Битва за Карелию

Глава 2

Бывший военнопленный майор Борис Романенко получил назначение начальником штаба первого сводного Гиперборейского полка, быстро формируемого из освобожденных красноармейцев, не просто так. Командование секретного полигона учло то обстоятельство, что большинство бойцов, оказавшихся в концентрационном лагере оккупантов, попали в плен из полка, которым командовал полковник Кужеметов, а Романенко служил начальником штаба при нем. Подразделение сдалось в плен почти в полном составе, бездарно попав в окружение.

Но, прямой вины майора Романенко в этом не просматривалось. Он всего лишь выполнял приказы полковника Сергея Кужеметова. И пытался отговаривать комполка от ошибочных решений. В злополучное окружение стрелковый полк попал именно из-за ошибочных указаний полковника, который приказал срочно идти на прорыв, не проведя разведку, не имея ни тяжелого вооружения, ни противотанковых средств, ни даже патронов к винтовкам в достаточном количестве. Кужеметов же и приказал красноармейцам бросать оружие и сдаваться в плен без боя, едва кольцо окружения сомкнулось вокруг них, что подтверждали многочисленные свидетели, те самые красноармейцы и младшие командиры из стрелкового полка. Все обстоятельства указывали на то, что главной боевой задачей полковник Кужеметов считал спасение собственной шкуры, даже ценой сдачи в плен без боя всего своего подразделения.

Детектор личностных параметров, как назвал свой новый прибор профессор Игнатов, показывал, что полковник Кужеметов предал Родину. Следствию еще только предстояло выяснить, в чем состоит настоящая причина перехода полковника на сторону врага. Может быть, он поступил так из-за элементарной трусости, может быть, из-за ненависти к Советскому Союзу, или к большевикам, либо лично к товарищу Сталину, либо по причине нелюбви к Советской власти, а возможно, что причина была какой-то иной, личной или корыстной. Но, тщательным расследованием предстоит заниматься попозже. А прямо сейчас руководству секретного полигона приходилось решать слишком много задач, помимо расследований в отношении всяких предателей. Впрочем, их оказалось совсем немного, лишь маленький процент от общего числа. И все они поместились в одну пещеру, которую профессор Игнатов помог превратить в самую настоящую тюрьму с камерами и каменными решетками на окнах, выходящих в сторону реки.

Получив талант управлять Живым Камнем, Аркадий Игоревич с удовольствием занялся самым обыкновенным строительством, легко и быстро преобразуя пещеры силой мысли в отдельные функциональные помещения внутри скал, оснащенные всеми необходимыми удобствами. Под его руководством гражданские специалисты, освобожденные из лагеря, в кратчайшие сроки сделали на речке насосную станцию, подвели водопровод и электричество. Все нужные материалы Игнатов закупал на строительной базе в том же поселке, где размещался и хлебозавод, то есть в России двадцать первого века. И специалисты из сорок первого года, конечно, сильно удивлялись спецификациям этих поставок. Но, поскольку все перед допуском к работам не только давали подписку о неразглашении, а и проходили тщательную проверку детектором личностных параметров, то никто не болтал лишнего, хотя по маркировке поступающих материалов и изделий всем уже было понятно, что поступают они прямиком из будущего.

В сущности, именно Аркадий Игнатов и возглавил де-факто гражданскую администрацию новой территории. Будучи самым настоящим богачом, на свои собственные средства профессор быстро организовал ежедневный подвоз хлеба в необходимых количествах с хлебозавода, расположенного в поселке неподалеку от полигона. А закупки всей остальной еды регулировал по мере необходимости, покупая продукты у фермерских хозяйств, тоже расположенных по соседству. К счастью, даже несмотря на приток большого количества людей, завозить нужно было не слишком много продовольствия, потому что колхозники под руководством Поликарпа Нечаева не сидели, сложа руки, а уже кое-что полезное наработали. Они построили загоны и отловили множество кабанчиков, создав за несколько дней небольшую свиноферму. А еще они сделали большой птичник, начав получать от птиц, похожих на куриц, самые настоящие яйца в немаленьких количествах. Еще и в разведении кроликов колхозники делали успехи.

Поскольку Поликарп Нечаев не переставал жаловаться на недостаточное количество охотников, Игнатов поспособствовал тому, чтобы этот вопрос тоже решить кардинально. Никому не нравилось, что хищное зверье по-прежнему бродило в ближайшем лесу, нападая на людей. И Аркадий Игоревич утвердил постоянный штат бригады охотников в три десятка человек, закупив для каждого из них новые двустволки двенадцатого калибра с соответствующими боеприпасами. Помимо тех охотников, которых изначально привлек к этому делу Нечаев, Игнатов набрал больше двух десятков дополнительно из гражданских специалистов, охотников-любителей, чьи основные специальности пока в промежуточном мире оказались невостребованными по той причине, что до создания промышленности на новых территориях было еще очень далеко.

Пока же самым актуальным оставался вопрос освоения хотя бы ближайших окрестностей. А потому, помимо всех остальных военных и гражданских дел, требовалось немедленно оснастить и отправить не маленькую разведку, как в прошлый раз, а большую комплексную экспедицию, оснащенную всем необходимым. И подготовкой к ней тоже занимался профессор Игнатов, как главный по науке. В качестве научного руководителя экспедиции Игнатов снова назначил кандидата минералогических наук Виталия Покровского. В отличии от прошлого раза, положение облегчалось тем, что среди бывших узников концентрационного лагеря, прибывших из сорок первого года, оказались даже ученые. Имелись геолог, биолог, зоолог и палеонтолог из Ленинграда, которых сразу определили в экспедицию. Игнатов, разумеется, прекрасно понимал, что их знания, по сравнению с наукой двадцать первого века, весьма архаичны. Но, тем не менее, лучше такие специалисты, чем их полное отсутствие.

Конечно, прежде, чем отправлять экспедицию, надо было позаботиться и об ее охране. А в сложившихся обстоятельствах военным было совсем не до экспедиций. Они занимались срочной организацией собственных военных походов в сорок первый год. Вопрос решился довольно просто, когда Игнатов случайно столкнулся у реки с капитаном второго ранга Александром Фадеевым. Тот сидел на большом камне и смотрел на бегущую воду, одновременно пришивая новенькие золотистые пуговицы к своему морскому бушлату, которые ему выдал лично полковник Петр Мальцев, возглавивший интендантскую службу и следящий за всем, что касалось формы и знаков различия новоприбывших. Игнатов подошел, тоже присел на камень и поинтересовался:

— Как вы, моряк, на суше оказались?

Фадеев ответил вполне доброжелательно:

— Очень просто оказался. В плен угодил под Сортавалой в августе. Командовал морской пехотой, которую наш флот высадил для прикрытия, пока корабли Краснознаменной Ладожской флотилии эвакуировали из города все, что можно было вывезти перед самым носом у неприятеля. Не помню, как смяли нас. Контузило меня, а очнулся уже у финнов в плену.

— А здесь вас куда-нибудь уже направили? — спросил Игнатов.

Фадеев отрицательно покачал головой:

— Пока нет, хотя полковник Мальцев и обещал куда-нибудь пристроить. Мало нас тут, моряков. С десяток морских пехотинцев, да я один-единственный из комсостава. А тут войска сухопутные. Вот мы пока особо и не при делах.

Тут Игнатов и предложил:

— А мы, то есть местное научное сообщество, которое я представляю, прямо сейчас экспедицию собираем для исследования окрестностей. По реке экспедиция пойдет вниз по течению. Завтра моторные лодки сюда привезут. Не хотели бы принять участие, как капитан и начальник по безопасности?

Серые глаза Фадеева вспыхнули интересом. И он произнес:

— Почему бы и нет? С флотилией моторок я справлюсь, если уж командовал эсминцем, а потом на Ладоге канонерскими лодками руководил. А безопасность похода обеспечат мои ребята из морской пехоты.

— Значит, вы согласны, несмотря на риск? — уточнил Игнатов.

— Конечно! Лучше идти в поход по реке, чем сидеть без дела на берегу. А риска на войне побольше, чем в любой экспедиции, — ответил кавторанг.

— Ну, тогда нам остается только обговорить детали, — обрадовался Игнатов.

Но, Фадеев неожиданно спросил:

— Вот только вы объясните мне, пожалуйста, цели и задачи предстоящего похода. И вообще, я тут смотрю вокруг и не могу понять, что это за место? Вон там, возле металлической аппарели, ведущей в скальный тоннель, постоянно какая-то неизвестная мне техника крутится, вперемежку с обычной трофейной. Перегружают постоянно что-то. И не пускают туда никого за оцепление. Рыбы в реке полно какой-то необычной, вороны огромные летают, да и зверье водится хищное и очень крупное, судя по шкурам, которые сушатся вдоль скал. А население местное, вроде бы, самые обычные сельчане, говорят, что из колхоза «Красный посев» пришли сюда. Да и мирно здесь, словно никакой войны нет. И погода летняя. Да и время суток разное с одной стороны скал и с другой. Я, как моряк, не могу понять, как такое возможно, чтобы с одного борта корабля наблюдалась осень и ночь, а с другого — лето и день. В чем причины подобного смещения?

Игнатову пришлось отвечать правду:

— Это иной мир.

— В смысле, вы хотите сказать, что мы все уже умерли и находимся на том свете? — пошутил моряк.

Игнатов объяснил:

— Нет. Все мы живы, просто попали в другой мир, отстоящий от нашего во времени и пространстве. Есть гипотеза, что это земля эпохи плейстоцена. Но, пока и это предположение тоже только версия. Стопроцентных доказательств нет. Мы ищем их. В том числе и для этого посылаем экспедицию. Ведь мы здесь совсем недавно. И ничего исследовать толком пока еще не успели, потому что из этого промежуточного мира сразу обнаружили выход на войну в сорок первый год. И этот факт для наших военных сделался приоритетным. Поэтому мне, как научному руководителю, и приходится организовывать экспедицию на собственные средства.

Фадеев спросил:

— А вы сами откуда тут? Явно нездешние, для сельских жителей слишком образованные. Да и военные ваши не очень похожи на красноармейцев. Я, кстати, маркировку прочитал на трубе из нержавейки, которую рабочие для водопровода устанавливали, что выпущена она в 2019-м году, да еще и в Германии. Вы из будущего пришли, или просто немецкие трубы из будущего сюда перетаскиваете каким-то образом?

Игнатов признался:

— Вы верно догадались. Мы из две тысячи двадцатого года. Вон оттуда, где находится аппарель и дыра в скале, мы пришли, а вон там, подальше вдоль берега, арка в сорок первый год. Вернее, уже две арки, одна за другой. Первая выходит на дорогу к концентрационному лагерю, а вторая, возле которой сейчас военный палаточный лагерь разбит и войска собираются, выводит отсюда прямо в скальный массив возле Петрозаводска. А трубы и иные материалы мы покупаем в нашем времени. Там у нас мирно. Германия побеждена в сорок пятом году. И в двадцать первом веке наши страны друг с другом спокойно торгуют.