Некомбатант

Информация полилась из продажного слуги сплошным потоком. Оказывается Феденька, сука такая, уже давно собрался меня извести. Два раза у него срывалось, и вот наконец-то получилось. Узнал о его связях на Лиговке. Хоть и не обо всех, но для начала и этого хватит. Самое обидное, что Прохору посулили за меня каких-то жалкие пятьдесят рублей. Половину авансом, и половину после проведения акции. Ох, Федюша, если посчитаю, сколько ты мне теперь должен… А десяти тысяч, на которые рассчитывали бандиты, у меня с собой не было. Не дал их мне дядюшка. Передумал в последний момент. Но может оно и к лучшему. Не люблю быть должен…

Когда информация иссякла, расширил рану так, чтобы задеть печень. Все, Проша не жилец. А мне надо закончить оформление мизансцены. Достал из кареты пару двуствольных пистолетов и пристрелил четырех бандитов, не приводя их в сознание. Пистолетики — так себе. Но при стрельбе с нескольких метров дырки в организме оставляют приличные. Причем пуля не пробивает тело насквозь, что немаловажно в моей ситуации. Еще одного добил ножом. В дополнение к тому, кого убрали свои же дружки. Будем придерживаться версии, что я застрелил четверых нападавших, а Прохор разделался с двумя, сам при этом пострадав. Баллистической экспертизы здесь нет от слова совсем, а данные персонажи хорошо известны в полиции, так что никто копать особо не будет. Местные служивые мне еще и спасибо скажут. А Прохора похороним с почестями. Как верного слугу, вставшего на защиту своего господина. Конечно, есть в этой версии, шитой белыми нитками, ряд подозрительных моментов. Но полиция будет рада, что избавилась от опасной банды, и раскрыла преступление по горячим следам. Поэтому вряд ли будет сильно усердствовать в осмотре места преступления. А потом восстановить все в деталях будет уже невозможно. Вот от чего надо избавиться, так это от испорченной одежды. В пиджаке, жилете и рубашке дырка от ножа и они залиты кровью. Хорошо, что на брюки не попало. Рубашку рвем на лоскуты и перевязываем истекающего кровью Прохора, которого Ганс уже отправил в спасительное беспамятство. Вот с пиджаком и жилетом сложнее. Приходится имитировать неглубокий порез от ножа, потом еще и шрам останется. Но куда деваться? Все должно быть правдоподобно. Хорошо, что в дорожном чемодане запасная рубашка есть, не придется смущать народ своими голыми телесами. А теперь с большой осторожностью грузим раненого Прошку в карету, сам на облучок, и вперед! До ближайшей станции недалеко, и там даже могли услышать выстрелы. Оттуда и начнем внедрение в местное общество.

Переполох на станции я устроил изрядный. Давно здесь такого не случалось. Подлетает карета, на облучке сидит явно не кучер, а как минимум представитель местной «золотой молодежи», правда сильно помятый, и орет дурниной.

— Доктора!!!

На мое счастье, нашелся и доктор. Остановился на станции передохнуть, а тут труба зовет, клятву Гиппократа выполнять требует. Правда, медикус сразу въехал в ситуацию, и попытался оказать помощь. Но внимательно осмотрев рану, лишь покачал головой.

— Увы, Юрий Александрович. Вашего слугу не спасти. Задета печень, а с такими ранами не выживают. Самое лучшее, что мы можем сделать, это не приводить его в сознание. Мне очень жаль… Давайте Вас осмотрю…

После осмотра доктора и перевязки избавился от испорченных пиджака и жилета, отдав их местным служителям на тряпки, Благо, нашлась у них в подсобке старая куртка служащего почтового ведомства, вот мне ее и уступили за чисто символическую цену, заодно напоив чаем с баранками. Попросили дождаться полицию, поскольку происшествие из рада вон. Давно здесь такого не было. В Петербург уже сообщили. Да я и сам не рвался ехать куда-то на ночь глядя. Прохор вскоре умер, что засвидетельствовал доктор и служащие станции, поэтому торопиться уже некуда.

Утро следующего дня началось с визита полицейских чинов, взбудораженных таким громким событием. Прохора увезли, а мне пришлось общаться с дотошным следователем Петром Крашенинниковым, озвучивая свою версию событий. Один из знакомых моего батюшки. Видимо, поэтому его сюда и направили. Сразу стало ясно, что человек дело знает. С таким надо ухо держать востро. Правда, когда мы прибыли на место преступления, лицо следователя осветила улыбка.

— Ба, знакомые все лица! Говорил же, что рано, или поздно, этим закончат.

— Вы их знаете, Петр Савельевич?

— Очень даже хорошо знаю. Некто Потоцкий Вацлав и Воскобойников Герасим, оба из мещан. Занимались не совсем законными делами, но до сих пор выходили сухими из воды. Двоих не знаю, а вот эти два персонажа уже давно в розыске за старые дела. Не волнуйтесь, Юрий Александрович, в ваших действиях не было ничего предосудительного. Воздух в столице чище станет. У Вас нет никаких подозрений, ради чего они напали на Вас? Ведь ясно, что ждали именно Вас.

— Подозреваю, что всему виной разговор с моим дядей — Давыдовым Игнатом Петровичем, у которого я гостил несколько дней. Он живет здесь, неподалеку. Я попросил у него в долг десять тысяч. И этот разговор могла слышать прислуга. Дядя сначала согласился, но в последний момент перед самым отъездом передумал. Подозреваю, что именно эти десять тысяч и есть причина нападения. И еще один момент. Четверо вооруженных ружьями мужиков, которых дядя выделил мне в сопровождение верховыми, сразу же сбежали, даже не попытавшись помочь. Не верю я, что они просто струсили.

— Пожалуй, такое возможно… Сумма немаленькая, и соблазнит многих преступников… Хорошо, будем работать! Вы себя хорошо чувствуете, Юрий Александрович? Может все-таки в больницу Вас отвезти?

— Не нужно, Петр Савельевич. Я царапиной отделался в отличие от Прохора. Царствие ему небесное…

Мы оба перекрестились, после чего следователь пожелал мне счастливого пути и велел кланяться батюшке с матушкой. Можно было считать, что первая встреча с аборигенами прошла успешно. Меня признали за своего. И мой дальнейший путь лежал в Санкт-Петербург, столицу Российской Империи. Где правит в настоящий момент император Николай Первый. Личность весьма противоречивая. Тем не менее, оставившая заметный след в истории, хоть и не всегда со знаком «плюс». Но если мне удастся изменить ход Крымской войны, то возможно, потомки уже не будут относиться к Николаю Павловичу столь предвзято. Разумеется, речь идет не о либералах, польских «патриотах», всяких народовольцах и прочих смутьянах, являющихся идейными врагами России. А на деле вольно, или невольно работающих над исполнением давней мечты «просвещенной» Европы — уничтожить Россию, как государство. Для них он навсегда останется Николаем Палкиным — душителем свободы.