Догнать и перегнать 1978

Глава 33. Красноречивое молчание «Центра»

«Почему молчит центр?» — именно этот вопрос ежедневно и даже по несколько раз на дню я задавал себе.

Справедливости ради, нужно сказать, что этот судьбоносный вопрос я задавал не только себе, но и Кравцову.

В конечном итоге, своего личного телохранителя я им так достал, что он по пять раз в день ездил в пункт междугородней связи, где, наводя шорох среди телефонисток, добивался связи с Москвой.

А она всё молчала и молчала, вновь и вновь твердя лишь одно:

«Васин, готовься к гастрольному туру».

На это я тоже молчал, и устами своего верного телохранителя, категорически отвергая саму идею музыкальной деятельности, вновь и вновь призывал их к выдаче заветного разрешения на съёмки и началу формирования бюджета.

Полное непонимание идей и чаяний друг друга обе стороны конфликта, приводило меня в бешенство. Создавалось впечатление, что наше общение можно смело называть — общение слепого с глухим, где слепой полностью отказывается, что-либо видеть, а глухой что-либо слышать.

Но пойти им на уступки я просто не мог. Я устал. Я ничего не хотел делать. Я не хотел никуда ехать. Я хотел просто жить. Жить на одном месте и заниматься любимым делом.

В душе мне было просто плохо. Хотелось забыться и ничего больше не видеть. Я всячески гнал от себя плохие воспоминания, стараясь выкинуть их из головы и ни о чём плохом не думать.

Это мне удавалось, но лишь на короткое время. А потом на меня вновь накатывала смертная тоска, в которой, поверх двух главных мыслей: «Дадут мне разрешение на съёмку или нет?» и «Нахрена я сделал холодильник?», возникал ещё один вопрос: «Как там Марта и ребёнок?» И именно он, в конечном итоге, затмевая всё остальное, заставлял подниматься с постели и нервно ходить из угла в угол по комнате, не переставая напоминать себе о том, что ребёнок не мой.

«Не мой! И она не моя! Так почему это меня так терзает⁈ — вновь и вновь задавал я себе вопрос и, глядя на стоящий в углу мобильный холодильник, добавлял: — Нафига вы вошли в мою жизнь⁈»

Эти мысли и размышления я гнал как только мог, но они улетучивались на время. А затем вновь, бессовестно возвращались в мою бедную голову и с упоением продолжали меня терзать с новой силой.

— Отвлечься! Забыться! Мотор! — кричал я в пустоту ночи воя на луну.

Но ответом мне была тишина.

Долгие дни тянулись день за днём, но ничего не менялось — всепоглощающая депрессия совершенно не собиралась меня отпускать.

И вот однажды, Кравцов, как всегда, вернувшись из пункта междугородней связи, сказал не обыденное: «Съёмки не разрешают. Предлагают подумать о гастролях», а совершенно иное.

— Васин, она едет.

— Кто? — удивился я необычностью фразы, и быстро сообразив, затаив дыхание прошептал: — Съёмочная группа? Они согласились⁈

— Не они, а она, — ехидно улыбнулся тот и добавил: — Приедет через два дня.

— Но почему так неожиданно⁈ — вскочил я с кровати и начал переживать. — Чего они будут тут делать? Ведь у нас есть только сценарий! Бюджет не выделен! Ничего не обговорено! С руководством тех заведений, в которых мы будем проводить съёмки, тоже никакие переговоры пока не проведены! Да и актёрского состава у нас толком нет!

— Не нужен тебе никакой актёрский состав пока. Достаточно её.

— Кого? Съёмочной группы⁈

— Какой ещё съёмочной группы? Ты про фильм пока забудь. Сейчас не это важно.

— Не это⁈ А что? Музыкальное турне? Я же сказал — мне не интересно! Уже сто раз сказал — сколько можно твердить одно и тоже⁈

— Успокойся. Тебе не об этом сейчас надо думать, — зевнул Кравцов, снимая с верёвки полотенце. — А о том, что ты ей скажешь.

— А что я съёмочной группе могу сказать? Ничего! Разрешения на съёмки нет, а значит — и съёмок нет. Пусть живут в гостинице или где там они собираются разместиться.

— Думаю, она собирается разместиться у тебя.

— Здесь⁈ — я обвёл рукой помещение. — Сюда вся съёмочная группа точно не влезет. А если и влезет, то спать всем нам придётся стоя.

— Кто о чём, а вшивый про баню, — съязвил телохранитель и постучал себе пальцем по лбу. — Не о том думаешь. Лучше думай, что ты Марте скажешь.

— Э-э, кому⁈ — обалдел я от услышанного и переспросил: — Марте? Вебер?

— А кому ж ещё. Марте, конечно. Только она вроде бы уже не Вебер.

— Э-э, почему?

— Потому, что Васина она — фамилию мужа взяла. Ведь муж-то у неё — Васин.

— Э-э, и что? — продолжил я не понимать, к чему он клонит.

— Ничего. Просто сказал тебе, что она — Марта Васина, а не Вебер. И ничего другого, — пожал тот плечами и направился на пляж.

— Да, постой ты, — догнал его я, надевая на ходу шлёпанцы, ибо асфальт под ногами в это время суток был буквально раскалён. — Скажи, к чему ты вообще её приплёл к нашему разговору?

— Ничего я не приплёл. Я лишь сказал, что она едет.

— Кто она⁈ Марта⁈

— Васин, — скинул со своего плеча мою руку комитетчик, — ты на Солнце, что ль, сегодня перегрелся, что слова русские совсем перестал воспринимать? Я же тебе уже пять минут назад сказал, что Марта едет. Завтра в Союз прилетит. А послезавтра к нам — сюда. Так что готовься.

— К чему? — от изумления открыв рот, прошептал я.

— Не знаю, — пожал тот плечами. — К разговору, наверное. Посидите наедине. Обсудите всё.

— О чём мне с ней говорить⁈

— Ну, это уж ты сам, брат, решай, что конкретно своей жене скажешь. Можешь прощение попросить.

— Прощение? Я? За что?

— Как за что? За своё поведение. Ведь во всём же ты виноват.

— Я?

— Конечно, ты. Ты ведь из неё певицу сделал. Вот тебе за неё и отвечать. Если бы не ты, то жила бы она себе да жила — тихо, мирно. А ты без спроса ворвался в её жизнь, перевернул всё с ног на голову, а при первых трудностях удрал в кусты.

— Да она же забеременела, когда мы даже знакомы ещё не были, — напомнил я.

— Не были! Тут ты прав. Но потом-то ты с ней познакомился. Я помню даже, что знакомство то проходило в студии звукозаписи. Прекрасно помню, ибо застал вас там с ней. Так что, это всё было. Впрочем, как и то, что ты женился на ней, — в свою очередь напомнил мне визави. — Поэтому, как не крути, а виноват теперь во всём ты. Именно ты бросил молодую жену, да ещё и с ребёнком.

— Это же бред! — прошептал я, замотав головой. — Всем же ясно, что ребёнок даже не от меня.

— Вообще-то это ясно только тебе. А вот все остальные, ссылаясь на работы учёных, считают, что такие случаи в природе иногда случаются.

— Хватит нести чушь! — отмахнулся я, и хотел было съязвить насчёт формулировки: «авторитетные учёные доказали». Но тут меня посетила неожиданная мысль и я обличающим голосом спросил: — Так это вы новую методичку, что ль, получили? Это новая инструкция такая?

— Это официальная версия, которую тебе будут озвучивать, — крякнул Кравцов. — Так что думай, как с этим разбираться будешь.

— А тут и думать нечего. Не буду я с ней жить. Чувствую себя преданным, — озвучил своё категорическое решение я. — Если бы она мне всё рассказала, то я бы может быть ещё бы и подумал. А так — нет! Предательства я не потерплю!

— А ты ей всё рассказал?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты обо всех своих амурных делах ей рассказал перед свадьбой?

— Я другое дело, — смутился я. — Я мужчина. Да и рожать я не собирался и не собираюсь. А вот она…

— Можешь дальше ничего не говорить. Ты уже взрослый, так что тебе виднее, — ответил тот и, повернувшись, направился к морю.

Чувствуя, что разговор ещё не завершён, направился за ним, раздумывая над вопросом: «Что делать?»

Кравцов, словно бы прочитав мои мысли, продолжая идти, спросил:

— Ну, какой у тебя план? Что будешь желать великий стратег? Или тебе помощь нужна? Подсказать что-нибудь?

— Не надо, — вздохнул я. — Если она сюда приедет, то встречаться с ней не буду. Убегу куда-нибудь в горы на недельку, а как уедет, вернусь. Так что передайте по своим каналам, чтобы она не утруждала себя. Меня она тут точно не найдёт.

— Детский сад — штаны на лямках, — прыснул Кравцов, а затем как бы невзначай добавил: — Кстати говоря, в мировое турне, в которое отправятся группы «Импульс» и «БАК», была включена ещё одна страна. Сказать какая или сам догадаешься?

Я не стал ничего отвечать. Ежу было ясно, что на всякий случай хитрозадые начальники всех мастей включили в список ФРГ. Вот только сделали они это зря — в этот раз идти им на уступки и прогибаться я категорически не собирался. А значит, и ехать ни в какие турне не собирался тоже.

Вечером в мою комнату постучали.

И этот стук меня буквально шокировал. Никто из обитателей дома в дверь не стучал, ибо все привыкли орать друг другу из коридора.

А тут стук.

«Неужели Марта примчалась раньше срока⁈» — обомлел я, открывая окно.

Я не собирался с ней встречаться. Ни сейчас, ни потом! Я не безосновательно опасался того, что, увидев ее, растаю, прощу и вновь пущу её в своё большое доброе сердце.

А этого я не хотел! Точнее хотел, но не хотел, потому что предала! А предательство прощать нельзя! Тем более такое!

— Саша, ты тут? — раздался голос замминистра культуры СССР, когда я уже перекинул одну ногу через подоконник. — Открой, пожалуйста, надо поговорить.

«Ага. Значит, точно прилетели. Мячиков в Москве был ещё вчера».

— Секунду, — негромко произнёс, поправил за спиной рюкзак с продуктами и необходимыми для похода вещами, спрыгнул на землю и через кусты ломанулся куда глаза глядят.