Крымская война. Попутчики

Над головой протарахтел гидроплан. Развернулся над пляжем и пошел на посадку, точно вдоль линии прибоя. На берегу забегали, трое солдат и моторист в кожаной куртке кинулись к шлюпке.

- Ну, положим, разведка-то была. - хмыкнул Сергей. - Аж целый французский пароходофрегат! Ему в апреле здорово досталось под Одессой, да и при Альме должен был отличиться. Ан нет, не судьба...

«Вобану» и правда, крепко не повезло. На подходах к Севастополю французы напоролись на «Алмаз», вышедший в море для пробы машин. Крейсер шел в сопровождении «Заветного», «Богатыря» и «Громоносца», и после первого же предупредительного выстрела под форштевень - с убедительной дистанции в пятнадцать кабельтовых! - французы решили не испытывать судьбу и спустили флаг. Теперь трофей занял при эскадре место «Херсонеса», который спешно переделывали в авиатендер.

- Слышал, вы поменяли летнаба, Реймонд Федорыч? - поинтересовался Велесов.

- Да не то, чтобы поменял. На аппарате теперь этот дурацкий ящик, а в кабине, сами знаете, не повернуться. Сидим рядом, отсюда и теснота. Вот и решил найти помощника помельче, пока Кобылин глаз лечит...

Сергей уже видел устройство, изготовленное неутомимым Рубахиным. К борту гидроплана, снаружи, крепился большой фанерный ящик с откидным дном. Наблюдатель в полете должен был наполнять его флешеттами (их укладывали в корзины, связками по двадцать штук, запихивали в кокпит, сколько влезет), а потом, дергая за шнур, вываливал смертоносный груз на цель. Возиться, наполняя «бомбоящик» в тесной кабине, страсть как неудобно, а потому Эссен решился на нестандартный ход - предложил место «бомбардира» юнге, Петьке-Патрику. Мальчишка, попавшийв Качу вместе с алмазовскими матросами, неотлучно крутился возле гидропланов - и вовремя попался на глаза Эссену. С тех пор Патрик дважды поднимался в воздух и довольно метко высыпал флешетты на расставленные в степи мишени. А потом важно покрикивал на хуторских мальчишек, которые за три копейки на человека, допоздна выковыривали из сухой земли железные стрелки.

- Да, золотой парнишка... - согласился Велесов. Он успел познакомиться с юным ирландцем и даже подарил ему зеленый фломастер из «попаданских» запасов.

***

- Вашбродь, господин лейтенант! Тут вас дохтур спрашивают!

Эссен обернулся. У палаток, возле запыленной двуколки маячила долговязая фигура доктора Фибиха.

- А этому-то что здесь надо? - недовольно проворчал Велесов.

Эссен покосился на собеседника. Он знал, что тот недолюбливает эскулапа, но никак не мог понять - за что. Сам Велесов на прямые вопросы не отвечал, кривился и спешил перевести разговор на другую тему.

- Зарин прислал, проверить, что наши матросики пьют-едят. Не дай бог, дизентерия - вот-вот начнутся полеты, войска уже выдвигаются к Евпатории...

Сергей вгляделся. Доктор, хорошо заметный в белом летнем пыльнике, стоял возле «камбузного» шатра и, судя по жестом, препирался с баталером и коком.

- Кто там с ним еще?

Эссен приложил руку козырьком к глазам. И правда - с двуколки слезал еще один гость - мужчина в накидке из бурой шотландки, высоком кепи и длинным свертком под мышкой. Отошел на несколько шагов, что-то сделал со своей ношей, и та разложилась в треногу. Клетчатый гость стал устанавливать на ней большой деревянный ящик.

- Вот ведь, Фибих, маму его нехорошо!...

IV

Одесса. Потемкинская лестница

20-е сентября 1854 г

капитан-лейтенант Игорь Белых,

позывной «Снарк»

- Очень вы нас выручили, Ефросинья Георгиевна!

- Сколько повторять, мон шер: не смейте называть меня так! Ужасно не не люблю свое имя, особенно уменьшительное. "Фрося", - фу... Кухарка какая-нибудь!

А как же мне, в таком случае, называть вас, сударыня?

- Друзья зовут меня «Фро». Мы ведь с вами друзья, не так ли?

- «Фро» - это, должно быть, от английского "frost", мороз. У вас ледяное сердце, сударыня?

- А вы хотите его растопить? - женщина кокетливо глянула на спутника.

Они неторопливо шли вдоль парапета Приморского бульвара. Справа. До горизонта, серебрилось море; по брусчатке тарахтели пролетки, платформы, семенили парочки, пробегали мальчишки-газетчики:

- Последние новости! Французы и англичане высадились в Евпатории! Последние новости! Морское сражение, много кораблей потоплено! Последние новости!

Из своего «гардероба», Белых оставил только высокие шнурованные «коркораны». Шевиотовый сюртук, сорочку и панталоны принес кто-то из родичей дяди Спиро. К удивлению Белых одежда пришлась ему впору; сюртук, чуть более широкий, чем надо, отлично скрывал пистолет в наплечной кобуре.

Его спутница выбрала для прогулки платье персикового цвета, отделанное кружевами. В тон платью - чепец и ажурный зонтик.

- И все же, не знаю, как вас и благодарить!

- Что вы, мон шер, какие пустяки! К тому же, я так вам обязана...

У каплея сердце таяло от этого «мон шер». А каким лукавым взглядом сопровождались эти слова, каким нежным пожатием ручки в кружевной перчатке... Любой автор дамских романов не задумываясь, заявил бы бы, что бравый каплей влюблен, как гимназист.

А иначе - зачем эта прогулка: сначала на элегантной коляске до самого Большого Фонтана, потом, не спеша, пешком вдоль берега? Уж не ради «вербовочной встречи с агентом «Графиня»...

Напротив восьмой станции Большого Фонтана полюбовались на мачты и полузатопленный корпус английского фрегата «Тигр», подожженного ядрами с батареи поручика Абакумова. Ефросинья Георгиевна показала, где грузились на барказы казачки Ореста Кмита и поручика Цигары, дважды ходившие на абордаж. А взятый на фрегате нарядный, в бронзовых обручах глобус, Белых сам видел на столе, в кабинете Строганова.

Встречу эту устроила тоже Фро. После сердечных, но увы, бесполезных бесед с путейцем и артиллерийским подполковником (рад бы, друг мой, да никак не получится - сам в городе только третий день, ни пса не знаю!) - капитан-лейтенант обратился к Казанковой не особо надеясь на успех. А если совсем честно - чтобы иметь повод встретиться с обворожительной дамой, так романтично вырванной из лап османов.

Белых удивлялся себе - до сих пор он не позволял себе отвлекаться во время задания. Да и на кого было ему отвлекаться? На бородатых террористов? На диверсантов украинской безпеки с физиономиями пропившихся бомжей? Или на контрабандистов, по-прежнему промышляющих в Крыму? Ему впервые пришлось контактировать с таким агентом - и эту попытку он с позором провалил.

Хотя - почему же провалил? Совсем даже наоборот: после обращения к Казанковой, дела чудесным образом устроились. Уже через час капитан-лейтенант сидел в приемной генерал-губернатора новороссийского и бессарабского, и выкладывал подробности своего проекта.

К удивлению Белых, граф ни словом не обмолвился об их оружии, амуниции и прочих странностях. Не знал? Но ведь всех свидетелей захвата парохода должны были припустить через мелкое сито допросов, вытащить из них все подробности, включая те, о которых они сами успели позабыть. Похоже, здешние особисты мух не ловят - если тут вообще есть особисты.

Как бы то ни было, графа вполне устроила наскоро состряпанная легенда: служащие некоего дальневосточного ведомства изучать порты хозяйство Новороссийска, Одессы и прочих черноморских городов. Разоблачения Белых не опасался - на Камчатке он бывал и даже прослужил там около года. Что до«специальности» - в подготовку боевых пловцов входило и изучение всех типов портовых сооружений, и детальные сведения по гидрографии. Если придется, они могут поучить местных инженеров.

Но подтверждений не потребовалось. Строганов так же легко проглотил и другую байку: зафрахтованная для перехода в Одессу шхуна якобы попала в шторм и чуть не потонула, причем все бумаги «камчатских портовых служащих» оказались безнадежно испорчены морской водой. Белых поверить не мог в такую доверчивость: как у них тут сейфы с секретными документами по ночам не выносят? Он проделал бы это без пистолетов с глушителями и ПНВ, на одной здоровой наглости.

Эта уверенность дала трещину под самый конец встречи. Строганов внимательно выслушал его предложение, задал несколько вопросов, - все по существу дела, - вызвал адъютанта и надиктовал письма для одесского генерал-губернатора и начальника порта. И, пожимая на прощание руку, сказал: «Желаю вам, сударь мой, чтобы ваши противники были столь же беспечны как и мы, наивные провинциалы!»

С тем и расстались. Белых отправился на Молдаванку, на ходу размышляя, кто, собственно, кого обхитрил.

***

На следующий день Белых встретился с Ефросиньей Георгиевной. Он колесил с ней по Одессе, жал ручку, отпускал комплименты, восхищался видами города и остроумием собеседницы. А под вечер оказался здесь, на верхних ступенях огромной лестницы. Той самой, что станет известна всему миру после фильма Эйзенштейна.

«А может и не станет, - напомнил себе капитан-лейтенант. - В конце концов, мы тут историю меняем, или семечки лузгаем?»

Семечки здесь продавали на каждом углу - тыквенные, арбузные подсолнечные, жареные, соленые и еще бог весть какие. На парадном Николаевском бульваре, в тенечке, подальше от Дюка и потного, скучающего городового, - с полдюжины баб, с корзинками, наполненными сыпучим товаром.

- ...семачки, семачки!..

- ...полушка жменя, жареныя, соленыя, крупны-я-я-а!..

- ..мадам, с горкой сыпьте, с горкой! Не жмитесь, с собой на тот свет все одно не возьмешь...

- ...копейка за три жмени тыквенных? Это больно...

Белых неторопливо, как и полагается приензжему, обошел вокруг памятника. Английского ядра в цоколе не было, вместо него щерился свежими сколами гранит. Чугунную заплатку с символическим шаром поставят, надо думать, не скоро. А может и не поставят вовсе - кто знает, как что будет со здешней историей после их вмешательства?:

***

- Что же вы, Жорж? Невежливо заставлять даму ждать!

Ефросинья Георгиевна стояла на верхней ступени лестницы, и за спиной у нее открывался вид на Практическую гавань. Мачты, реи, путаница такелажа - прямо гриновский Лисс, подумал Белых.

Правда, Фро не слишком похожа на Ассоль. И годами постарше и девичьей наивности не наблюдается. Женщина с прошлым, как раз в его вкусе.

Грандиозная лестница каскадами стекала к гавани. Он не раз бывал в Одессе, и хорошо помнил каштаны, окаймлявшие парапеты, спуск на Приморскую улицу и сплошные крыши пакгаузов за ней. Тут все иначе. Ставший в будущем пологим, склон обрывается серо-желтой известняковой кручей от парапета Николаевского бульвара, так что лестница, - это, по сути, наклонный многоарочный мост. По обе стороны от него пустыри с редкими кустиками, да торчат кое-где разномастные домишки. Привычных чугунных фонарей на площадках нет; подножие лестницы упирается в «Купальный берег» - узкую набережную, за которой высится лес мачт.

Лестница еще не стала «Потемкинской - сейчас ее называют лестницей Николаевского бульвара, Ришельевской, Портовой, Большой, Каменной - кто как. И неизменно шутят, что Воронцов построил лестницу для того, чтобы бронзовый Дюк мог, когда вздумается, прогуляться до моря.

***

- Кстати, сударыня, давно хотел спросить: а зачем вас понесло из Аккермана на «Воронцове»? Война же, моря неспокойны?