Догнать и перегнать 1978

Глава 35. Я это снял

Через день я был уже в Москве.

Приехав в Минкульт, ещё раз утвердил сценарий и получил разрешение на съёмки. Естественно, в министерстве не могли знать, что снимать я собираюсь не совсем то, что было утверждено, поэтому, не вникая в детали, они быстро проверили тексты и практически без проблем пожелали мне удачи.

Интересовало их всего пару моментов.

— Александр, а почему именно в метро ты хочешь снимать один из клипов? Метрополитен является особо охраняемым объектом и съёмки в нём запрещены, — заявили мне цензоры.

— Так я и не прошу вести съёмку в действующем Метрополитене. Достаточно будет какой-нибудь недостроенной станции или же тупикового пути. Главное чтобы вокруг был нужный антураж — туннель и рельсы, по возможности со шпалами.

— То есть, ты хочешь снять клип о строительстве Метро?

— Угу! Очень хочу.

— Похвально, — похвалили меня министерские, пообещав помочь найти нужную локацию и, пока я не ушел, поинтересовались: — А зачем вам канаты, на подобие тех, что используются на боксёрских рингах?

— Потому что строители, ежедневно ведут бой с природой, словно боксёр на боксёрском ринге сам с собой, — предельно ясно неопределённо ответил я и, поняв, что они поняли, что ничего не поняли, поспешил удалиться.

Встретился со съемочной группой, рассказал им о том, что съемки, скорее всего, начнутся уже завтра и поехал на студию звукозаписи.

В связи с тем, что время записи для меня было давно запланировано, и к моим причудам звукорежиссёры давно привыкли, запись двух композиций много времени не заняла.

В конце рабочего дня ко мне подошли члены «тройки», которые лично контролировали процесс создания супершедевров.

— Саша, скажу тебе честно, мне такая музыка не по душе. Я её не понимаю. Она совершенно не соответствует тем музыкальным канонам, которые уже сформировались в нашем обществе, — нахмурившись заявил Мячиков.

— Ну, а что я могу с этим поделать? — пожал я плечами. — Сейчас мы с вами находимся при рождении новой музыки. А всё новое, совершенно естественно, как правило, вызывает недоверие и опасение.

— Не обязательно, — покачал головой Лебедев. — Все твои композиции, которые были написаны в западнопоклонических стилях — вот они действительно вызывают опасение и даже неприязнь. А нормальные песни, что ты написал, например военные, наоборот, вызывают в душе приятные эмоции.

— Товарищи правы, — поддержал коллег предстатель Госконцерт Минаев. — Эта музыка и сама какая-то дёрганая и слушатель тоже дёрганным станет. Я уж не говорю о сомнительности текстов.

— А что с ними не так? Тексты нейтральные. Я их подредактировал и адаптировал согласно веяниям времени. Так что, там, товарищи, всё чикибамбини.

— Скажу правду: тексты, которые ты написал, это просто какой-то набор слов. Смысла там совершенно нет! Уверен, такая музыка нашему народу вряд ли придётся по вкусу.

— А кто сейчас говорит о нашем народе? Мы же вроде бы о мировом народе говорим, ибо мы в музыкальное турне собираемся⁈ Вот для мировой общественности мы эти песенки и подготовим. Поверьте, они не вы, им она точно понравится.

— Не уверен, — сжал губы в тонкую полоску Лебедев.

— А я уверен! Уверен, товарищи, что нас ждёт успех! И поверьте, для меня, этого вполне достаточно! — отмёл его аргументированную мимику я и, пока меня не прервали, напомнил: — Как вы знаете, все мои прогнозы всегда оказываются правильными. Поэтому не думаю, что вам стоит по этому поводу переживать.

На этом разговор мы закончили и я, взяв записи, поехал к себе домой.

В семь утра, по предварительной договорённости, за мной заехал Кравцов, и мы направились в сторону Дмитровского шоссе.

— Там есть подходящая площадка — небольшая тупиковая ветка, которая давно не используется, — заявил мой помощник-телохранитель. — Заказанный тобой реквизит и актёров, тоже туда привезут. Ребятам из «Импульса» я также дал адрес.

— Отлично, — зевнул я поблагодарив.

— Слушай, Васин, — не отрываясь от управления автомобилем, произнёс Кравцов, — а не расскажешь мне, как у тебя в твоих клипах будут сочетаться рабочие с отбойными молотками в руках, боксёрский ринг и ребята из ВИА, одетые в меховые шубы? Где логика?

— А она, что, должна обязательно быть?

— Хотелось бы, — хмыкнул собеседник и продолжил: — Я, конечно, понимаю — ты человек творческий, на мир смотришь по своему, с головой дружишь плохо, но всё же абсолютный бред-то, зачем людям показывать?

— Товарищ Кравцов, товарищ Кравцов, — показушно вздохнул я, — опять Вы меня обижаете своим недоверием? Где ваш полёт фантазии? Где опережающая время мысль⁈

— Да какой там полёт? Какая ещё мысль⁈ Я твой сценарий прочитал. Там ум за разум заходит. Не удивлён, что министерские до сих пор находятся в шоке.

— И что же их там так шокировало?

— Да всё! А конкретно то, что у тебя, по твоему сценарию ребята из группы «Импульс» то в шубах бегают, то с отбойными молотками стучат по стенам, тем самым показывая работу. Ты думаешь это нормально?

— Смотря что, по-вашему, считать нормой⁈

— Как что? Норма — есть норма. И в ней должно быть не так как у тебя?

— Ну-ка, ну-ка, расскажите же нам скорее, как там, по-вашему, должно быть?

— Очень просто! Твои рабочие, должны были отработать смену. Умыться. И, надев шубы, пойти домой. А вместо этого по твоему сценарию, они у тебя должны будут бегать по рельсам.

— И это всё? — приподнял я бровь.

— Не всё. Ещё многие так и не поняли, зачем четыре гроба с прозрачными крышками ты дал указание сколотить? И для чего ты в них хочешь положить певиц⁈

— Обычные обывательские вопросы, — вновь вздохнул величайший режиссёр и пожурил: — Нет, понимаешь ли, у нашего народа, и в том числе у наших коллег по Минкульт, нужного понимания авангардизма.

— Согласен, — кивнул Кравцов. — Чего нет — того нет! И авангардизма — уж точно. Его ещё в 1962 году при Никите Сергеевиче Хрущёве весь подавили. Ты молодой е щё, не слышал, наверное, как эти твои собратья по разуму художники-авангардисты в Манеже выставку своих работ, сделали. Вот их, так называемое творчество, и разнесли в пух и прах. Лично Хрущёв и разнёс. И к слову сказать — правильно сделал. Не творчество это, а какая-то белиберда.

— Художника понять может не каждый…

— Да что там понимать-то? Если ничего не понятно?

— Сложно сказать, ибо действительно молод, чтобы судить о таких движняках. Но скажу одно, то, что было представлено там, совершенно точно отличается от того, что я собираюсь представить тут.

— Тогда и не называй его авангардизмом. У нас это не любят. Это нервирует начальство. Назови как-нибудь по-другому.

— Как?

— Откуда я знаю? Ты же у нас гений⁈ Вот и наморщи мозг. Но авангардизмом точно называть не надо — плохие ассоциации вызывает. Называй, как угодно, только не так, — дал дельный совет Кравцов, а потом неожиданно предложил, засмеявшись: — Назови — «Васинизм».

— Как⁈ — обалдел я.

— Васинизм, — повторил собеседник. — А что тут такого? Реализм есть. Авангардизм есть.

— Капитализм есть, — стал помогать я. — Социализм есть. Коммуни…

— А вот это не надо! — перебил меня Кравцов, помахав перед лицом указательным пальцем.

— Ну, значит, пусть будет — Васинизм, — улыбнулся я в ответ и, вернувшись к предыдущей теме, стал пояснять. — Так вот, Михаил Алексеевич, смысл этих гробов в том, что в них будут лежать «Белоснежки». А их покой будут охранять гномы, которых будут играть ребята из «Импульса» и мой деревенский друг. Кстати говоря, Сева, Юля и Федя во сколько прилетят?

— В десять утра, — ответил телохранитель и, почесав лоб, сказал: — Ты мне голову не морочь. Я тебя про этих спящих красавиц спрашивал. Почему их так много? Ведь в сказке Белоснежка была всего одна.

— А девчонок из ВИА же у нас четверо! Поэтому, чтобы никому обидно не было, будет четыре Белоснежки. И каждая из них будет символизировать, гм… — я на секунду задумался, пытаясь найти логику и всё связать воедино, и таки сумев в течение долгой секунды это сделать, заявил: — Они будут символизировать Стороны Света: Север, Юг, Запад, Восток. Благо количество певиц с количеством этих самых сторон прекрасно совпадает.

— А, что, этих четверых Белоснежек охраняют четыре гнома?

— Угу. Четыре гнома и Федя, который тоже будет гномом. Гномы работают и случайно будят этих Белоснежек. Те просыпаются и начинают гномов эксплуатировать по полной программе.

— И в чём смысл? — попытался понять неведомую логику комитетчик.

— А Вы не уловили? По-моему, он очевиден. Это же народная мудрость: «Не буди лихо, пока оно тихо!»

— Н-да, — причмокнул Кравцов, вздохнул и риторически предложил: — Может быть к врачу-психиатру заедем? Это по дороге. Тут не далеко.

Естественно, мы ни в какие поликлиники не поехали, а поехали прямиком на съёмочную площадку, ибо личное у нас никогда не перевешивало общественное благо.

Поздоровался со всеми и работа сразу же закипела.

Первым делом осмотрел предложенный под съёмку подземный путь, что было не сложно сделать, так как инженеры по свету установили достаточно большое количество прожекторов. И, нужно сказать, железнодорожный тупик меня вполне устроил. Представлял он из себя точную копию метростроевского туннеля, каким он выглядит для пассажира стоящего на платформе и смотрящего в его глубь. Полукруглые бетонные стены с рёбрами жёсткости, толстые чёрные электрические кабеля, идущие по одной из стен, рельсовый путь и тёмно-коричневые просмолённые шпалы.

— Превосходно, — подвёл итог увиденному я и, кивнув в сторону здоровенных проводов, поинтересовался: — Они под напряжением?

— Нет. Всё давно отключено. Просто висят. Их вскоре должны демонтировать. Это старая ветка. Сейчас она не нужна, — пояснил работник метрополитена, который курировал съёмку от своего ведомства.

— Понятно, но давайте изобразим, что они старые, обветшалые и изоляция проводки местами отсутствует, а провода, раскачиваясь, время от времени задевают металлические конструкции и искрят.

— Но мы же не сможем запитать эту ветку, да и опасно это.

— А ничего и не надо подключать, обойдёмся пиротехникой. Так и быстрее и безопаснее получится, — отвечаю гениальный я, метростроевцу.

Вот и замечательно. Ещё раз осмотрел диспозицию, показал рабочим, куда нужно поставить гробы для Белоснежек, и уже через пятнадцать минут скомандовал:

— Мотор!

Не успели снять первые кадры, как из аэропорта подъехала недостающая часть «Импульса», и я их сразу же, после небольшой гримировки, включил в работу.

Совмещая съёмки Белоснежек, горняков-бурильщиков, пропилку болгаркой небольшой рельсы, и одетых в шубы на голый торс бегающих по тоннелю Севу с Федей, я буквально вынимал из мирового континуума очередные супер шедевры.

По большому счёту, вся съёмка могла занять не более трёх-четырёх часов, ибо снимать там толком было нечего. Однако я приложил все усилия для того, чтобы затянуть съёмочный процесс. Это мне было нужно для того, чтобы съёмочная аппаратура осталась тут на ночь.

Ведь именно ночью, когда все разъедутся по домам, я собрался, вернуться сюда и в компании Севы и Феди отснять ещё несколько сцен.