Комсомолец. Часть 3

* * *

Новую учебную неделю я большей частью посвятил подготовке журнальных статей. В общежитии появлялся поздно — сложил с себя обязанности повара в пользу Славы Аверина (другого варианта не было, потому что Паша Могильный теперь ужинал не с нами, а вместе с Олей Фролович). С понедельника и по четверг я дотемна засиживался после занятий на кафедре высшей математики — времени на приготовление пищи не оставалось. Я готовил. Но не ужины, а свои (теперь уже наши) доказательства гипотезы Пуанкаре к публикации — в компании профессора Перельмана и доцента Попеленского.

Самуил Яковлевич, будто секретарь-машинист, стенографировал мои объяснения, дополнял их собственными уточнениями. Он делал нашу работу сверхподробной и «разжёванной» до мелочей, словно намеревался опубликовать её в журнале «Юный техник». Где именно профессор хотел разместить статьи, он пока не признавался. Перечислял названия журналов неуверенно, будто сомневался пока, захотят ли нас вообще печатать. Отсюда я сделал вывод, что заведующий кафедрой высшей математики — значимая величина лишь в масштабах Зареченска и горного института (догадывался об этом и раньше).

Однако я не сомневался, что Перельман поможет моей научной карьере набрать нужное ускорение. От него и требовалось — лишь помелькать со своими регалиями (учёным званием и учёной степенью) перед редакциями журналов. И засветить там некоего молодого и талантливого Александра Усика (с которым иначе и разговаривать бы в учёной среде не стали). На долгое сотрудничество с профессором я не рассчитывал (как и быстро обзавестись собственным звучным именем). Но планировал с его помощью подобрать для будущих своих «открытий» «соавтора» поименитей. А пока изображал перед профессором наивного юного гения.

Стремился показать свою пользу и Виктор Феликсович Попеленский. Доцент задерживался в нашей компании без особого желания, будто отбывал повинность. Но исправно выполнял функции добытчика продуктов питания, официанта и бариста. Потому что тоже надеялся «урвать» свою долю известности и премий, которыми обещала разродиться затеянная нами серия журнальных статей, касавшихся доказательств гипотезы Пуанкаре. Ради будущих плюшек Феликс даже перешёл в общении со мной на уважительное «Александр Иванович», подражая профессору Перельману (называл меня по имени отчеству только на кафедре — не при других студентах).

Помощь Попеленского мне не требовалась. Но я не спешил от неё и отказываться. Воспринимал доцента приложением к профессору. С удовольствием поедал добытые Виктором Феликсовичем в столовой института пирожки и котлеты, пил мерзкий, но вызывавший ностальгические воспоминания кофе. А вот чай Феликс заваривал неплохой. И даже рассказывал анекдоты — в этом я убедился в четверг вечером, когда мы с профессором прервались на чаепитие (Перельман удивился преображению Попеленского не меньше меня). Так что я намеревался терпеть общество Феликса и дальше.