Лестница в небо

Честное слово, если б у них разом выросли рога и копыта, я бы меньше был удивлен, чем сейчас. Впрочем, какое там удивлен! Я тихо охреневал! Тихо, потому что слов не находил, а то бы охреневал громко. Вдоволь налюбовавшись моим ошарашенным выражением лица, эти… эти нехорошие люди… начинают ржать.

— Повелся! — от хохота Шаман стукается головой о расположенную сзади стену, — Он точно повелся!

Земеля в ответ кивает, стукнув кулаком о кулак Алексея. Борька прячет лицо в ладонях и просто тихо трясется.

— ВЫ!!!

— Мы, мы!

Облегчение настолько велико, что я тоже начинаю смеяться. Розыгрыш получился шикарный, подловили черти круто. Отпускает нас только через несколько минут, в течение которых мы безуспешно пытаемся успокоиться.

— Посмеялись, и хватит, — Шаман отдышивается, как после забега, давя довольную улыбку.

— Круто вы меня разыграли! Еще и учебник приплели, я ведь поверил!

— Егор! Про учебник мы не шутили! — абсолютно серьезно говорит Олег, заставляя меня вновь зайтись в смехе.

— Не-е-ет! Второй раз не поймаете!

— Егор! Еще раз говорю, мы только насчет выпиливания пошутили, все остальное — чистая правда! На, сам почитай! — Земеля достает из стола книгу и открывает заложенную страницу, где действительно описывается рассказанный случай. По мере чтения желание смеяться у меня пропадает начисто. Пробежав текст по диагонали, откладываю увесистый том — позже изучу внимательно. В свете полученной информации переосмыслить придется многое.

— Все это к чему было: «Фаворит», если он работает на княгиню, опасен! Твое возможное признание, пока Михаил не вырос, его матери не выгодно.

— Да уж… Вы всерьез думаете, что такой сценарий возможен?

— Если смотреть трезво — они сто раз с тех пор пересмотреть устав рода должны были. Только кто ж нам даст его почитать! Но вот дедок-юрист почему-то уверен, что ничего не меняли.

— Устав так просто не пересмотришь, — вмешивается Борис, — Я покопаюсь потом в нужной литературе, чтобы точнее сказать, но там обычно кучу условий требуется выполнить.

— Навроде чего?

— Самое очевидное — разрешение императора. Согласие основных союзников может потребоваться. Хорошо бы узнать, что за профессор с вами разговаривал, может можно частным образом консультацию получить? Тогда и рыться в архивах не понадобится.

— Сомов Аркадий Эммануилович. Вот, визитку мы прихватили, — Алексей вытаскивает из визитницы прямоугольную картонку с данными дедка и через стол отправляет ее к Борису, — Хорошая идея, кстати, с консультацией! Предлагаю так и сделать. А воспоминания потом подправить на всякий случай.

— Не выйдет, — огорчаю я пилота, — Мой потолок — пятнадцать минут, которые просто стираются из памяти.

— Тоже вариант. Но тут тебе самому виднее, как это провернуть.

— Хорошо, подумаю.

— У меня еще тут мысль появилась, — добавляет Олег, — место, где разместились эти фавориты, мы теперь знаем. Как насчет того, чтобы им в ответ самим пару жучков посадить?

— А кто слушать их сутками напролет будет?

— Можно инвалида какого-нибудь нанять. Вон, у майора Окунева, что ты сманил, отец в коляске уже много лет сидит, чем не вариант? И мы в курсе, и человек при деле.

— Если только так.

— А чего нет-то? Мне, почему-то, кажется, что если вы послезавтра на приеме столкнетесь, то много чего интересного всплыть может.

— Ладно, согласен. Только тогда надо быстро это провернуть, у нас, по сути, всего завтрашний день и остается на все.

— Принято. С утра займусь. Теперь вроде все?

Мы с Борисом уезжаем домой изрядно озадаченными. Получив титул (кажется так давно, а на самом деле и полгода не прошло), я твердо знал, что это — мой потолок, все надежды на дальнейшее возвышение связывал с государственной службой. У меня уже и хороший план был, и родичи озадачены. Получилось же в свое время у Милославского вылезти на самый верх, почему бы и мне похожий финт не провернуть?

Теоретически была еще возможность заключить брак с какой-нибудь клановой, как это собирается сделать Митька, но у него и обстоятельства другие — он графский титул деда унаследует, и с происхождением у него все в порядке, в отличие от меня. Да и мысль жениться на той же Машке не вызывала у меня восторга. Чтобы такой мезальянс пошел моей репутации не в минус, а в плюс — одного статуса друга семьи будет мало. Придется либо опять же добиться каких-то должностей или капиталов, что и так собирался делать, либо заставить Марию влюбиться в меня без памяти, чтобы уже она эту идею родне продавила. При полном отсутствии у меня даже подобия романтических чувств к мелкой последний вариант вызывал исключительно отвращение.

А вот теперь получается, что есть еще и зыбкий третий шанс. Зато разом — из пешки в ферзи. Уж не это ли собирались или до сих пор собираются провернуть церковники? Информация хоть и общедоступная, но сейчас, по прошествии почти двухсот лет с момента последнего инцидента, воспринимается скорее как исторический курьез, чем как реальное положение вещей. И никому кроме узких специалистов и в голову не может прийти, что такой финт до сих пор возможен. Я бы, по крайней мере, на месте того чудом выжившего при сводном братце наследника первым делом из родового устава постарался бы этот пункт выкинуть или исправить. Но раз и Борька, и этот болтливый профессор-консультант считают, что родовой устав до сих пор мог сохраниться в прежнем виде — причин не верить им у меня нет.

Потемкины тоже не дураки, и о такой опасности хорошо знают. Но в том-то и дело, что если верить Григорию, им зачем-то нужен видящий.

А еще не стоит забывать, что четырнадцати братьев у меня уже нет. Не факт, что всех Гордеевы упокоили, те же помершие от болезней младенцы на роль регента не годились, так как родились той же зимой, что и Миша, но вот те, что постарше положению наследника и Елизаветы Михайловны теоретически могли угрожать. По крайней мере, дамочка эта у меня теперь N1 в списке кандидатов на заказчика.

Подстава, так подстава…

Четвертое ноября — так и не принятый мною в прошлой жизни праздник. Вот седьмое ноября — это я понимал: в раннем детстве пройтись с колонной маминого завода или даже проехаться верхом на шее у какого-нибудь ее коллеги, помахать шариками и флажками, поорать «Ура» под неразборчивую, но торжественную речь из динамиков, выклянчить и слопать обалденно вкусный бутерброд, припасенный на закусь слесарями, прячущими водку в бездонных карманах… Потом, в старших классах, мы с парнями сами воровато распивали портвейн, шкерясь от бдительного ока классухи за спинами одноклассников, демонстрируя солидарность с кем-то там… Эх, ностальжи… Дальше, понятно, приелось, в училище и армии с их неизменными муштрой и обязаловкой, я этот праздник вообще почти возненавидеть успел, но все равно отмечал, отдавая скорее дань памяти детству и юности, когда и сахар был слаще и водка забористей. А четвертое ноября… не сложилось у меня с ним. Но это так, лирика. Отмечать несостоявшуюся революцию здесь некому, а о предполагаемой дате освобождения Москвы от поляков помнят разве что историки, просто совпало с этим воскресеньем.

Особняк Задунайских блистал. Я, конечно, и не думал увидеть здесь заныканные по углам трупы, но, видимо, подсознательно все-таки ожидал чего-то такого, потому что в холле поймал себя на внимательном осмотре стен и пола в поисках следов стычки. К чести ремонтников — не нашел. Борис тоже с любопытством вглядывался в интерьер, и почему-то уверен, что с теми же мыслями.

Верхнюю одежду унес незнакомый прислужник. Заминка вышла только с Бориными перчатками: поняв, что снимать их мой приятель не собирается, лакей впервые выдал тень чувств на невозмутимом до этого лице. Номерочков нам не дали, но судя по отсутствию какой-либо реакции у Черного, так и должно было быть. Провожая взглядом собственное пальто, решал в уме задачу: как вновь нанятая прислуга при таком наплыве гостей умудряется запомнить, кто и что сдавал, чтобы вернуть по окончанию приема? Впрочем, как-то должны, не мои проблемы.

На входе в зал выдали встречающим хозяевам положенные в таких случаях дежурные поздравления, княжеское семейство успешно сделало вид, что лишь наших слов им не хватало для полного счастья, и, довольные друг другом мы разошлись в разные стороны. Точнее, это мы пошли, а Задунайские остались стоять на месте, приветствуя идущих следом. Гостям нашего ранга предписывалось прибывать точно в указанное время, так что в особняке мы оказались одними из первых.

Понаблюдали за парадом тщеславия, осторожно комментируя некоторые вычурные наряды, поприветствовали редких знакомых. Обнаружившийся в зале профессор информатики Колесников даже попенял мне, что я так и не зашел к нему на обещанный чай с интеллектуальной беседой. Пришлось каяться и торжественно обещать, что больше так не буду. Засвидетельствовал свое почтение и одиноко поедающему бутерброд Милославскому, прибывшему даже раньше нас. Хотел было последовать его примеру и цапнуть что-нибудь со стола, но Борька гневно шикнул, пришлось терпеть — до прибытия императора нарушать дизайн угощений было моветоном. Это Тихон Сергеевич всегда мог отбояриться заботой о боссе: дескать, жертвуя собой, проверял на отраву, а вот у нас никаких объективных причин отступать от регламента не было. Так примерно час и прослонялись по залу, изредка вступая в необязательные разговоры с разными людьми.

Константин Второй изволил прибыть не в сопровождении супруги, которой по слухам нездоровилось из-за новой беременности, а с какой-то родственницей.

— Аврора… — понеслись шепотки по залу. Я закрутил головой в поисках символа революции, но оказалось, что так зовут спутницу императора.

Да… Крейсер уже не тот…

Мой всезнающий вассал шепотом просветил меня, что это — двоюродная сестра его величества, которая успела сходить замуж за границу, успешно там овдовела, прибрав немаленькое состояние мужа, а теперь вернулась в отчий дом на попечение царственного кузена.

— А чего все шипят? — еле слышно, не размыкая губ, спросил я у Бориса.

— Ожидали с императрицей, — таким же макаром ответил приятель.

Дальше пошли приветственные и поздравительные речи, которым пришлось верноподданнически внимать и аплодировать. А потом, наконец-то, стало можно веселиться и есть.

В четырех больших разноуровневых помещениях гостям предлагали всевозможные развлечения: в ВИП-зале играла негромкая музыка популярного ансамбля, а высокие гости играли в карты и общались. Не скажу, что сидели, как приклеенные, периодически, то одни, то другие, или даже целые компании выбирались «в народ», но в основном кучковались в своей резервации. Не попавшим в этот список «священных тридцати девяти» дозволялось лишь фланировать по широкому проходу в надежде обратить на себя внимание и получить приглашение за чей-нибудь столик. У некоторых доходило до абсурда: едва выйдя за арку, отделяющую ВИП-зону, тут же разворачивались и топали в обратном направлении, изо всех сил делая вид, что оказались здесь чисто случайно. Для галочки мы с Борисом тоже прошлись вдоль цвета нации и на этом успокоились. В залах попроще можно было послушать и посмотреть выступление артистов, поесть со шведского стола и даже потанцевать. Изнывающих от скуки дамочек было полным-полно, так что мы не теряли времени даром.