, – предложил Мартин. – Сразу полегчает.

– Да ты крут, скоро перестанешь быть салагой.

Закончив с почтой, Скарт заскучал и пристал к Люпо:

– Откуда у тебя столько корреспонденции?

– Если поездишь с гуманитарными миссиями ООН, то тебе не меньше присылать будут.

– Я пас.

– Ты подумай, дело верное.

– Не выношу вида всяких оборванцев. А зачем на гуманитарных миссиях оборотень?

– Чтобы ни у кого не возникло желания растащить груз, – ответила Люпо, сверкнув глазами. – Ты не поверишь, как вид разорванных на части трупов влияет на решимость мародёров.

Скарт задумчиво почесал затылок, открыл холодильник и покопался в его морозном нутре.

– Ты чё там забыл, Грязный? – спросил Девятка.

– Беру пиво. Мы ж закончили, дело раскрыто. Квантрейн прижмёт Кадара, он во всём сознается, чтобы прикрыть свою жопу…

– Поставь на место, тряпка, священная неделя детокса ещё не окончена. Забыл, что ли?

Скарт поворчал, но оставил банку в покое.

– Это какое дело ты раскрыл? – поинтересовался Виктор, продолжая читать.

– Так Кадар же…

– Веселье продолжается, сержант Райх. Мы ещё не узнали, кто стоит за всем этим. Кадар лишь часть головоломки, которую только предстоит собрать.

Он замер на мгновение, прислушиваясь.

– Слышишь колокол, Девятка?

– Какой ещё колокол? Это какая-то атональная[1] хрень. Опять телек сломался, наверное.

– Нет, это колокол. И он звонит по тебе. Так что жри поменьше, а то загнёшься раньше времени.

Девятка рассмеялся.

– Что мы говорим в таких случаях, Грязный?

– Не сегодня.

– Понял, Вик? Завтра и поговорим об этом.

Прежде чем ответить, Виктор долго смотрела в окно.

– Завтра всегда наступает слишком поздно.

– Так и загрустить можно, – сказал Девятка. – Надо поднять настроение. Чья сегодня очередь исполнять «Мрачное воскресенье»?

– Пусть Грязный играет, – ответил Сицеро.

– В прошлый раз мне пришлось струны на гитаре перетягивать, так что не отмазывайся.

– Слабак. Давай сюда гитару, а то так и будешь отмораживаться.

Взяв инструмент, Сицеро принялся проверять строй.

– После войны эта песня постоянно звучала на Химмель-Штрассе, – сказал Скарт, ударившись в ностальгию. – Были ж времена…

Внезапно Виктор смял письмо и направился в свой кабинет. Каин дёрнулся было за ним, но дорогу ему преградила Альма.

– Отойди.

– Пошли поговорим снаружи.

Когда они вышли из казармы, Альма сказала:

– Я так поняла, Виктор ничего тебе не объяснил.

– Насчёт чего?

– Насчёт брата.

– В подробности он не вдавался.

– Это Виктор убил его. Случайно, разумеется – они оказались по разные стороны фронта. С тех пор он практически не контактирует с семьёй, предпочитая добровольное изгнание.

Каин развернулся.

– Стой!

Слова не могли остановить его. Но знакомому звуку извлекаемого из кобуры пистолета это вполне удалось. Он развернулся, доставая оружие.

Некоторое время они стояли, целясь друг в друга.

– Знаешь, в чём наша проблема? – наконец спросил Каин.

– Нет, – ответила Альма. – Расскажи.

– Даже на союзников нам приходится смотреть поверх стволов.

– Мы всегда будем мишенями друг для друга.

– Только если ничего не изменим.

Альма опустила пистолет.

– Иди, раз решил.

Каин почти бегом миновал казарму и вломился в кабинет. Виктор сидел у стены, положив руки на колени. В одной он держал бутылку, во второй – пистолет.

– Значит, Альма всё-таки рассказала, – заключил он

– Да.

– Ну, теперь ты знаешь немного больше. Ценность информации сомнительна, но факт есть факт.

Каин протянул ему руку.

– Вставай, брат, у нас осталось одно незаконченное дело.

Виктор убрал пистолет в кобуру и встал.

– А если не готов к сложностям, то сдавай ствол, жетоны и катись обратно в Валахию, – продолжил Каин.

– Из тебя выйдет толк, – сказал Виктор.

– У меня были хорошие учителя.

Дверь распахнулась, на пороге возникла Регина.

– Смотрю, празднование в самом разгаре. Плесни и мне, если есть чистая кружка.

– Твоё появление всегда как праздник, Регина.

Получив желаемое, она расположилась на диване, сдвинув в сторону бронежилет.

– Теперь «Дельта» переведена в мою команду на постоянной основе, – сообщила Регина, покачивая ногой. – Так что вам, придуркам, наконец-то положено нормальное денежное довольствие.

– А хорошие новости есть?

– Разумеется. Расследованию присвоен особый статус, а мои полномочия расширены в соответствии с ним. Теперь у операции даже название есть.

– И какое же?

– «Печать Господа».

– Инквизиция никогда не умела придумывать нормальные названия.

– Если возникнет нужда в более благозвучных наименованиях, то я посоветую шефу нанять тебя, – Регина поболтала кружку и заглянула в неё. – Да, ещё один вопрос. Кому-нибудь из вас доводилось работать под прикрытием?

– Ты, наверное, шутишь…

– Нисколько. Обезьянка уже прыгнула в воду, Виктор.

– Чего? Никогда не слышал такое выражение.

– Как был провинциалом, так и остался. Это означает, что настал момент истины.

До них доносилась тихая музыка и звуки песни:

В последнее воскресенье, моя дорогая,

Приезжай ко мне

Будет священник, гроб, труп и траур,

После нас будет ждать последнее пристанище и цветы

Дорога на тот свет стелется под цветущими деревьями

Я вновь открою глаза, чтобы увидеть тебя снова,

Не бойся моих глаз,

Я буду благословлять тебя даже после смерти…

[1] Атональность – принцип звуковысотной организации, выражающийся в отказе (иногда демонстративном) композитора от логики гармонической тональности.